|
|
|
|
|
ПУБЛИЦИСТИКА
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
ЖИЗНЬ САМА ПЛЫЛА НАМ
В РУКИ...
|
|
|
|
|
|
27.09.76
Здравствуй, душа моя!
(1)
...Научный коммунизм
я завалил, то есть сдал на "хор". В моем положении это
все равно что ноль. Судьбина моя злая - Шикин надо мной покуражился
всласть, да я и сам виноват, шел не полностью готовый. К сожалению,
я не умею, как некоторые - успеть просмотреть все, пусть даже
не очень хорошо. Если уж знаю - так знаю, а если уж не знаю -
значит, вовсе не заглядывал. Обычно получалось, что успевал заглянуть
во все, но тут пяток первоисточников не успел. Просто даже в руках
не держал, и, естественно, именно "Развитие социализма от
утопии к науке" Шикин мне и всучил! (2) Билетов не
было, я же в одиночку прохожу всю полосу препятствий, и он называл
вопросы сам, устно, такое дерьмо насобирал - со всех билетов,
наверное! Естественно, я не стал мемекать и просто попросил что-то
другое. Он дал "Крит. заметки по нац. вопросу". Ответил
я всю эту ересь отлично, но он заявил, что за первый провал оценку
мне на балл снижает. Собственно, он в своем праве, но все равно
сволочь.
Зато Плюснина согласилась
(сама предложила!) расширить сокращенный вариант обратно на 10
страниц. Вроде счастье - а на самом деле просто издевательство.
Я теперь столько даже и не насобираю - вставил обратно бармена-историка
и кое-какие мелочи, все равно получилось только пять. Больше не
могу, чувство эстета протестует, потому что теперь уже остальное
кажется лишним. Во вторник понесу два экземпляра - второй художнику-иллюстратору.
Так что дело, кажется, прогрессирует, тьфу-тьфу-тьфу! Вот, вчера
в ночь вместо чтения первоисточников врезки делал в текст, клеил,
там же торопят. И уже придумал дарственную надпись, которую буду
писать на даримых экземплярах (то есть я не хотел нарочно, но
она сама придумалась): "Путь мой в рудники начинается отсюда.
Выпейте за то, чтобы он оказался как можно более долгим!"
(3)
|
|
|
|
|
|
(1) Письмо написано моей доброй знакомой
Ирине Сапожниковой во Львов. С Ирой мы учились на одном курсе на
Восточном факультете, но после окончания Университета ей не довелось
в Питере зацепиться, и она вынуждена была вернуться в родной город.
Теперь она уже давно в Америке. Я писал об Ире в статье "Кот
диктует про татар мемуар" - это у нее в конце концов сохранилось
конфискованное в 80-ом году "Доверие".
(2) Кажется, Бертран Рассел свое время заметил: "Наука
- это то, чем занимаются ученые". В этом смысле социализм в
ту пору был, безусловно, у нас в стране наукой.
(3) О, эта ерничающая и бравирующая молодежь семидесятых...
Где были наши мозги, умные мальчики и девочки? Нигде их не было,
гонор один, одна поза, тепличные мы мои... Впрочем, нам в этом было
с кого брать пример. Властители дум не шибко нас тут обгоняли, совсем
не шибко... Чего стоит, скажем, сцена из знаменитого горинского
"Мюнхгаузена", когда барон, чтобы вернуться к прежнему
себе после тяжкого душевного кризиса, крушит, как пьяный революционный
матрос, оранжерею и с хохотом пачками кидает на холод ни в чем не
повинные цветы? Ну вернись ты к себе тихо, в сердце своем; зачем
ломать-то все? Очередное "до основанья, а затем..."? И,
срамно сказать, каких-то двадцать лет назад этот двухсерийный гимн
мужской безответственности, эту апологию божественного права диссидента
самодурствовать, предавать и походя требовать жертв (а кто не соглашается
приносить ему себя в жертву, тот, натурально, прихвостень режима
и подлец, ведь все человеки равны, но защитники прав человека равнее)
я смотрел так, что оторваться не мог: вот же, мол, как надо жить...
Колючая проволока советских лагерей охраняла нас в первую очередь
от нас самих! И не в ностальгии по колючке дело - а в том, что этой
простой вещи мы позорнейшим образом не могли уразуметь в течение
нескольких десятилетий; многие и по сию пору не уразумели. О свободе
мечтают, чтобы быть ангелами - но почему-то, получив ее, предпочитают
становиться скотами. При несвободе сатрапы тоталитаризма якобы не
давали людям становиться ангелами - но при свободе всякий, кто мешает
становиться скотом, рискует быть обвиненным в том, что он сатрап
тоталитаризма... Диалектика! |
|
|
|
|
|
Москва-78: Клюева и Беркова в ЦДЛ. Из личного
архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
30.01.77
Привет,
Боря!
Приезжал к нам Миша
Ковальчук на три дня, гулял, трепался, хвалил англо-американскую
фантастику. Привез сразу два печальных известия. Литера А: умер
Беллочкин муж. Инфаркт. Я когда услышал - а услышал непосредственно
в свой кровный день рождения, история играет датами - чуть сам
не перекинулся. Так мы с ним в последний мой вечер в Москве трепались,
он мне свои путевые заметки по Китаю показывал, и обещался в следующий
мой приезд показать еще больше (он там в свое время радары ПВО,
что ли, ставил, по всей стране, и всю страну повидал)... такой
мужик, слушай... Ну, Беллу ты видел, понимаешь, что и муж должен
быть под стать... Хотел в Москву махнуть, но уже поздно было,
в пятницу его похоронили, а я лишь в следующую среду узнал...
А литера Б: параллельно с этим Аркадий Натанович был в реанимации.
Может, ты это уже и знаешь из чьих-либо писем, а может, и нет.
Пошел зуб вставлять, что ли - и вот: спазм дыхательных путей.
Чуть не осиротели мы, Борька!
К непубликации "Убийцы"
я с самого начала готов больше, чем к публикации. Деньги, сволочи,
пригодились бы, ну, не для денег же писать... Черкал еще раз,
и Плюснина теперь требует, чтобы убрал из финала ту девушку, с
которой в альтернативном мире сололминский сын был на озере, а
в конце в нашем мире досталась ученому козлу Пелетье. Я не соглашаюсь,
для меня это принципиальный знак, и это единственное место, где
мы никак не найдем точек соприкосновения. Я думаю, в конце концов,
уже взяв текст у меня, она это вырежет просто редакторской властью,
тем паче, что объем опять надобно урезать странички на четыре.
"Доверия"
покамест не трогаю, но процессы в мозжечке идут. Тут как-то озверел
в читальном зале: конспектировал классика, набрел на едкую цитатку,
и понесло меня - прямо там, в конспектовой тетрадке, только цвет
пасты сменил и пошел ринальдить на несколько страниц, чуть ли
не целый новый эпизод. И главное, штука у меня выстроилась в одну
струнку, все со всем в резонансе. Возьму с собой рукопись в больницу,
там никто не мешает, обстановка спокойная - и время быстрей шпарит...
"Убийцу" я в больнице черкал - понравилось.
Счастливо. Пиши. Покеда.
|
|
|
|
|
|
Москва-78: 8. Ковальчук с собачкой Чапой (моет
ей лапы после прогулки) на старой квартире, еще на Кутузовском.
Из личного архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
03.04.77
Здравствуй,
Борис! (1)
Плюснина уже месяц
в больнице, так что процесс моего выкидывания из сборника опять
застопорился и дает простор для произрастания беспочвенных и
ненужных надежд. "Доверие" урезалось страниц на двадцать
и стало довольно-таки гениальным, но опять - сам понимаю, безо
всякой критики: есть проколы, и главный - Мэлор по-прежнему
проигрывает в яркости и выпуклости по сравнению с Ринальдой
(наверное, ты уж не помнишь, кто там есть кто: Ринальдо - тамошний
правительство, а Мэлор - физик, мальчонка, который все открыл
и чьи аппараты влияли на старты кораблей). А этого никак не
должно быть. Они должны взаимно уравновешивать друг друга, поскольку
в нынешнем варианте Мэлор на Терре тоже становится Ринальдой.
Да и не только поэтому...
Что же до Фела, то
годы и разочарования, похоже, делают свое: погряз наш Бородач
в каких-то радиопьесах (ни уму ни сердцу) и кричит о том, что
ему надо во что бы то ни стало публиковаться, что это сейчас
главное, что надо цепляться за все, что под руку подвернется,
лишь бы после его публикации в "Кольце обратного времени"
наконец-то появившаяся на глазах широкой публики фамилия Суркис
вновь не утонула, ибо начинать потом опять сначала будет еще
труднее. Закрепляться, говорит, закрепляться...
Уж, почитай, два месяца
храню верность пишущей машинке, и по сию пору ни в кого еще
не влюбился. Непривычно это как-то, скудно, пустынно... И отрицательно
влияет на творческий процесс, не могу я писать, покуда не влюбленный...
Спасибо тебе огромное
за фотографии. Сделаны фирменно, аж завидки берут. Со своей
стороны - шлю тебе тоже одну. Называется она "В. М. Рыбаков
и марксизм-ленинизм (аллегорическое полотно)" Надеюсь,
поймешь, что роль м/л выполняет не девочка за заднем плане (не
имеющая к Рыбакову ни малейшего отношения), в ведьмедь за решеткой,
коему Рыбаков дает кусочек сахару (2).
|
|
|
|
|
|
(1) Самому теперь, увы, иногда трудно сообразить,
когда имеется в виду Борис Штерн, а когда - Борис Заикин. Это -
письмо Заикину.
(2) Оттиск этой фотографии у меня сохранился, но качество
очень низкое, потому, видимо, мне и пришлось так тщательно разъяснять
сюжет Борису. Если быть более точным, на ней фигурирует не ведьмедь,
а медведица Машка, на которую я набрел во время лыжных скитаний
неподалеку от питерского пригорода Бернгардовки; ее держали в клетке
на свежем воздухе и чуть ли не в чистом поле (первая встреча с медведем
в клетке посреди снежного пустыря меня поразила в самое сердце)
для того, чтобы, как мне потом объяснили местные, натаскивать собак
на запах... А девочка, попавшая в кадр, действительно не имела ко
мне никакого отношения. |
|
|
|
|
|
Москва-78: Ковальчук на фоне своей библиотеки.
Из личного архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
04.05.77
Здравствуй,
здравствуй! (1)
Ну, вот, Борис Натанович
вышел из больницы и, кажись, без желчного пузыря и двух передних
зубов - ему, видишь ли, потребовалось на операционном столе дать
срочно кислород, А он, здоровенный, челюсти стиснул. Так чтобы
кишку засунуть в рот, пришлось срочно долбануть кувалдой. Очнулся
- что называется, гипс (2). Я ему заметил, что как же он
писать будет теперь - ни зубов, ни желчи, на что он ответствовал,
что желчью не писал и на намерен, а токмо кровию сердца (3).
Вот такая наша главная
новость. Из новостей второстепенных, но могущих заинтересовать...
Ну, например, Рыбакова завернули-таки из сборника. Полтора года
я по требованиям Плюсниной доводил рукопись до блеска (вот это
слово замените, вот этот абзац проясните и сократите строчки на
три, вот эту мысль чуточку отчетливее замотивируйте)... В конце
апреля довела меня до оргазма, заявив, что в пятницу подписывают
договора. И действительно, главная прочитала сборник, подписала
договора с участниками, но по поводу Рыбакова сказала, если верить
пересказу, что по БАМу не соскучилась, или как-то так... Предложено
было мне в два дня (до понедельника то бишь, за выходные) написать,
по сути, новую повесть с теми же героями, тем же началом, но без
правительства, без продовольственной проблемы и без лирики всякой
(стариковскую вдруг вспыхнувшую привязанность Гюнтера к жене Соломина
они тоже объявили сексуальной крамолою под предлогом того, что
детям этого не надобно). Я громко хлопнул дверью, день ходил и
говорил, что надо быть до конца честным перед собой (себе говорил,
а также всем ближним и среднеудаленным), что идти на панель и
насиловать себя и свое творцкое (4) начало постыдно и гнусно,
а потом мне в голову шарахнуло, что ежели я вот так уйду, мой
листаж просто-напросто отдадут кому-нибудь куда менее достойному
оного, и тем инцидент будет исчерпан. Поэтому в воскресенье я
сел и, как я это умею, нашлепал, не разгибаясь, тридцать с чем-то
станиц какой-то гуманной и сладкой фигни, с каковой и отправился
в издательство в понедельник. Естественно, в понедельник меня
никто там не ждал, потому что, давая директиву, они наверняка
были уверены в ее неисполнимости. Я оставил рукопись на столе
и присовокупил записку в стиле: произнеся последние слова, граф
швырнул скомканную перчатку в лицо обидчику и с поклоном удалился.
В частности, в записке той говорилось, чтобы они сами изыскали
способ известить меня о своем дальнейшем решении. Они явно ни
на что такое не пойдут, так что все в порядке, но перед своими
имперскими амбициями я по крайней мере чист - не сам ушел, а пал
смертью храбрых в неравной борьбе. Это - главное. А больше ни
одна сволочь меня в это редакционное дерьмо не затащит. Я бы две
новых повести написал, покуда корпел с этим "Убийцей".
Пусть лежат до куммунизма в столе, при куммунизме прочтут. А кому
надо сейчас - тот прочтет и без типографского набора (5)...
Кстати, о прочтении.
Выслал я Боре Заикину "Доверие" новое, с тем, чтобы
он прочитал и отправил тебе. Тоже только прочесть, потому вышли
мне его по прочтении обратно. По-моему, повесть стала значительно
лучше, хотя мы крупно поспорили с Борис Натанычем из-за последней
главы - он считает, что она вообще не нужна, лишняя и рвет композицию,
потому что он исходит из идеи, будто повесть - исключительно про
Ринальдо, а Мэлор - вспомогательная эпизодическая фигура. Почитай,
одним словом, чем словеси тратить.
|
|
|
|
|
|
(1) А это - Штерну.
(2) Искушенный читатель, несомненно, не может не заметить
сходства кратко описанных здесь фактов жизни Б. Н. Стругацкого и
замечательной сцены из романа С. Витицкого "Поиск предназначения".
(3) Ну и хам я был в молодости! Даже завидую себе тогдашнему...
Нынче сделался такой корректный и тактичный, что со мной стало не
о чем разговаривать.
(4) В тексте письма - именно так. Ирония, ирония, как бы
мы без тебя выживали...
(5) Я даже не подозревал, как был прав. Прочли. Задолго до
коммунизма. Не только без набора, но даже и без моего ведома. Таких
благодарных и внимательных читателей в наше демократическое время
- днем с огнем не сыщешь; под лупой читали, если не под микроскопом... |
|
|
|
|
|
Ленинград-78: Ковальчук на фоне библиотеки
Суркиса.
Из личного архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
28.06.77
Здорово,
душа моя Боря!
...Что пишу сейчас?
Пока ничего, но собираюсь сделать повестушку такую антиписательскую,
с эпиграфом из Энгельса: "Когда дело дойдет до того, что
германский пролетариат расквитается с буржуазией, он при помощи
фонарного столба покажет господам литераторам, этому подлейшему
из продажных классов, что за пролетарии эти господа" (1).
Будет продолжать линию "Веревочки": современность, лирикоидность,
Ленинград. Горю страстию подсыпать песку в буксу колеса истории.
Затащить себя в авантюру с изданиями больше не дам. Думать хочется.
Не писать, абы чего, а думать, потом уж писать, когда станет сказать
что.
Давеча вот в институте выступал с докладом по поводу типологической
принадлежности обществ Востока: доказывал, что там не классы породили
государство, а государственность породила классы. Доказал. Смеху
- полные штаны: они думают, что это я про средневековый Китай,
а это я мое Отечество пою (2).
|
|
|
|
|
|
(1) Речь начинает идти об "Очаге
на башне". Кто читал - знает, что там совсем иной эпиграф;
вещь оказалась куда серьезнее, нежели мыслилась мне в июне 77-ого.
Но, дорогой читатель, если кто-то при тебе начнет вещать, как это
у нас водится, будто серьезные европейские мыслители Маркс и Энгельс
разработали просто-напросто экономическое и политическое учение,
а вот когда оно попало в дремучую тупую Россию, страшные русские
превратили ее в тоталитарную религию для оправдания исконно присущих
им зверских наклонностей - плюньте в глаза этому человеку, он не
знает того, о чем говорит! Или, наоборот, слишком хорошо знает,
чего хочет: лизнуть зад Европе и в очередной раз продемонстрировать
свое презрение к нам с тобой...
(2) Тем же самым силовым классообразованием с беспощадной
настойчивостью занималась в девяностых годах демократическая Россия.
И ни один новый Джилас этим не возмутился, ни один новый Сахаров!
Что-то тут с Джиласами и Сахаровыми не то, при всем моем к исходным
персонам уважении... То есть ругающихся множество, но какие-то они
все сытые, лоснящиеся. И такое впечатление, что им очень весело
ругаться; так и видится у каждого в руке рюмочка "Камю"
или фужерчик "Клико", когда он кричит: "Продажный
компрадорский оккупационный режим!" Сахарову, по крайней мере,
весело не было. |
|
|
|
|
|
Ленинград-78: Суркис и Ковальчук у Суркиса.
Из личного архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
12.08.77
Здравствуй,
Борис! (1)
...Начал сразу две повести.
Одна - про злых империалистов на планетах Ригеля, пародийка такая
(2), другая - лирического характера, с небольшим налетом
фантастики, опять где-то наше время или чуть позднее. От одной
написал семнадцать страниц, от другой - двадцать одну, и опять
завял. Тускло что-то, не работается. Появился какой-то страх перед
работой... Самое забавное, что и страха-то не чувствую, а только
так... гордость уязвленная... Пропала потребность писать, и это
омерзительно. Вместо радостного катарсиса, вместо лучезарного
забвения - скучная, постылая работа, как будто пишешь никому не
нужную статью для никому не нужной стенгазеты... Было бы обидно
исписаться к двадцати трем годам.
Уж лучше бы и не начинал.
|
|
|
|
|
|
(1) Это - Заикину.
(2) Написана так и не была. |
|
|
|
|
|
|
|
|
|