Здравствуйте, дорогой Саша!
   Мне очень жаль, что Вы не вняли вот какому намеку из моего предыдущего письма: когда Вы начнете мне возражать, то ни в малейшей степени меня в моей неправоте не убедите.
   Среди психологических экзерсисов моего последнего романа есть фраза: против базовой системы ценностей не устоят даже самые светлые и пылкие чувства, система ценностей их перемелет. На деле это означает, например, что даже самым нежным и любящим супругам (если они, конечно, не извращенцы) не стоит обсуждать друг с другом собственных любовников и любовниц — слово за слово, совершенно из лучших побуждений и от души, просто стремясь донести свою точку зрения до любимого человека... и вот уже полетели тарелки, и супружества как не бывало. Такие супруги отнюдь не являются так уж сразу плохими людьми. Они просто являются дураками и беспросветными эгоистами.
   Уже с неделю назад я написал Вам ответ, выдержанный в предельно сардонических тонах. Он начинался так.

   Саша, Вы буквально открыли мне глаза на мир. Из Ваших комментариев к цитатам из романа я узнал столько нового, сколько за всю предыдущую сознательную жизнь не довелось. Честное слово, ни Тойнби, ни Хантингтон, ни Панарин, ни прочие болтуны-цивилизационщики, стремящиеся запутать людей кажущейся сложностью совершенно простых проблем, и рядом не лежали. Еще в семидесятых годах, слушая по неискоренимой российской привычке Би-Би-Си и "Немецкую волну", я усвоил много похожих слов; но у них это были просто слова, пропагандистское словоблудие обо всем и ни о чем, а у Вас что ни фраза — то в точку, что ни идиома — то конкретный рецепт преодоления трудностей. Пожалуй, из великих мыслителей я могу поставить с Вами рядом только журналиста Бабицкого — но и ему не хватает Вашей пылкой искренности, Вашей последовательности и Вашей железной логики.
   Я прекрасно Вас понимаю даже тогда, когда Вы, от праведного возмущения подзабыв то, что имеете дело с автором текста (уж автор-то помнит, кто из его героев что говорит! это же не статья для публики! впрочем, может, и статью так же написать, а?), в пылу полемики и для вящей убедительности мимоходом идете на прямой подлог. Объявив сначала сошниковский текст идейной основой, Вы затем в качестве Сошникова цитируете и маниакального Бережняка, и несчастных пенсионеров из "Бандьеры". Это же ясно, что если к их репликам удачно приставляются Ваши возражения — Вы не могли пройти мимо возможности всех их процитировать и затем опровергнуть! Главное — чтобы было побольше предлогов высказать новые умные мысли, терпеливо и настойчиво вразумляя сущеглупых бандитов, притворившихся мирными хулиганами.

   Мне действительно уже совсем не хотелось пытаться возражать Вам, так сказать, по существу. Когда я читал Вашу "переписку с друзьями", которую Вы мне любезно прислали в бумажном виде, мне еще казалось, что между Вами и ими просто имеет место искреннее недопонимание, которое возможно устранить при затрате определенных интеллектуальных и духовных усилий. Ваш ответ на мое письмо и разбор моего романа убедили меня, что я имею дело с установкой, с методологией, ибо для Вас целью дискуссии, на мой взгляд, является сама дискуссия как таковая.
   Ну о каком конструктивной обмене мнениями может идти речь, если даже при нашей с вами априорной (я на это надеюсь) доброжелательности Вы то и дело в ответ прибегаете к доводам типа "ты сердишься — значит, ты не прав", "я могу гордиться своей ролью", "Вам этого не позволят" и так далее.
   Вы явно не желаете ни понять, ни даже переубедить — только бы переспорить. Отбить удар.
   Отвечая в той же манере, я мог бы длить этот унылый, бессмысленный пинг-понг и тоже долго писать о том, что "раз я вызвал столь бурную реакцию — стало быть, написал что-то очень правильное", что когда Вы ощутимо заволновались по поводу сравнения кровавой мацы и рабской лености, "Вы рассердились — значит, Вы не правы", и Бог знает, что еще. Но это очень скучно и на это очень жалко времени. Я не понимаю, как Вам его не жалко. В том письме у меня была фраза:

   Мы не экономим на идеологии, а Вы не экономите на самолюбовании.

   Именно поэтому я избрал для того своего ответа внеаргументационный, абсолютно эмоциональный тон. Мне хотелось довести до абсурда ту реакцию, которую Вы, если бы рассчитывали хоть на какую-то положительную реакцию собеседника, должны были бы ожидать как следствие Вашей критики. И — хотя бы так, поскольку эта реакция заведомо невозможна, попытаться донести до Вас свое ощущение бессмысленности многих Ваших замечаний вообще.
   Однако когда я дал прочитать Ваши письма и свой ответ своему весьма умному и довольно доброму другу, мне пришлось услышать примерно следующее: ты-то зачем опускаешься на уровень разговора, при котором стараются по возможности доставить боль собеседнику?
   Это меня насторожило. Да что там — просто убило. Я этого совершенно не хотел.
   Да, в том письме у меня было, в частности, и вот что:

   Каюсь, поначалу я не мог понять, зачем Вы столь обильно цитируете Гитлера. Ну не для того же, в самом деле, чтобы убедить: если Гитлер довольно часто перед обедом или ужином говорил: "Я голоден" или "Хочу есть", антифашистски настроенные люди доброй воли должны напрочь выбросить все подобные выражения из своего лексикона пожизненно. Потом до меня дошло. Вы, как человек очень тактичный, сами не захотели этого высказать впрямую, ограничившись завуалированными экивоками, но ведь именно Гитлер первым по-настоящему понял, что на планете есть только одна представляющая серьезную опасность для цивилизации раса недочеловеков — славяне. Особенно их восточная, самая многочисленная и самая тупая ветвь.
   И действительно, на всей планете диалектика, и только в
России — бег по кругу. Действительно, везде власть, и только в России во все века и навсегда одно сплошное иго. Действительно, только в России Шнитке может существовать одновременно с "Наной", а во всем мире — один сплошной Шнитке. Действительно, если народ смог (наверняка смог, разумеется, это же очевидно! кто не смог, тот не народ!) отвергнуть такую культуру, значит, это уж ТАКОЙ народ... ох! Слов нет!
   А дело из осознания всех указанных поразительных особенностей следует лишь одно: отменить народ. Свежая мысль какая! Я был буквально поражен и заворожен простотой и радикальностью вытекающего решения. Низкий Вам поклон, Саша.
   Ну ведь и впрямь: только у ацтеков, майя и русских были красочные человеческие жертвоприношения. Однако с ацтеками и майя, слава Богу, испанцы вовремя разобрались. Спасли доколумбову Америку от этих чудовищ. А вот с русскими промашка вышла. Эх, если бы евреи сумели вовремя наладить с Гитлером конструктивное сотрудничество — тогда общими усилиями они точно навели бы в Евразии порядок и уберегли мир от угрозы с Востока. Но опоздали, жалость-то какая. Не разобрались вовремя.
   Впрочем, не все еще потеряно. Если теперь кто-нибудь нападет на Россию — обязательно надо успеть ему помочь. Будь это хоть муслики, с которыми евреи сами полвека воюют, будь хоть вообще полные отморозки — тут уж неважно, не до красот и изысков поведения, тут надо серьезное дело успеть сделать. Потому что следующего случая может и не представиться — вдруг никто уже больше не нападет?
   Но самое лучшее, конечно — это просто уговорить всех в этой стране самих покончить с собой. Вот так вот писать, писать, капать на мозги, убеждать, что хуже их на свете нет, не было и не будет, и надежды никакой, кроме как всем разом в одночасье принципиально измениться к качественно лучшему... Наверняка ведь не хватает ну еще буквально одной-двух замечательных, по-настоящему умных и добрых статей, чтобы по стране покатилась волна покаянных самоубийств... Куда там Гайана! Не двести человек, а двести миллионов убедить по своей воле отправиться в лучший мир и освободить от себя мир сей — вот задача, достойная гения!

   Вероятно, мой друг прав, и тут я с доведением до абсурда действительно перегнул. Подлинные собственные эмоции исподволь подменили те, которые я старался изобразить в качестве карикатуры.
   Но и Вы посудите сами, Саша. Возможно, ровно в той же степени утратив чувство меры и действуя совсем не сознательно, как и я в цитируемых абзацах, Вы во множестве своих логических построений, эмоциональных характеристик и исторических параллелей исходите из того, что максима "нет плохих и хороших народов, а есть лишь плохие и хорошие люди" все-таки неверна, и на самом деле по крайней мере один плохой народ есть. Нелепо даже называть, какой. Все, дескать, знают.
   Саша, это же правда нацизм. Не по формальному совпадению терминов или формулировок отдельных высказываний, а настоящий, концептуальный, вросший в плоть и кровь, в структуру мышления.
   Вы можете сколько угодно меня пугать, что от некоторых моих высказываний один шаг остался до сталинистских штампов об ужасных наймитах империализма. Все Ваши доводы будут разбиты в пух и прах одной-единственной рекламой, которую я уже дважды слыхал по питерской радиосети (наизусть, правда, не запомнил, цитирую по смыслу): "Еврейская молодежь! Кто хочет посвятить себя исследованию космоса — для вас открыты двери российско-американского специализированного учебного заведения при Центре космических исследований. Обучение бесплатное! Стажировка в Израиле!"
   Стало быть, если правительство вводит национальные квоты в вузах — это фашизм. Согласен. Если правительство берет на себя оплату обучения какой-либо одной национальности среди множества населяющих страну национальностей, а остальные должны платить за себя сами — это тоже фашизм. Согласен. Но если оплата обучения одной из национальностей делается из-за рубежа, а остальные опять-таки должны платить за себя сами — это торжество общечеловеческих ценностей, что ли? Можно ли быть такими лицемерами?
   Впрочем, для Вас это никоим образом не лицемерие, а, вероятно, искренняя убежденность, что так вот как раз и правильно. И если бы российское правительство не разрешило подобную оплату — уже его наверняка обвинили бы в нарушении прав человека и скатывании к фашизму.
   О чем тут говорить? По поводу одной этой рекламы мы от большого безделья могли бы играть в пинг-понг до посинения.
   Дело в том, что все мои доводы и все Ваши доводы, с точки зрения каждого из нас абсолютно убедительные, безупречно сформулированные и высказанные с большей или меньшей степенью искреннего и доброжелательного стремления убедить собеседника — для каждого из визави будут в лучшем случае пустым звуком, а зачастую и злобной дичью. Потому что все мои доводы и все Ваши доводы будут лишь веерами частностей, вырастающих из двух противоположных ответов на один основной вопрос, по поводу которого дискутировать бесполезно, ибо ответ этот чисто эмоциональный. Вопрос этот вот какой: следует ли России продолжать существовать? Я считаю, что следует. Вы, возможно, не отдаете себе в этом отчет, и даже, готов признать, сознательно не желаете ей рассыпаться, но в ее существовании совершенно не заин-тересованы. Пропади она пропадом — Вы огорчитесь разве лишь потому, что станет меньше книг для критики.
   Из каждого варианта ответа на первый вопрос естественно и закономерно вытекают более частные ответы, и тоже прямо противоположные. Если ей следует существовать, значит, ей следует защищаться, если нет — то и нет. Из ответа на этот вопрос — целые пучки более частных третьих и четвертых производных. Например, из первого варианта вытекает то, что жертвы, принесенные для ее защиты, — оправданны и благородны, а жертвы, принесенные для ее уничтожения, — результаты преступного отношения к бесценной человеческой жизни. Из второго варианта вытекает диаметрально противоположное соотношение. Из первого варианта — стремление при модернизации сохранить в максимально возможной степени цивилизационную преемственность и, поэтому, стремление понять цивилизационное своеобразие (в моих художественных и публицистических произведениях последнее стремление порой принимает полемическую, опять-таки до абсурда доводящую заостренность — просто из стремления привлечь внимание к проблеме, разбить шаблоны и штампы, повысить уровень белого шума). Из второго — с неимоверной легкостью изрекаемые констатации того, что русская культура не более чем грабли, на которые дураки наступают раз за разом в течение многих веков, и требования послать ее к чертовой матери и невесть как немедленно и поголовно сделаться какими-то нормальными людьми. И так далее.
   На свете довольно много ситуаций, когда приходится дискутировать по таким мертвым проблемам. Чисто рационально, чисто теоретически найти действительно правильный ответ в принципе невозможно. Понимающие люди, ежели нужда не заставляет, стараются от таких дискуссий воздерживаться — взаимная злость нарастает с каждым витком, время уходит бессмысленно, а толку никакого. А если приходится пускаться в эти тяжкие — то лишь тогда, когда ситуация настоятельно требует именно добиться толка. То есть лишь тогда, когда возникает необходимость объединить усилия для каких-то совместных действий. Поступков. В этих случаях, акцентируя внимание на том общеприемлемом, которое удается отыскать, внимательно пытаясь нащупать предел, за которым конструктивные доводы начинают превращаться в сладострастную ругань, и не переходить его, тактично избегая попусту в тридесятый раз воспитывать друг дружку, стараются найти некий взаимный компромисс.
   Мне кажется, Вам совсем не хочется понять собеседника, даже цели такой не стоит. Вас не интересует компромисс. И это вполне объяснимо — никаких совместных поступков Вы ни со мной, ни с кем из критикуемых не планируете. Честно говоря, мне было бы очень трудно выдумать, какой это мог бы быть совместный поступок.
   И при этом Вы упорно, настойчиво, увлеченно стремитесь раз за разом спорить по основным вопросам мироздания.
   Это упорство начинает убеждать меня, что Вы не требуете от дискуссий никакого иного прока, кроме как позлить собеседника. Подразнить и покрасоваться. Когда нечто подобное — не задумываясь, совершенно по-хамски и бездоказательно — изрекали в свое время некоторые Ваши оппоненты, они казались мне кретинами. Теперь, пожалуй, я склоняюсь к тому, что при всей их ненавистной мне некорректности и безаппеляционности, интуитивно они почувствовали некую толику истины.
   В свете этого Ваши реплики типа "будут бить" выглядят совершенно не мужским кокетством. Боюсь, одним из главных удовольствий, которое Вы получаете от здешней реакции на Ваши эпистолы, является радость от ощущения того, что вот как меня эти тли хотели бы побить, да ручки коротки, через этакую уйму границ ни один не дотянется.
   Я думаю, — вернее, льщу себя надеждой (во всяком случае, пока), что ко мне это Ваше дискутирование ради вящего унижения собеседника не относится. Сколько я понимаю, мы с Вами вполне прилично друг к другу относимся, и вы совершенно искренне, даже этак по-дружески пытаетесь вправить мне мозги. Да только объективно-то получается, что Вы делаете это топором. Потому что Вам даже невдомек, что, например, то, что для Вас — бросок с заливистым лаем по первому же хозяйскому "фас!", для меня — искреннее, выстраданное и, насколько сил и умения хватает, уважительное к противнику стремление защищать Родину.
   Вот.
   Если Вас интересует реакция на Ваши письма, то она такова. Можете обдумать и сделать выводы. Если не интересует, продолжайте свои упражнения без меня, козлом для этой школьной гимнастики я работать больше не буду.
   Не обижайтесь, Саша, если я, несмотря на все свои старания, даже и в этом варианте покажусь Вам излишне резок. Я совсем не нагнетание аффектов ставил целью. Во всяком случае теперь, поостыв.
   Тот вариант моего письма заканчивался так:

   Я очень виноват перед Вами. Конечно, тут и почта в какой-то степени формально виновата — письмо могло бы прийти пораньше, и я немедленно кинулся бы в типографию уничтожать набор своей книжки... Но на самом деле оправданий мне нет. Мне просто-напросто не следовало, не дождавшись Вашего мнения о романе, отдавать текст в издательство.
   И вот роман успел выйти до того, как я получил Ваше письмо. Всего-то недели не хватило!
   А теперь сижу и локти кусаю: это же какую дрянь, какую человеконенавистническую руссофашистскую реакционную мерзость я пустил гулять по свету! Чем я, блин, думал?
   Обязуюсь остаток жизни посвятить тому, что, едва получив очередную получку, буду бегать по магазинам и лоткам, покупать, насколько денег хватит (проклятая, окаянная страна! Платили бы, как во всем мире платят, я бы скупил разом весь тираж!), наличные экземпляры своей гнусной книжонки и — сжигать, сжигать, сжигать! В конце концов, уничтожить ТАКУЮ книгу — это торжество отнюдь не нацизма, а напротив, общечеловеческих ценностей.
   Надеюсь, таким образом я сумею хоть как-то обелить себя в глазах своих настоящих друзей. А когда экземпляры на лотках кончатся — повешусь. Покажу пример остальным баркашовцам.

   На самом деле, Саша, дело совсем не в романе.
Роман — частность, мелочь. Кому-то понравится, кому-то нет; обычное дело. Как говорили у нас в древнем Китае, победы и поражения — каждодневная работа полководца. Мы ведь сейчас о гораздо более серьезных вещах говорим.
   Всего Вам доброго.

   Искренне Ваш
   Вячеслав