|
|
|
|
|
ПУБЛИЦИСТИКА
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
ЖИЗНЬ САМА ПЛЫЛА НАМ
В РУКИ...
|
|
|
|
|
|
Не так давно Андрей
Чертков, известный автор идеи и организатор проекта "Время
учеников", обмолвился мне, что ему пришлось выдержать сетевую
дискуссию с некими коллегами, утверждавшими, в частности, что Рыбаков
- баловень судьбы, все само приплыло ему в руки, и потому его творчество
гроша ломаного не стоит. Насчет творчества - не мне, разумеется,
судить, но насчет баловня… Я, честно сказать, даже не понимаю, что
тут может иметься в виду. Во всяком случае, у меня остались иные
воспоминания.
Я решил их подтвердить
документально.
А документы, собранные
даже по столь частному поводу, могут оказаться небезынтересными,
поскольку эпоха, к которой они относятся, очень уж небезынтересна.
И, как я погляжу, у многих она основательно изгладилась из памяти
- ежели вообще в ней была.
Сразу предупрежу: в течение
многих лет я писал свои письма под копирку отнюдь не потому, что
рассчитывал на пристальное внимание потомков к своей особе, а по
гораздо более приземленным причинам. Когда моя переписка резко возросла,
я вдруг стал обнаруживать, что, получая от того или иного своего
адресата ответ, не могу сообразить, о чем, собственно, этот адресат
мне отвечает. Чувствую, что он продолжает какой-то разговор, но
в чем этот разговор заключался - вспомнить уж не в силах. Или иная
коллизия: жду я ответа на письмо о некоем существенном предмете,
и вот получаю его - но как раз по поводу существенного-то предмета,
из-за которого я так волновался, нет в нем ни слова; и я начинаю
сомневаться: а затронул ли я в своем письме сей предмет, или мне
только казалось, что затронул, потому что я хотел его затронуть,
а задним числом решил, что уже на это решился?
Вот потому я не ленился писать все письма под копирку. Сейчас это
оказалось кстати.
Хронологические рамки
- с момента, когда я впервые всерьез посетил Москву и поучаствовал
в серьезных фантастических заседалищах и до момента первой моей
публикации. Это чуть более трех лет.
Конечно, я не привожу
выбранные письма полностью. Это было бы слишком скучно и слишком
объемно. Оставляю я лишь непосредственно относящиеся к теме пассажи.
В них я иногда, только чтобы скомпенсировать отсутствие контекста
(то бишь, попросту говоря, выброшенных абзацев или фраз), позволяю
себе чуточку вмешиваться в текст и вставлять какие-то слова, не
спросясь у читателя и не поставив по-академичному квадратные скобки.
Но смысл я нигде не исказил, и акцентов нигде не сместил. Все так
и было.
Вот так это было. Вот
так в руки плыло то, после чего эти руки надолго опускались... а
порой - их хотелось долго и старательно дезинфицировать. Сейчас,
нынешним молодым, и не снилась такая легкость успеха. |
|
|
|
|
|
Семинар-77: Стругацкий, Суркис, Ларионова
(перечень здесь и далее дается слева направо).
Из личного архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
20.1.76
Любезная Белла Григорьевна
(1), здравствуйте на многие лета!
Возжелалось мне что-то
посплетничать, да и Феликс (2) зело интересуется, как поживает
его "Астероид" (3), и сколько страничек Вы уже
прочитали, а сам позвонить или написать стесняется. Выполняя Ваши
и ковальчуковские (4) заветы, мы здесь живем дружно. Вчера,
по поводу двадцать второй годовщины моего прибытия на планету
сию, удостоился я облобызания со стороны Оленьки нашей Ларионовой,
а после упомянутого события запрыгал на одной ножке и завизжал
восторженным фальцетом: "Оленька меня поцеловали!" При
всем том улыбки расточались в неимоверных количествах, наверное,
неспроста, потому что теперь друзья из семинара отзываются обо
мне не иначе как "Это вот тот самый, единственный, у кого
прямо по рукописи продали вещь в Штаты", и абсолютно не реагируют
на самые мои страстные опровержения (5). Я представляю,
какое разочарование постигнет их, когда выяснится, что они сами
себя напугали...
С другой стороны, поднялась
какая-то возня против Борис Натаныча, якобы чтобы не вовсе попинать
его из шефов семинара, но, как тут выражаются, "одернуть,
чтоб не зазнавался" (6). Борис Натаныч, правда, об
этом, видимо, знает и пренебрегает, потому что когда набежал я
на братцев прямо в логове их, в Комарове (7), и зашел об
этом разговор, он прямо заявил: "Да знаю я, просто есть люди
со стервозными характерами, не стоит на это обращать внимания"...
Ему, конечно, с высоты виднее, а все-таки противно. Например,
когда уж совсем тихий какой-то старичок, который за три года моего
пребывания в семинаре вообще ни слова не сказал, и я даже имени
его за это время не запомнил, вдруг лепит что-то про негативные
для нашей организации аспекты руководства оной организацией Б.
Н. Стругацким с общеполитической точки зрения (8)...
До свидания. Может,
я еще до Москвы доберусь, тем более, что вот Аркадий Натанович
мне обещал повентелировать касательно Тайбэйского издания мемуаров
Цзо Цзун-тана, а в Ленинграде их нет (9).
(1) Имеется в виду Белла Григорьевна Клюева,
навсегда вошедшая в историю отечественной фантастики уже хотя
бы выпуском блистательной Библиотеки современной фантастики (при
виде аббревиатуры "БСФ" у тогдашних поклонников этого
вида литературы до сих пор сладко перехватывает в горле). Ко времени
нашего знакомства Белла Григорьевна в выпускавшем Библиотеку издательстве
"Молодая гвардия" уже не работала - ее "ушли"
оттуда несколькими годами раньше.
(2) Имеется в виду Феликс Суркис - на то время один из
самых активных членов стругацковского семинара предыдущего относительно
меня поколения.
(3) Не помню, о каком конкретно произведении Феликса тут
идет речь. Может быть, имеется в виду рассказ, который впоследствии
был опубликован под названием, кажется, "Гора" (А вот
и нет. Как любезно поправил меня из Израиля П. Амнуэль, когда
я послал ему почитать сей текст - и он абсолютно прав, стоило
мне увидеть написанное им название, я сразу вспомнил, что так
и есть,- имеется в виду повесть Феликса "Аленкин астероид").
(4) Имеется в виду Михаил Ковальчук, на тот момент - ближайший
мой московский друг на ниве НФ.
(5) Действительно, Белла Григорьевна работала тогда в ВААПе
и держала руку на пульсе издания Стругацких американским издательством
Макмиллана. Мы познакомились с нею годом раньше, во время моей
преддипломной практики (меня привел к ней Миша Ковальчук, к которому
я в один из первых же дней своего двухмесячного пребывания в столице
пришел с рекомендательным письмом от Бориса Натановича Стругацкого,
и мы подружились на много лет - да и теперь не поссорились, упаси
Бог, а просто как-то исчезли друг от друга). Во время совещания
фантастов, происходившего в январе 1976 года (тогда это все было
весьма торжественно и протокольно, в Центральном Доме Литератора),
наше знакомство с Беллой Григорьевной, которая была столь добра,
что даже кров мне, в первопрестольной бездомному, на время совещания
предоставила, стало очевидным для коллег, и меня действительно
довольно долго всерьез подозревали, что я подружился с этой замечательной
семьей отнюдь не просто так, а пытаюсь с лету, нахрапом выйти
таким образом со своими тогдашними опусами на североамериканский
рынок. Именно во время упомянутого совещания (в упор не помню,
как оно в точности называлось) уже я, в свою очередь, познакомил
с Беллой Григорьевной Феликса Суркиса (а вот это помню: какой
вкусной фаршированной рыбой Белла Григорьевна нас с ним однажды
потчевала у себя). В общем, главное - я помню...
(6) Конечно, память моя сохранила, кто именно так выражался
- но все эти давно отшумевшие бури в давно высохшем стакане воды
уж не благодаря мне будут возмущать напоминаниями о себе наше
нынешнее благорастворение воздухов. Плохих людей нет; а что до
ошибок - то все быльем поросло, и не стоит ни малейшего внимания
со стороны двадцать первого века. Я упоминаю о дурацких тех дрязгах
лишь для того, чтобы сделать более понятными обстановку тех лет
и мое собственное поведение - наверняка тоже частенько бывавшее
и бестактным, и глупым... и до тех дней, и после них... Потом
уж я с ухмылкой сообразил, что в той ситуации повел себя точь-в-точь
как юный Юра Бородин из стругацковских "Стажеров": как
выразился Юрковский, если бы сей кадет прослышал, что знаменитый
штурман Космофлота, добрейший Михаил Крутиков ворует и продает
продовольствие, тут же помчался бы к нему объясняться и сразу
понял, что это чепуха. Не такой уж худой способ разбираться, между
прочим - хотя, безусловно, весьма наивный. А вообще-то перечитываю
сейчас эти письма и поражаюсь: ведь ни разу не написал о том,
как в семинаре было увлекательно, интересно, вдохновляюще! Увы,
я тоже отдал дань (к счастью, лишь в ранней молодости) известному
предрассудку, когда все хорошее - как бы само собой разумеется,
о нем, дескать, и говорить не стоит - а вот о пятнах на Солнце
непременно надо защищать диссертацию... Очень многие, к сожалению,
так пишут, а еще больше - так живут.
(7) По сию пору так и не знаю, для написания какой вещи
Стругацкие съезжались в Комарово в январе 1976-ого года... И,
конечно, не считал себя вправе спрашивать - ни когда застал их
без предупреждения в творческом угаре, ни впоследствии.
(8) Совершенно не помню, кто это был и в каком контексте
это было сказано. И слава Богу. Но, конечно, такая мысль не могла
не витать: кто хотел немедленно публиковаться, а не самосовершенствоваться
и умнеть помаленьку, те, вероятно, в ту пору и впрямь могли беспокоиться,
что столь одиозная фигура, как один из Стругацких, ими, пусть
и совершенно формально и номинально, руководит... И не в том страх,
что чему-то не тому научит, а в том, что редактор какой-нибудь,
заслышав вызывающие слова "член семинара Стругацкого",
тут же неизбежно сообщит: "Ваша рукопись не представляет
художественного интереса".
(9) Не нашлось их тогда и в Москве. Это я по молодому делу
шибко губу раскатал... Впрочем, вскоре моя востоковедная тематика
кардинально сменилась, Цзо Цзун-тан - это XIX век, и заниматься
мне этими с точки зрения тысячелетий конъюнктурными проблемами
оставалось мне менее полугода - письмо сие писалось на зимних
каникулах пятого курса. В аспирантуре меня засосало в китайскую
цивилизацию много глубже - в VII век. В этой бездне я по сию пору
и отстаиваюсь.
|
|
|
|
|
|
Семинар-77: Лицами к зрителю сидят: Витман,
Стругацкий, Суркис, Ларионова. Из личного архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
25.06.76
Привет! А вот и мы!
(1)
"Убийцу"
(2) Плюснина (3) - составительница сборника фантастики
"Детгиза" на 78 год - рассмотрела положительно и, повелев,
правда, урезать до 3-х листов (с 5,5), рискнула принять, только
передав Рыбакову просьбицу поторопиться (4) с обрезанием
своего "Убийцы"...
Ну, в больнице-то, и
потом, дома-то сидючи, "Убивца" я порезал, правда, не
до 72 стр. по требованию, а только до 90 (со 131, представляешь,
и это ведь не в журнал какой-нибудь, а в сборник, в книжку!).
Больше резать нечего. Сейчас это еще художественное произведение
- местами скомканное, местами герои чересчур поспешно меняют точки
зрения, потому что вся борьба концепций улетела, не сказавши последнего
"прости", и остались только факты... Дальше, если продолжать
сию кастрацию, то станет голый сюжет, пересказ - либо, что называется,
отрывки из повести. Вот в понедельник буду стоять насмерть. Теперь
у меня программа-минимум на лето: отстоять "Убийцу"
и довести до кондиции "Доверие" (то, что было раньше
"Переселенцами", потом "Сагой о межведомственном
информационном обмене", стало "Доверием") (5)
- сделать из него роман века, с характерами, с цитатами
из классиков марксизма-ленинизма и т. д. - чтобы было сразу видно:
вожди там не даром хлеб едят, а правят по науке...
Прощаюсь - верно, опять
пропаду не меньше, чем на месяц.
|
|
|
|
|
|
(1) Это письмо без единого упоминания имени
адресата написано было, сколько я смог сообразить, в Волгоград Борису
Заикину - памятному нашему поколению обаятельнейшему и весьма колоритному
человеку, поэту и фанатичному собирателю всего, что было связано
с тогдашней НФ.
(2) В конце концов эта повесть вышла под названием "Достоин
свободы". У нее было много названий - "Самый последний
убийца", "Строится дом", даже "Рабочие"...
В опубликованной издательством АСТ антологии рассказов и повестей
"Письмо живым людям", я писал о ней в комментарии так:
"Первая версия была создана в 1973-74 гг. Исходно данное произведение
было всего-то продолжением "Соляриса"... Пожалуй, это
был первый мой опыт в потом столь пришедшемся мне по сердцу жанре
альтернативки. ...Затем начался долгий и весьма мучительный путь
ухудшения произведения... Да, я не оговорился: эта повесть, в отличие
от других долго ждавших публикации и в процессе ожидания претерпевших
основательные трансформации, не улучшилась, а ухудшилась. Причина
тут одна: с самого начала я переделывал повесть не для качества,
а для издания. Она на ту пору казалась наиболее проходимой из всего
мало-мальски крупного, что у меня валялось в столе - и ее время
от времени пытались предложить в какой-нибудь сборник. Хотя дурь
это была немеряная: как ни мотивируй существующую в повести ситуацию
- расцветом ли вегетарианства, происками инопланетного Океана или
разрушением земной экологии уже благополучно сгинувшими капиталистами,
у любого редактора, я полагаю, вся шерсть дыбом вставала, едва он
отлистывал пару страниц: недостаток продовольствия при коммунизме!
Автор охренел, что ли?... Этапов пять-шесть издевательств выдержал
этот текст, становясь все более тощим и убогим, пока наконец не
увидел свет в одном из лениздатовских сборников уже в перестроечные
времена... Позорище. Осел, который долго идет за подвешенной у него
перед носом морковкой, даже если в конце концов и получает ее в
награду за глупость и покорность, ест ее уже порядком подгнившей".
(3) Я ни в коей мере не хочу здесь как-то обвинить или опорочить
даму, собиравшую тот сборник. Я ей сочувствую не меньше, чем себе;
хотя ей приходилось, возможно, куда труднее. Самая беда, если ей
действительно, как мне потом передавали, хотелось опубликовать эту
вещь... Если чего-то не хочешь - так и все равно, можешь ты это
или нет; а вот если хочешь - и не можешь, такая тоска берет... все
мы эту тоску знаем. Вероятно, она действительно старалась, как лучше,
реально пыталась что-то сделать - и в итоге, как говорится, рубила
хвост собаке по частям.
(4) Ах, как умиляет меня это вечное требование начальников
поторопиться! Давайте в понедельник, в среду уже поздно будет! И
потом год ни слуху ни духу... Вот в этом, по-моему, при всех произошедших
на истекшие без малого тридцать лет тектонических сдвигах, начальство
ни на волос не изменилось.
(5) Первоначальный черновик "Доверия" был написан
в январе того года, в июне которого было написано это письмо. |
|
|
|
|
|
Семинар-77: Стругацкий, Суркис.
Из личного архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
26.06.76
Привет, Борис (1)!
Это есть я, как говаривал небезызвестный тебе Шарль Моллар из
"Пути на Амальтею".
Несколько дней назад
выполз из больницы (да и то под расписку оттуда вынутый), где
провел все время госэкзаменов. Самочувствие покамест неважное,
но идею с поездкой к тебе в гости, кою ты выдвинул в предыдущей
депеше, рассматриваю самым серьезным образом. Просьба сообщить
поподробнее ваши одесские статуты и конъюнктуры (2).
Насчет тупика, в коий
ты имел несчастье забрести - что-то я не совсем понял. Если с
"Летописью" еще в какой-то степени я могу придумать,
что тебя обескураживает в дальнейшем процессе ея писания, то в
остальном... Прибедняешься, небось. А бросать писать - пустое
и бесполезное занятие. Если тебе есть что писать - так фига с
два ты продержишься без строчки хотя бы месяц. А если продержишься
- значит, не ты писанину бросил, а она тебя. Не вздумай! Просто
пиши не от головы, а от руки. Рука сама набьется и сама поумнеет.
Голова нужна только на доводке, на почеркушке, когда пролизываешь
или, прости господи, переделываешь под требования данного редактора,
а когда просто несет - грех давать волю голове, она парализует,
голова эта проклятая...
Сейчас довожу помаленьку
повестуху новую - про тоталитаризм при всепланетном коммунизме
(3). Как он необходим и как без него бы все развалилось,
но как он, в свою очередь, порождает новые неразрешимые проблемы.
Черносотенная, можно так ругнуться, штука, у самого волосы дыбом
встают, я от души пытаюсь доказать, что при экстремальных условиях
он и впрямь неизбежно оказывается нужен, чтобы им противостоять,
что он вызывается объективно, а не просто чьей-то злой волей,
главное - до этих объективных условий дело не доводить, а то потом
поздно будет... а мне говорят: здорово ты все это продернул (4),
но загудишь ты с этой штукой (5)... "Убивец"
по сравнению с "Доверием" (название, наверное, опять
придется менять, ибо сняли фильм про революцию одноименный, Феликс
уж меня поздравлял ехидно с экранизацией) - детские хиханьки.
Будет вещь века - с цитатами, экономическим выкладками и пр.
Засим прощаюсь, жмя
твои руки. Слава Ры.
|
|
|
|
|
|
(1) Имеется в виду Борис Штерн. Странно,
но я совершенно не помню, когда и как мы познакомились. Такое впечатление,
что он был всегда.
(2) Выбрался я к Боре лишь год спустя, в июле 77-ого.
(3) Тем, кто не застал тех времен, трудно оценить, чего стоила
(а чего - могла стоить) подобная откровенность, да еще в письменной
форме...
(4) Для тех, кто не помнит значения этого термина: он применялся
прежде всего в области сатиры. Продернуть что-либо - значит, гневно
это заклеймить, по мере сил обсмеяв. Например: продернуть бюрократов.
Или: взяточников (тогда мы были еще очень далеки от мировой цивилизации
и малопонятные, уважительно-научные иностранные термины типа "коррупционер"
или, скажем, "киллер" еще не были в ходу; народ оставался
во тьме невежества и говорил попросту, как при царе Горохе: взяточник,
убийца... Или убийца - это тот, кто просто убил, а вот киллер -
это тот, кто убийцей работает? Мол, человек он хороший, культурный,
своей волей мухи не обидит, просто работа у него такая... Стыдная,
мол, работа - это только та, за которую мало платят, а если платят
немало, такая работа стыдной быть не может...).
(5) Как в воду смотрели. Впрочем, до первых допросов оставалось
еще больше четырех лет. |
|
|
|
|
|
Семинар-77: Щербаков, Веллер, Рыбаков.
Из личного архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
29.07.76
Здравствуй, Борис!
Прости за ложную тревогу:
приехать к тебе, по-видимому, не смогу - все у меня через задницу
в это лето, да и вообще в этот год. Август потребует от меня беготни
по инстанциям в связи с аспирантурой и предстоящими внеочередными
госами, провернуть всю бюрократию Универа из-за одного человека
- это не хухры-мухры. А осенью - одновременно и государственные,
и аспирантские.
Писанина моя через задницу
идет тоже. Насчет Плюсниной - сопли все и слухи. Да, взяла она,
читала, заставила сократить на треть, я сократил, отдал ей через
третьи руки (я с нею лично вообще еще не встречался), и она пропала
куда-то, аж к телефону никто не подходит. Лето... А какие нонче
конъюнктуры - не ведаю и не особенно хочу.
|
|
|
|
|
|
Семинар-78: Стругацкий и ТРИЗовцы (те, что
безуспешно пытались развить нам творческое воображение). Из
личного архива В. Рыбакова
|
|
|
|
|
|
5.09.76
Любезная Белла Григорьевна,
здравствуйте, как и обычно, на многие лета!
За неимением никаких
моих душевных сил, а наипуще того - временных резервов, унижается
Славка Михайлов Рыбаков до писания в Ваш яшмовый адрес скупого
делового письма. Буду краток, но лаконичен.
§ 1. Не сочтите за труд
поелику возможно будет скоро отослать в мой подленький адресёныш
оставленный мною Вам в мой последний приезд в престольный град
эхсемпляр опуса, титл имеющий "Рабочие". Дело в том,
что "Детгиз" вдруг потребовал с меня, ничтожного, 2
(два) эхсемпляра вышеозначенного опуса на предмет отдания одного
из оных художнику для прочтения и проиллюстрирования, я же, не
придавая значения данному, сокращенному варианту противу полного
и не ведая об обычае давания эхсемпляров художникам, печатал его
всего лишь в две закладки. Нижайше об том просим и челом бьем.
§ 2. /авторская ремарка
- шутки в сторону/
Несколько слов о небезызвестном
Вам Феликсе Суркисе.
Я думаю, Вы согласитесь
со мною, что Фил - человек, исполненный всяческих достоинств.
Кроме того, он довольно прилично пишет добрую и непритязательную
фантастику. Вам, возможно, его вещи нравятся не так, как мне,
а мне - не так, как кому-то еще, а кому-то еще - не так, как самому
Филу, но это уже субъективный подход. Фил сейчас в черной или,
по крайней мере, серой инферне (пользуясь выражением чтимого И.
А. Ефремова) (1). По его собственному признанию, его сильно
(на мой взгляд - излишне) окрылило январское пребывание на конференции
(2), и теперь, когда окрыление это не приносит практических
результатов, ему стало не по себе. Возможно также, что определенную
роль в сумме инферногенных факторов играет и то, что упомянутая
Плюснина взяла в свой сборник всех его друзей, от Штерна до Рыбакова,
а к Филовым вещам у нее почему-то несколько лет назад (про меня
в ту пору еще и лапоть не звенел) выработалась устойчивая (столь
же устойчивая, сколь и необъяснимая) идиосинкразия. Возможно,
вы решите, что я слишком уж много на себя беру, но я отдаю себе
отчет в такой возможности и тем не менее пишу то, что я пишу -
в здравом уме и твердой памяти. Фил вскорости вновь будет в Москве.
Не могли бы Вы:
а/ Просто встретиться
с ним на подольше и потрепаться (пардон!) хотя бы так, как Вы
со мною трепались (эгейн пардон!). Я знаю, что одно уже мало-мальски
длительное общение с Вами служит могучим и долгодействующим инферноцидным
фактором.
б/ Воздействовать на
Б. Г. Володина (или на кого Вы, лучше зная обстановку, сочтете
возможным) с тем, чтобы объект Вашего воздействия отнесся чуть
более позитивно (но не позитивистски!) к милейшим рассказам Фила.
в/ Не говорить Феликсу
о таком моем письме.
Припадаю к стопам,
Вечно благодарный Рыбаков.
|
|
|
|
|
|
(1) Почему термин "инферно" мы
употребляли тогда в женском роде - понятия не имею. Не от безграмотности
- это наверняка. Скорее всего, потому, что он воспринимался синонимом
слова "хандра", служа его фантастическим, я бы даже сказал
- профессиональным заменителем. Впрочем, широкого распространения
этот жаргонизм не получил.
(2) Имеется в виду та самая конференция фантастов, о которой
я упоминал в одной из первых сносок; это все еще 76-ой год длится.
Не последнюю роль в означенном окрылении сыграла, я уверен, та самая
рыба на даче у знаменитой Клюевой, фаршированная ее знаменитыми
руками. |
|
|
|
|
|
|
|
|
|