|
|
|
|
|
ОДИН В МОСКВЕ
Вот иду я улицей морозной
Одинокий так же, как недавно
Я бродил по тропам Карадага
И ласкал приветливые волны.
Больно мне, сумбурно и прекрасно,
Странно мне, и жутко, и спокойно.
Все вокруг меня сейчас родное.
Все вокруг меня сейчас чужое.
Индевеют щеки от дыхания.
Я сегодня славно поработал.
Целый день сидел, точно прибитый
Изучал зачем-то чьи-то книги.
Сердце колет, как перед инфарктом,
К горлу подкатили комья крика,
Ненависть бессильная клокочет...
Это я подумал о любимой.
Губы усмехнулись отчужденно.
Ноги зашагали быстро-быстро,
Будто я спасаюсь или прячусь...
Это вспомнил я об отчем доме.
Я не в силах жить чужою жизнью!
Быть другим я просто не сумею!
Плохо вам со мной - давайте сгину
В Коктебель, в Москву или в работу.
Я люблю - но я люблю иначе!
Я нуждаюсь - но не надо дергать!
Господи, как это надоело
Притворяться с самыми родными...
Как чудесно мне в дали беспечной.
Как постыло, пусто, одиноко.
Век бы я не уезжал из дома.
Век бы я домой не возвращался.
1979
(назад!)
|
|
|
|
|
|
ИСТЕРИКА
Все стихи написаны на десять лет вперед
Для кого, сам черт не разберет.
Я сыграть вам что-нибудь здесь очень был бы рад.
Только пальцы слишком уж дрожат.
Где-то вдалеке, за семью семь больших замков,
Сын растет обут, одет, здоров.
Где-то в облаках мелькнул и сгинул поворот.
Не успел, не вырулил и вот:
Тормоза не предусмотрены!
Только прямо! Только прямо!
А ему что неголодному...
Рядом мама. Рядом мама.
Вбит в асфальт промокший бывший листьев хоровод,
Для кого, сам черт не разберет.
Снег пойдет и спрячет грязь и мерзость до весны,
Чтобы кто-то смог поверить в сны.
И глотаю я снотворное.
Но не спится. Нет, не спится.
Не приходят непокорные
Сны, мечты и небылицы.
Все чужое, все непрочно, мизерен улов:
Суматоха на веки веков.
В бой, как мушкетер, за честь и даму поскакал,
Только шпагу где-то потерял.
Ну о чем тут петь, когда пришел такой баланс.
Я и муза дикий мезальянс.
Просто по привычке бьюсь я с ордами невзгод,
Для кого, сам черт не разберет.
1981
(назад!)
|
|
|
|
|
|
ГВАРДИЯ
Печатай шаг, блести, звени металл кирас,
Войска идут на истребление зараз.
А кто зараза император скажет нам.
Бей, барабан, гуди, дурман, парам-пам-пам.
Бей, барабан, гуди, дурман, шуми, греми.
Чтоб обо всем, кроме ружья, забыли мы.
Глаза властителя сочувственно горят.
Пески, снега, болота кровь. Виват! Виват!
Он скажет речь, взмахнет рукой, потом уйдет
К себе домой, где Трах, иль Бах кто разберет?
К нему подкатит императорский дурман
Под неприличнейшим названием: орган.
Ключом скрипичным подтянув колки, болты,
Из скрипки звуки неземной капризноты
Сэр Страдиварий вынет пальцами врача.
Но властелин не вызывает палача.
Но властелину можно слушать англичан,
На чьи штыки швыряет нас наш барабан.
Здесь полковой палач проворно пустит кровь
Тому, кто раз хоть пригубит английский кофь.
Там, вместо грохота и воя кулеврин,
По слухам, тренькает какой-то клавесин.
И при свечах, и при плечах де Богарнэ
Сир позабудет наше адское турне.
Капрал сказал: кто раз узнал дурман один,
Тот вечный раб его, среди саванн и льдин.
Дурманы вместе не сведешь, хоть рой апрош.
Когда попробуешь - тогда с ума сойдешь.
,,,
Над развороченной Европой гул и дым.
Стреляем, режем сира именем одним.
Но оттого ли, что наград его не ждем,
Где ящик с клавишами встретим - вмиг сожжем.
Эх, слушать сладко, словно в дар принять коня,
Как звонко лопаются струны от огня.
И, поджигая полированных зверей,
На миг становимся мы выше всех царей.
1981
(назад!)
|
|
|
|
|
|
ПТИЦА
Не умею я молиться
И секретных слов не знаю.
Труд невольничий, кромешный -
Вот удел извечный мой.
Но порой чужая птица,
Словно вестница из рая,
Пусть случайно, пусть поспешно
Промелькнет над головой.
Я, отбросив нож и скребень,
От рассола вытру руки.
Незаметно, чтобы в спину
Не вонзился свист бича,
Точку, вспыхнувшую в небе,
Спасшую меня от муки,
Поманю и хлеб свой выну,
Что-то доброе шепча.
В бездны царских эргастерий,
В чрево смрадное Аида
Спустится чужая птица,
Пламенный живой цветок.
Среди болей и безверий,
Без сомненья и обиды,
Начинаем мы делиться:
Мне знак с неба, ей кусок.
Знаю: мир везде пустынен.
Беспощаден он к любому.
Этой трепетной пичуге
Зябко так же, как и мне.
Но сегодня не остынет
На пути к гнезду родному,
На пути к птенцам, к подруге
Птица в мертвой вышине.
Ночь. Забылись в общей яме
Все рабы из эргастерий.
Потом залиты их лица.
Надзиратель водку пьет.
Снится звездное мне пламя,
Сладкий запах криптомерий,
И моя чужая птица
В роще чьей-нибудь поет.
1981
(назад!)
|
|
|
|
|
|
БЕСПРИНЦИПНОСТЬ
Ну, вот, я и созрел для веры в Бога.
Но небеса пусты и безвоздушны.
Не пересечь жемчужного порога,
Подле которого кончается дорога,
Ведущая из царства равнодушных.
В медово-светлых, золотых туманах
Все люди станут добрыми, как звери.
Они забудут о врагах и ранах,
О просветителях, мессиях и тиранах...
Но в эту сказку тоже я не верю.
Под звон курантов, главных на планете,
Под звон ручьев, лукавых и тенистых,
Все люди станут добрыми, как дети,
Резвившиеся древле в Назарете...
Заманчива и лжива эта пристань!
И лживы десять заповедей ветхих,
И насквозь лживы кодексы морали,
Куда честнее просто прутья клетки,
Прожектор с вышки, палец на гашетке.
Но Слов дурман всегда был нужен Стали.
И я смеюсь над таинством причастья
И прочей ритуальною усладой.
Смеюсь над обещаниями счастья,
И, глядя, как сгущается ненастье —
Смеюсь. Но не убью. И не украду.
1982
(назад!)
|
|
|
|
|
|
ЗАЕХАЛ В КОМАРОВО
Какой поднялся лес вокруг
Внезапно, вдруг.
Кто ожидать бы мог его
Среди всего.
Всего, что душит, злит, гнетет,
Как недолет. Когда кругом одни врачи
И палачи.
Здесь так светло, и здесь покой
Такой живой.
Песок здесь мягче и теплей,
Чем взгляд людей.
В трудах священных муравьи
И соловьи.
И только наши все дела
Исчадье зла.
Как сладко видеть тишину,
Обняв сосну.
Как странно, слыша гладь воды,
Не ждать беды.
И вдруг, на час поверив вновь
В друзей, в любовь,
Взять ком лягушечьей икры,
Сложить костры.
И, солнца луч поймав стеклом,
Сварить свой дом.
Досыпать горсть медовых трав,
Их здесь собрав.
И выпить это волшебство
И ведьмовство.
И стать сродни траве, икре...
Но не игре.
Гремит водоворот игры,
Круша миры.
Ничтожны правила игры,
Как комары.
Я пас, мне ставки не к лицу,
Как шнапс жрецу.
Чудесно видеть тишину,
Обняв сосну.
1982
(назад!)
|
|
|
|
|
|
НА
СМЕРТЬ ЛИДЕРА
Свет звезды, вчера угасшей, нескончаем
и рубинов.
Но не мы с тобой просили это страшное наследство.
Шелестят, как листья в осень, клочья обветшалых нимбов.
Арки, флаги, фейерверки отравили наше детство.
Ах! Мы не виноваты!
Полосатят потрошенных липкие лучи былого.
Немощной, бездарной ложью нас купили, словно благом.
Схватки, взятки и нехватки одинаково сурово
Судят тех, кто жил и выжил меж Востоком и ГУЛАГом.
Ах, вы не виноваты?!
1982, ноябрь
(назад!)
|
|
|
|
|
|
|