На "Русскую фантастику"На первую страницу
Автобиография
Фотгорафии
Аннотированная библиография
Стихи
Рисунки
Вы здесь!
Вы здесь!
Статьи о Рыбакове
Беседы с Б. Понежатым
     
 
КИТАЕВЕДЕНИЕ
 
     
   
     
 

Эскиз социальной и
административной структуры Тан

 
     
     ...Следует, пожалуй, сказать еще несколько слов о столь интересном термине, как сэ, часто встречающемся в различных контекстах в "Тан люй шу и". В свое время я писал об этом (Понятие личности в танском праве // Народы Азии и Африки, 1984, № 5), но с момента выхода той статьи прошло полтора десятка лет, и вряд ли кто-то запомнил небольшую работу начинающего востоковеда, даже если, паче чаяния, и обратил тогда на нее внимание. Между тем понятие сэ, которое я, за неимением более нейтрального слова, не волочащего за собою ни малейшего сословно-классового шлейфа, перевожу словом "категория", представляется крайне существенным.
   Дело в том, что в самых разных ситуациях правозащита той или иной специфической функции человека, или даже предмета, была значительно интенсивнее правозащиты его статуса, а правозащита статуса, в свою очередь, значительно интенсивнее, чем его правозащита как просто биологического или материального объекта. Посягательство на жизнь человека наказывалось менее строго, чем посягательство на жизнь человека высокого статуса, а посягательство на жизнь человека, выполняющего особую социальную функцию (скажем, посланца, везущего императорский указ) безотносительно к социальному статусу этого посланца наказывалось еще строже. Более того, то же можно сказать даже и о предметах неодушевленных. Посягательство на кражу предмета наказывалось, исходя из его стоимости, куда менее сурово, нежели посягательство на ровно такой же предмет, если он был, скажем, предназначен для жертвоприношений, то есть приобретал особый статус. И тем более сурово наказывалось хищение такого же предмета, когда статус — то есть функция в потенции — трансформировался в реальное, в данный момент происходящее выполнение специфической функции, то есть, скажем, когда предмет был не просто предназначен к жертвоприношению, а уже поднесен в жертву духам (подробнее см.: Рыбаков В. М. Танское законодательство о преступлениях против имущества. — "Петербургское востоковедение", № 1. СПб, 1992). Подобный подход был общим для всех ситуаций.
   Д. Мунро, а вслед за ним Л. Вандермерш применительно к традиционному китайскому обществу вполне обоснованно называют социальными функциями: функции правителя и подданного, отца и сына, старшего и младшего братьев, мужа и жены, друзей — то есть функции, результатом осуществления которых являлось установление пяти базисных типов социальных связей (у лунь), которым общество и обязано возникновением своей структуры. Понятно, что эти функции имеют непрерывный, вневременной характер и не могут быть описаны категориями единичных конкретных действий. Их исполнение является результатом работы основных форм морального долженствования: человеколюбия (сводящегося, впрочем, в значительной мере к беспристрастности) правителя и верности подданного, отцовской любви и сыновней почтительности, снисходительности старшего брата и уважительности младшего брата, справедливости мужа и исполнительности жены, доброжелательности старшего и послушания младшего. Взаимосвязная работа парных сочетаний этих форм порождала пять основных состояний, оформлявших основные типы иерархических связей общества: состояние взаимного морального долженствования между правителем и подданным, состояние родства между отцом и сыном, состояние иерархии между старшим и младшим братьями, состояние различия между мужем и женой и состояние доверия между друзьями.
   Осуществление всего комплекса действий, обеспечивающих то или иное состояние, каждым компонентом той или иной субординативной пары действительно можно назвать социальной функцией данного компонента, однако понятие функции в этом случае оказывается предельно абстрактным. Каждое конкретное действие, входящее в подобный комплекс и должным образом совершающееся в должный, социально обусловленный момент, на период совершения (вне зависимости от его длительности) и будет социальной функцией данного компонента субординативной пары. Сколь бы коротким ни оказывалось такое действие, оно равно является проявлением, воплощением или, если так можно выразиться, результатом ситуационного срабатывания основополагающих социальных функций. Однако, с другой стороны, в силу своей конкретности и конечности во времени такие действия, в отличие от абстрактных социальных функций, поддавались точной регламентации и юридическому регулированию. Это, во-первых, обусловливало их доминирующее значение в триаде "функция — статус — персона" (причем не только применительно к руководящим чиновникам, а вообще к человеку любого положения), а, во-вторых, делало наиболее удобными для выделения тех, кто совершает эти действия неправильно и, следовательно, должен быть "скорректирован" — наказан.
 
 
 

   Эти соображения могут помочь при интерпретации известного термина "сэ" — буквально "цвет" — который и на Западе, и у нас часто переводят словом "статус". Если идея функции доминировала в мышлении той эпохи, именно с ее помощью должно было проводиться вычленение тех или иных групп. Действительно, судя по текстам Танского кодекса, сэ объединяет тех, кто в определенный промежуток времени осуществляет одно и то же социально и юридически значимое действие — служит, вступает в брак, пользуется по той или иной причине той или иной привилегией. Различия в смысловых нагрузках термина были очень точно выявлены Е. И. Кычановым, который подразделил их на четыре группы: во-первых, смысл термина "сэ" может приближаться к смыслу нашего термина "сословие"; во-вторых, чаще всего термин "сэ" указывает на конкретный социальный статус, на место той или иной группы лиц в системе социальной стратификации; в-третьих, он мог обозначать группы лиц, наделенных конкретными правомочиями, имеющих определенную правоспособность и дееспособность; наконец, в-четвертых, он мог обозначать слои чиновников, приближаясь по смыслу к слову "ранг"*. Но даже и эта подробная характеристика не охватывает всего довольно-таки, с современной точки зрения, нелепого по широте спектра значений термина сэ, встречающихся в кодексе. Ну, например: "категория получающих «тень»". Или: "В расчет берутся только мужчины, которые женились, и не говорится о вообще сыгравших свадьбу. Ясно, что женщины не входят в данную категорию". Или: "Тот, о ком было Высочайшее распоряжение с непререкаемым решением, уже удостоен особой милости. Как можно человека, получившего милостивое разрешение, сравнивать с категорией тех, о ком решения выносят суды?"
   Эти различия могут быть объяснены различной длительностью действий, по которым в различных случаях проводилось группирование. Когда действие стабильно, текст подразумевает временную характеристику "всегда" — например, "всегда в период службы во вспомогательном штате". Здесь смысл термина будет приближаться к смыслу термина "сословие", так как более короткие, случайные и разнообразные действия, разделяющие людей на группы более мелкие и имеющие меньшее отношение к социальной организации, останутся вне поля зрения. Когда действие кратковременно, текст подразумевает "в такой-то момент", например, "в момент вступления в брак", "в момент пользования привилегией". Здесь долговременные сэ будут дробиться, внутри всех сословных сэ одновременно возникнут сэ вступающих в брак и т. д.
   В пользу такой трактовки говорит и еще одно, правда, косвенное, подтверждение. Дело в том, что эффект ситуационного срабатывания был, по-видимому, вообще характерен для правовой мысли традиционного Китая. Достаточно снова вспомнить о "тени" инь. Этим термином в литературе того времени обозначался юридически закрепленный и обязательный способ передачи более именитым лицом менее именитому особых экономических и правовых состояний по каналу родственной или, при "тенях" очень высоких интенсивностей, функциональной близости. В зависимости от требования ситуации "тень" проявлялась то в статуциональной функции, определяя образ жизни того, кто ею пользовался (доход, жалованье, поле, налогообложение), то в должностной, давая допуск определенной, зависящей от ранга "тенедателя", высоты для занятия должностей, то в правовой, предоставляя в случае совершения преступлений возможности обсуждения, подачи прошения, уменьшения наказания или откупа — опять-таки в зависимости от ранга "тенедателя". Обращает на себя внимание и то, что эти срабатывания также действовали в течение различных промежутков времени: первая функция длилась от момента получения "тени" практически пожизненно, теоретически до момента прекращения пользования данной "тенью", вторая — в рамках этого более длительного периода на протяжении периода менее длительного, от момента документального выражения желания занять должность до момента окончания службы на той должности, ранг которой соответствовал рангу допуска, и третья — в рамках того же длительного периода практически одномоментно, при разборе дела о совершении данного уголовного преступления.

 
 
 

   Возникает еще одно небезынтересное соображение. Задолго до Тан китайцы знали дисперсию света и придавали этому явлению большое философское значение. Дж. Нидэм отмечает:

   Древнее стекло имело тенденцию к переливчатости, и края его обломков наверняка демонстрировали спектральные цвета. Интерес к спектральным цветам возник в Китае очень рано. Хотя трактат Ши-цзы, приписываемый Ши Цзяо, вряд ли возник в период Чжоу или даже Хань, он явно появился в дотанское время; в нем мы находим: "Пять цветов солнечного света есть сущность стихии Ян, им уподобляются добродетели вана..." (Needham J. Science and Civilization in China. Cambridge, 1962, vol. IV:1, p. 107).

   Неизменное, независимое от внешних условий обнаружение солнечным светом сложной цветовой структуры должно было производить сильное впечатление. Дело в том, что цвет — абстракция; внутри единства (света, то есть одной из форм благого влияния Небес) он как бы не существует, и в то же время незримо и постоянно присутствует, обеспечивая целостность всего единства. С этой точки зрения, функция, например, желтого цвета — вовсе не быть желтым; обретение им своей конкретной характеристики — желтизны — есть момент его отрыва от единства, момент распада единства. Общество, стремящееся к гармонии, могло мыслиться аналогично. Проявление каждой функциональной группой своего действия, столь же жестко и неизменно определенного, сколь неизменны цвета спектра, должно было давать жизнь всему социальному организму.
   Известна древнекитайская концепция параллелизма 5 цветов света и 5 нот музыки; известна также объединительная роль музыки в ортодоксальном конфуцианстве, которое придавало ей значение ситуационного противовеса создающих социальные различия Ли. Но музыка конечна; создаваемая ею гармония пяти нот возникала лишь тогда, когда объединенные усилия различных групп требовались для решения определенной задачи. Иное дело — свет, он беспрерывен; гармония социальных "цветов" призвана была спаять общество навечно. Сэ — не мертвая рамка, но непрерывный и неизменный процесс. Покуда он происходил правильно, надобности в выделении сэ не возникало, и для позитивных рассуждений хватало органического, статичного деления на ученых, земледельцев, ремесленников и торговцев. Однако тот или иной "сбой", а вернее, стремление избежать "сбоя", предугадать его и заранее найти меры его ликвидации (чем и является уголовное право) приводило к необходимости рассмотреть действия функционирующих групп конкретно, прежде всего — назвать эти действия и обусловленные ими обязанности, причем именно те, которые могли быть выполнены неправильно. Именно таким образом выделялась группа лиц, о действиях которых в данный момент шла речь. Благодаря этому термин сэ стал употребляться именно в связи с нарушением гармоничного исполнения социальных функций различного масштаба и длительности, когда требовалась повышенная точность и избирательность, то есть стал термином юридическим, а не социологическим*
.

 
 
     
 
Танский кодекс и его основные положения
 
     
 
   ...Знаменитый "Тан люй шу и" — "Танские уголовные установления с разъяснениями", или, в просторечии, Танский кодекс — принадлежит пока к мало исследованным в отечественной синологии правовым памятником средневекового Китая. Так или иначе этого грандиозного свода касались многие, многие заглядывали в него в поисках той или иной информации по тому или иному поводу, но связным исследованием Танского кодекса, пожалуй, никто, за исключением Е. И. Кычанова, не занимался. Это и понятно. Колоссальный объем текста и сложность языка, парадоксальным образом скрывающаяся за его видимой простотой, ограниченностью лексики и повторяемостью фразеологических оборотов — так в математических трудах то и дело повторяются "следовательно", "отсюда получаем", "после несложной подстановки ясно" и так далее, но что именно "следует" и после какой именно "подстановки", остается за кадром — не позволяли и не позволяют пользоваться кодексом между делом, походя, размышляя о чем-то ином.
   Между тем кодекс содержит массу материала, касающегося самых разных аспектов жизни тогдашнего Китая — экономики и административного устройства, военного строительства и борьбы с коррупцией, быта простого люда и особенностей отправления правосудия. Особое положение занимает такой не на поверхности лежащий вопрос, как этико-философская основа права, сквозящая едва ли не за каждым серьезным предписанием, но почти нигде, за исключением ситуаций наиболее важных — таких, как государственные преступления или внутрисемейные преступления против старших родственников — не прорисованная в тексте явно. За скрупулезным и на вид самоценным подсчетом полагающихся в качестве наказания палок, сроков каторги и прочего таятся завораживающие концептуальные бездны.
   ... Кодекс Тан в том виде, в каком я пользовался им, возник далеко не сразу; предшествовала ему и многовековая традиция, и длившаяся в течение долгих лет кропотливая работа юристов. Начало оформлению танского права положили еще приказы основателя танской династии Гао-цзу, изданные в период окончательного утверждения его власти (618 г.), когда он, уже захватив контроль над столицей страны, повелел отменить все наиболее одиозные законы свергнутой им династии Суй; жестокость ее последнего правителя, а, следовательно, и его законов, вызывала всеобщее возмущение. Смертную казнь Гао-цзу оставил лишь для преступников, повинных в государственной измене, убийстве, грабеже и дезертирстве.
   Окончательно и официально закрепившись на престоле, Гао-цзу повелел главе Шаншу шэна Лю Вэнь-цзину подобрать себе помощников и составить проект уголовного кодекса, имея образцом свод законов, принятый в годы правления Кай-хуан (589 — 600) в суйском государстве — впоследствии кодекс Кай-хуан был заменен значительно более лютым кодексом годов правления Да-е (605 — 617). Кодекс был составлен, но модифицированными оказались лишь пятьдесят три статьи, что мало кого могло устроить в наступившую новую эпоху — эпоху стабилизации и процветания. С этого времени началась работа танских правоведов по созданию кодекса, которая была нацелена на максимально возможное смягчение наказаний и приведение предписаний кодекса в соответствие с практикой жизни, в том числе и с практикой управления. Работа эта проводилась поэтапно, над составлением текстов в разное время трудились различные группы наиболее влиятельных сановников того времени — пока, наконец, в 653 году, под руководством родственника императора Чжансунь У-цзи, не был создан окончательный вариант. Именно на этом этапе в кодексе появились разъяснения — шуи — крайне важный факт появления которых отразился даже на самом названии памятника. Группа Чжансунь У-цзи позаботилась не только о подсудимых, но и о судьях, насколько возможно облегчив их задачу пространными разъяснениями и даже введя в текст, насколько мне известно, уникальный для мировой правовой практики механизм вопросов и ответов. Наиболее частные и наиболее специфические ситуации применения законов, а также их применение в сложных, противоречивых ситуациях прямо разъяснялись в ответ на заданные, так сказать, от редакции вопросы, часто начинающиеся словами: "Еще не знаем, как..."
   Существующие в наше время тексты кодекса восходят к его изданию 737 года — но, по всей видимости, текст этого издания практически полностью копировал текст 653 года; во всяком случае, мы не имеем никаких свидетельств о том, что какие-то положения кодекса за это время как-то пересматривались.
 
 
 
Примечания
 
     
 

Кычанов Е. И. Значение термина "сэ" в VII-X вв. — Десятая научная конференция "Общество и государство в Китае", ч. 1. М., 1979. Кычанов Е. И. Проблемы сословно-классового анализа общества Тан (VII-X вв.). — Сб. статей "Социальные организации в Китае". М., 1981. (назад)

Интересно отметить, что в категориальном аппарате китайского буддизма термином сэ обозначалась буддийская Rupa — преходящая форма, а также образ действий — см.: Soothill W. A Dictionary of Chinese Buddhist Terms. London, 1937. Предложенная в данной статье трактовка вполне сочетается с этими значениями, которые возникали, конечно, не на голом месте, а накладывались на сложившийся к тому времени категориальный аппарат социологии — возможно, оказывая на него, в свою очередь, какое-то обратное влияние. (назад)

 
 

 

 
   
 
 

Оставьте свои пожелания, предложения, замечания.

© В. М. Рыбаков, 1999-2001
© "Русская Фантастика", 1999.
© Miles, дизайн 1999
Веб-мастер - Miles
Корректоры - Б. Швидлер, И. Борисова
, З. Филипенко

 
 
 
 

Страница существует с мая 1999 года.
Любое использование материалов данной страницы возможно исключительно с разрешения авторов.