- Алло!.. Это дежурный конторы "Домгном"? Я это... извините, это Гоша говорит. То есть Георгий Лангустович с Кефали, я здесь живу... Я это... ничего не могу понять... Какие-то люди в бухте, какие-то аппараты... Я здесь прописан тридцать лет, ничего такого не было... и, это, хотел бы выяснить. Что?! Как это так?! Даже это... не предупредили! Я, извините, буду жаловаться, да... Что - "потом"?.. Что "уносите ноги"?! Я это...
Раздались громкие, на все помещение, короткие гудки. Гоша потерянно посмотрел на телефон, отбросил его, заметался по каютке, хватая то одну, то другую вещь. Наконец схватил самое ценное - лежавшую на столе рукопись, сунул ее в матросский сундучок. Прижимая сундучок груди, снова выскочил на палубу и не медля ни секунды сиганул с кормы в воду.
Киногруппа на платформе готовилась к съемке. Операторы замерли у камеры. Пожилой опытный режиссер еще раз спросил у молодой помощницы:
- Значит, все готово?
- Да, Яков Павлыч!
- Вы уверены, что на "Кефали" нет ни одного человека?
- Абсолютно, Яков Павлыч!
Он обернулся к пиротехнику:
- Ваша техника не подведет?
- Никак нет, Яков Павлыч!
- Операторы, имейте ввиду: сделать дубль мы не сможем, второй шхуны не найти.
Операторы подняли над плечами большие пальцы.
Режиссер кивнул помощнице:
- Начинайте.
Она щелкнула перед объективом хлопушкой:
- Фильм "Искатели подводного клада". Эпизод "Взрыв шхуны". Дубль первый и последний...
Режиссер медленно поднял руку и резко опустил. Пиротехник нажал кнопку на пульте.
Оранжево-дымный взрыв разнес бедный парусник на куски. Полетели в воздух, посыпались в воду обломки рангоута...
- Превосходно! - возликовал режиссер. - Снимайте, снимайте!.. Э... а что там такое? Женечка, вам не кажется, что там кто-то плывет? От шхуны к берегу!
Помощница Женя подняла бинокль.
- В самом деле...
- Но вы же утверждали, что на шхуне нет ни одного человека!
- А это не человек, Яков Павлыч. Это, судя по всему, корабельный гном...
- Какой гном?.. Какая разница!
- А корабельных гномов указом городской администрации решено считать сказочными. Значит, несуществующими. Так что не волнуйтесь, отвечать не придется...
- При чем здесь отвечать! Он же мог погибнуть!.. И может утонуть!
- Не бойтесь, Яков Павлыч. Корабельные гномы в огне не горят и в воде не тонут... Смотрите, он плывет, как рыба...
Гоша плыл, толкая перед собой сундучок. Наконец он выбрался на отмель, вышел на берег, оглянулся на горящую шхуну, сокрушенно покачал головой.
- Совсем с ума посходили люди. Никаких законов, никаких правил... Что сказал бы Аполлон Филиппыч...
Он пофыркал, подергал плечами, отряхивая воду, сел на сундучок среди камней. Пригорюнился. Шхуна горела. Посреди воды, суетился буксирный катерок, тащил к выходу из бухты платформу - киногруппа сделала свое дело...
Солнце поднялось уже достаточно высоко. Обсушило Гошу. Но он сидел в прежней позе и почти не шевелился, только двигал мясистыми губами. Это он сочинял подходящие случаю грустные стихи:
На берегу пустынной бухты
Сидишь ты, дом свой потеряв...
Тебе не выйти уж в моря...
Сиди, не трепыхайся зря...
- Простите, пожалуйста, вы не скажете, что случилось с "Кефалью"? - раздался вдруг ясный голосок.
Гоша вздрогнул, мигнул. В двух шагах от себя он увидел тонкие поцарапанные ноги в стоптанных сандалетках. По этим ногам боязливо повел глазами выше - мятые шортики, куцая тельняшка с дыркой на боку, голова с растрепанными, выгоревшими на солнцем волосами. Это был обычный приморский мальчишка - правда, не из тех сорванцов, которым море по колено, а из той нешумной породы, что дает миру юных созерцателей, собирателей раковин и одиноких рыболовов. На облупленном носу мальчика косо сидели большие очки - они ему не очень подходили и существовали как бы отдельно. На плече у мальчика на тонком ремешке висел тяжелый кожаный футляр.
Но даже перед лицом такого безобидного существа Гоша смутился. Он стеснялся людей, особенно незнакомых. Он втянул под тельняшку босые ступни, съежил плечи.
- Я... это... Я вас не совсем понял. То есть не расслышал, извините...
- Я спросил: не знаете ли вы, что случилось со шхуной "Кефаль"? Почему она горит?
- А... я это... да. К сожалению, знаю. Это так называемое кино. Взорвали, сняли, уплыли... и вот...
- Как жалко! Я все собирался побывать на ней, полазить в трюме: вдруг там какие-нибудь тайны...
- Да... это... в самом деле жаль... Хотя особых тайн там, к сожалению, не осталось... Я там прожил тридцать лет и могу... это... засвидетельствовать... Только вот как засунули в трюм взрывчатку, не доглядел...
- Вы с "Кефали"? - недоверчиво обрадовался мальчик.
- Увы, да...
- Значит, вы старый морской волк с парусного судна? - уважительно сказал мальчик.
- В некотором смысле... Только не волк, а... это самое... я морской гном. То есть корабельный...
- Не может быть, - тихо восхитился мальчик. - Настоящий?
- М-м... это самое... Простите, вполне.
- Я первый раз вижу гнома. Только слышал раньше... Нам про корабельных гномов рассказывал дядюшка Юферс, он сторож в здешнем яхт-клубе. Сначала он был боцманом на разных судах, потом, на пенсии уже, завел для моряков приморскую таверну "Долбленая тыква", но его разорили всякие крутые бизнесмены... Знаете, почему у него такое прозвище? Юферс - это круглый корабельный блок с тремя дырками. Будто два глаза и рот. И вот дядюшка Юферс с таким добродушным лицом. Иногда мы с ребятами приходим к нему, и он рассказывает всякие морские истории...
Гоша покивал:
- Да-да. Я... это самое... имел удовольствие быть знакомым с господином Юферсом. Так сказать, это... на литературной почве. Он ведь пишет книгу морских историй... А я... - Гоша застеснялся опять, но собеседник был симпатичный и слушал с интересом. - Я... иногда сочиняю это... стихи. И поэму о клипере "Кречет". Я там обитал в девятнадцатом веке, когда парусных судов было еще видимо-невидимо. С капитаном Аполлоном Филиппычем Гущиным-Безбородько мы были друзья...
Мальчик покивал:
- Дядюшка Юферс рассказывал про этого капитана...
Он сел на низкий камень напротив Гоши, уперся локтями в коленки.
Гоша глянул на собеседника с новым интересом:
- А вы... если я не ошибаюсь... из того разряда человеков... то есть людей... которые еще не выросли и называются "дети"?
- Конечно! Я мальчик, мне зимой стукнуло десять лет... Если бы я был взрослый, меня звали бы Владислав Степанович Ставридкин. А сейчас я просто Владик...
- Это очень славно, - заметил Гоша.
- Да, мне тоже нравится. А вас как зовут?
- Я это... Георгий Лангустович Ныряйло. Но лучше просто Гоша. Корабельные гномы не любят церемоний...
- А ничего, что без отчества?
- Уверяю вас, мне будет это... приятно...
- А вы... не говорите мне "вы", ладно? К мальчикам обращаются на ты, так принято.
- Да-да, я вспоминаю... Когда-то давно мальчики играли у меня на "Кефали" и кричали друг другу: "Эй ты, салага, попробуй нырнуть с бушприта..."
- Гоша, а можно я вас сниму?
- Откуда? - слегка испугался Гоша.
- Да ниоткуда! Этим аппаратом.
- Это, значит, как кино? Простите, но ведь... а что со мной будет? - Гоша опять съежился, оглянулся на догорающую "Кефаль".
- Да не бойтесь, это безопасно! Вы сидите, как сидели...
Владик вскочил, расстегнул футляр, навел объектив...
- Готово... Это хороший аппарат. Мне его папа подарил недавно, когда я четвертый класс закончил. Камера не новая, без автоматики, зато надежная, "Зенит-три "М". Папа им снимал, когда еще школьником был.
- Простите, а кто ваш папа?
- Он яхтенный капитан, работает в яхт-клубе... А вообще-то он все на свете умеет. Он меня научил проявлять и печатать, чтобы не сдавать пленки в лабораторию. Это же дорого...
- Вы правы, Владик. Сейчас, к сожалению, все дорого... Я как-то наведался в редакцию журнала "Приморская лира", спросил, не напечатают ли они какие-нибудь мои стихи. А они говорят: "Пожалуйста, если заплатите четыреста долларов..." Откуда у меня доллары? Я говорю: "Простите, но я слышал, что раньше наоборот поэтам платили за стихи..." А они: "У-у, когда это было!.."
- Да! Дядюшка Юферс тоже говорил про такое. Его книгу не хотят печатать, если он не заплатит за это!
- Все пошло кувырком в этом мире, - грустно сказал Гоша. - Вот и парусников почти не осталось. Где приткнуться старому корабельному гному...
- Ой... - спохватился наконец Владик. - У вас беда, а я... Где же вы теперь будете жить?
- Пойду в контору "Гномдом". Они там обязаны поискать мне жилплощадь. Сами виноваты, что так получилось.
- А где эта контора?
- Говорят, на углу Малой Пристанской и Банного Спуска... Вы не знаете?
- Знаю, это за мостом через Доковый овраг! Хотите, я вас провожу?
- Если вас... тебя, Владик, не затруднит...
- Что вы! Наоборот!
- А ты не будешь стесняться, что идешь с таким... странным существом? Я, по правде говоря, и сам-то побаиваюсь появляться на людях...
- Ну, что вы такое говорите, Гоша! Корабельный гном - это же здорово!.. Да, к тому же, я поведу вас безлюдными переулками...
Они шли по узеньким плиточным тротуарам, по тропинкам, среди покрытых цветущим дроком подпорных стенок. Гоша нес свой сундучок.
- Гоша, давайте, я возьму с другой стороны!
- Что ты! Гномы не замечают тяжести. А этот сундук практически пустой...
Несколько раз попались встречные прохожие - хмурый дядька с удочками, женщины с кошелками. Гоша втягивал голову, а Владик сказал:
- Видите, никто на нас и не взглянул.
- Да-да... Бывает, что взрослые человеки... то есть люди, простите... нас просто не замечают. Особенно те, кто не верит в сказки...
- Ну и пусть, им же хуже!
- М-м... Владик, а вы не могли бы... то есть ты не мог бы помочь мне в одном деле?
- В каком?
- Мне сейчас очень нужна рифма к слову "бухты". Чтобы не прервался творческий процесс...
- Ух ты!
- Прости... что? - слегка испугался Гоша.
- Рифма такая: "бухты" - "ух ты!"... Не годится, да?
- М-м... пожалуй, это... слишком эмоционально... Хотя.. Подожди-ка. А если так? - Гоша, встал на тропинке в позу декламатора. - Вот...
На берегу пустынной бухты
Сидел я грустно поутру.
И вдруг совсем нежданно - ух ты! -
Явился мне спаситель друг!
Гоша, ощутив вдохновение, уже не стеснялся, а Владик смутился:
- Ну что вы Гоша, никакой я не спаситель. Подумаешь, взялся показать дорогу...
- Дело не только в этом! Ты, Владик, вернул мне веру в человеков... то есть в людей...
Они подошли к обшарпанному старинному дому с полуподвалом. В полуподвал вела кривая дверь под перекошенной вывеской:
Городское управление сказочных сфер.
Жилищный трест
ГНОМДОМ
- Владик, я это... пожалуй, пойду туда один. Гномы-чиновники не любят, если люди...
- Ладно! А давайте, я вас подожду! Когда вам дадут адрес, я вас и туда провожу!
- Я... это самое... мне неловко тебя затруднять...
- Да что вы, Гоша! Я же все равно гуляю. Каникулы. Я пока вон оттуда, со стены, поснимаю вид на море. Я хочу сделать альбом "Наши берега"...
- Только не сорвись... Вы мальчики, такие хрупкие, прямо страшно смотреть... Вон, коленки все ободранные...
- Что за беда! У кого из мальчиков они не ободранные? Это же не инвалидность!
- Все равно. Лучше покарауль мой сундук, пока я там... В нем моя... это... поэма про клипер "Кречет"...
- Есть! Буду на вахте! - Владик весело уселся на горбатый матросский сундучок.
В приземистом помещении за деревянным конторским барьером сидела перед компьютером, спиной к двери, гномиха-чиновница.
Гоша покашлял.
- Я занята, - сообщила гномиха, занятая компьютерной игрой.
- Я... кха... простите, но я это... значит, тоже занят. Потому что ищу жилье. Вместо того, которое взорвали на воздух. Даже не предупредили. Я мог тоже на воздух... Я, извините, сейчас буду писать жалобу. Это самое... дайте, сударыня, бумагу...
Гномиха живо развернулась на вертящемся табурете!
- А! Вы господин Ныряйло! Георгий Лангустович!.. Да, вышло досадное недоразумение! Понимаете, половина сотрудников в отпуске, остальные не справляются с работой... Очень-очень жаль. Примите наши извинения. А мы примем меры...
- Значит, у вас есть свободные места на парусниках? - обрадовался Гоша
- Э... на парусниках, к сожалению, нет. Парусные суда все наперечет, на них все занято. Есть... сейчас... Она опять повернулась к компьютеру, защелкала клавиатурой. - Вот... буксирный катер "Норд-ост", рейдовый танкер "Отважный", большой рудовоз "Калуга", ходит за границу...
- Зачем мне, извините, это... ваша заграница! Мне нужен парусник. Я не могу жить на моторных судах, там разит металлом и нефтью. Да...
- Но Георгий Лангустович... другие как-то живут.
- Не знаю, не знаю. Я никогда не плавал на железках. Там даже кошки дохнут...
- Право, не вижу, чем вам помочь... В конце концов, почему бы тогда вам не поселиться на берегу? Вы пенсионер, имеете право.
- Корабельному гному? На берегу?
- Ну, хотя бы временно, пока не подыщем... Есть хороший адрес: башенка городской библиотеки. С высоты вам будет видно отрытое море, корабли. Вы сможете там успешно работать...
- Это... в каком смысле работать?
- Но вы же возвышенная душа! Занимаетесь стихотворчеством. Вам полезно поселиться ближе к звездам!
- А вы... оно, простите, как... то есть откуда вы знаете это самое... про стихотворчество? - смутился Гоша.
- Э-э... - хитро протянула гномиха. - Нашему управлению, любезный Георгий Лангустович, известно все, мы не зря занимаем свои должности... Ну, согласны?
- Разве что временно...
- Разумеется!.. А в порядке компенсации морального ущерба, за то, что чуть не пострадали, наша контора предложит вам одно преимущество... Если, конечно, не станете писать жалобу...
- Да ладно уж... А это... что за преимущество?
- Дело в том, что самым заслуженным гномам-пенсионерам мы иногда выдаем особые сертификаты. На право поисков сокровищ.. Ну... прямо скажем, шансов отыскать клад не так уж много, но кое-кому удается.
- Мнея, сударыня, заниматься пустяками... это... некогда. И зачем, скажите, мне сокровища? Я кто, банкир? Или это... Кощей Бессмертный?
- Георгий Лангустович! Ну, какая вы наивная душа! Сокровище решило бы вашу главную проблему! Вы могли бы купить для жительства собственную яхту. Хотите - живите у причала, хотите - отправляйтесь вокруг света!
Гоша заскреб бороду.
- В конце концов, отчего бы не попробовать? - подзадорила гномиха. - Она потянула с полочки большой запечатанный конверт. - Сокровище капитана Галса, известного в девятнадцатом веке мореплавателя, фантазера и авантюриста... Ну? Согласны? Вот и замечательно. Значит, я регистрирую. А вы распишитесь...
Гоша расписался в ведомости.
- Кстати, в библиотеке, живет уже один гном. Библиотечный, - напутствовала гномиха Гошу. - Рептилий Казимирович. Он обитает в книгохранилище. Я думаю, вы найдете общий язык. Он поможет разобраться вам в документах, которые в этом конверте. Вскрывать его здесь мы не имеем права... Всего доброго...
- Оно это... да. Всего доброго... - Гоша сквозь широкий вырез ворота затолкал конверт под тельняшку.
Когда корабельный гном покинул контору, гномиха, оглянулась на дверь и взяла сотовый телефон.
- Девушка, позовите вашего шефа... Да-да, пароль "Медуза"... Добрый день. Сообщаю: он на крючке. Что - наблюдение?. . Это, господа, уже ваша проблема. А с вас - комиссионные. Согласно уговору...
Владик проводил Гошу на его новую квартиру и весело возвращался домой. Было начало прекрасного летнего дня. Солнце, тень акаций, море в конце белой улицы... И настроение - соответствующее.
Нужный Владику подъезд - в трехэтажном доме, стоявшем посреди зеленого двора - был загроможден. Озабоченные грузчики втаскивали в него пианино. Не ждать же! Владик обежал дом. С другой стороны, недалеко от балкона второго этажа рос старый, с крепкими сучьями, каштан. Одна ветвь подходила к самому балкону второго этажа. Владик быстро (дело привычное) залез по стволу до развилки, потом по ветви добрался до перил. Перевалился на балкон. Отодвинул незапертую дверь. В квартире слышался мамин голос, она говорила по телефону:
- Не могу, Светочка, у меня дипломный проект. Какие там курорты!. Я мечтаю остаться на неделю одна, что бы поработать с утра до вечера и не нянчиться со своими мужиками. Это предел моих желаний... Что? Светочка, но у нас за квартиру и свет не плачено за два месяца, мы по уши в долгах!..
Владик снял сандалеты и босиком, на цыпочках, прошел через пустую комнату, потом в коридор. Там была дверь в кладовку.
Оказавшись в кладовке, Владик бесшумно и плотно прикрыл за собой дверь. Щелкнул выключателем. В каморке стоял стол с фотоувеличителем, на полках видны были фотобачки, красный фонарь, черные пакеты и прочие фотопринадлежности. Висела на стенке карта звездного неба. А под картой на специальной полочке сидел длинноухий тряпичный заяц с доброй и слегка грустной мордой.
- Андрюшка, привет! Соскучился? - сказал Владик.
Морда Андрюшки повеселела. Владик взял его, потерся щекой о тряпичную щеку зайца, тронул пальцем его пластмассовый нос.
- Сейчас займемся делом, - Владик поддернул рукава тельняшки. - Проявим пленку, напечатаем Гошин портрет... Знаешь, какой замечательный Гоша! Я вас познакомлю.
Владик посадил обратно зайца, вынул из аппарата кассету, сунул ее и бачок в широкий черный рукав для зарядки пленок. Умело зашевелил там пальцами, заправляя пленку в спираль бачка.
И продолжал беседовать с Андрюшкой.
- ...Представляешь, какое свинство ему устроили. Он тридцать лет жил в трюме "Кефали", по закону, с пропиской, и вдруг в один миг трах! - шхуна на воздух! Он еле уцелел, а все имущество сгорело. Сотовый телефон погиб...
Заяц хмурил брови.
Мама опять с кем-то говорила по телефону:
- Да, квартира Ставридкиных... К сожалению, капитана Ставридкина нет дома... Что? Господи, я сама хотела бы знать, где он! В клубе сегодня выходной, значит ходит, ищет дополнительный заработок, чтобы у нас не отключили за неуплату электричество... Да, именно так! Такова жизнь...
- Такова жизнь, - сказал Владик Андрюшке и вынул заряженный бачок. Заяц смотрел понимающе...
А капитан Ставридкин (русый мужчина со шкиперской бородкой) в это время шел по улице и беседовал со своим знакомым - худым молодым человеком с внешностью южанина.
- Степан Данилыч, - убеждал капитана южанин, - ну посуди, чем мы рискуем? Возьмешь отпуск без содержания, рейс до Византийска продлится не больше недели. Яхта прекрасная, хоть вокруг света иди. Клянусь дедушкой! Передадим ее этому новоявленному олигарху, получим свои комиссионные, и обратно самолетом. Или тебе жена не скажет спасибо за гонорар?
- Не в жене дело. Судно незнакомое, экипажа нет. Набирать случайных людей?
- Таки что это значит "экипажа нет"? Я тебе не экипаж? Или я стал тебе плохой старпом?
- Жора, ты хороший старпом, только авантюрист до мозга костей...
- Он мне говорит: Жора - авантюрист! Да, авантюрист. Так и что? Я горжусь! Во мне кровь знаменитого контрабандиста Анастаса Сидоропуло, за которым сорок лет безуспешно гонялась вся таможенная стража здешнего побережья. А он никогда не гонялся за выгодой, только за приключениями. И я рад, что ношу фамилию дедушки: Сидоропуло. Она в свое время гремела от Византийска до мыса Калиогант! И когда я служил на либерийском танкере "Мимоза" и мне предложили заменить в паспорте моряка мое славное имя и фамилию на иностранный вариант: "Джордж Седерпауэл", я сказал: "Мой дедушка никогда бы не..."
- Жора, я давно все знаю про твоего дедушку. Но он же не поможет нам за несколько дней собрать экипаж.
- Так и что? Я это сделаю не хуже, чем он! Клянусь памятью дедушки, я...
- Где ты возьмешь надежных матросов?
- Он говорит Жоре Сидоропуло "где"! Где угодно! На любой пристани! При нашей-то безработице!
- Это будут случайные люди...
- Он мне говорит "случайные"! Все мы случайные на этом свете! Главное, чтобы были хорошие. А у меня хорошие знакомые в этом городе на любой улице... Эй, Макарони! Подойди сюда!
К капитану и Жоре нехотя подошел длинный парень с унылым лицом. За руку он вел насупленного мальчика лет восьми. Слегка сгибался и говорил:
- Чего теперь хныкать? Ну, уехали, ну не взяли. Конечно, возить такого парня на багажнике кому какая радость? Подожди, заработаю, куплю тебе велосипед марки "Золотая ласточка". Сам летает, даже не надо вертеть педали. Только плюнь через плечо, чтобы сбылось...
Мальчик сердито, но послушно плюнул...
- Степан Данилыч, это Макаро... то есть Виктор Вермишелкин, - заговорил Жора. - Паруса знает, как звездочет Большую Медведицу. Мы с ним занимались в судомодельном кружке в четвертом классе. Один только недостаток: слишком верит во всякие приметы и нечистую силу. Но порой это даже полезно... Макарони, поздоровайся с капитаном Ставридкиным. У него есть к тебе разговор.
Макарони, не теряя уныния на лице, почтительно кивнул. Сказал мальчику:
- Беги, Шурик, домой.
- Да, беги, Шурик до мамы и скажи ей, что Витя задержится. Он зачислен в экипаж яхты "Кречет" и вернется из рейса с полным саквояжем новеньких купюр, - напутствовал Жора братишку Макарони...
В свете красного фонаря мордашка зайца Андрюшки казалась совсем живой. Он с интересом следил, как Владик печатает и проявляет большой снимок. Наконец Владик вытащил из ванночки с проявителем мокрый Гошин портрет. Показал Андрюшке.
- Симпатичный, верно? Сразу видно, что настоящий корабельный гном. Не какой-нибудь там чердачный или вагонный...
Андрюшка был согласен. А Владик прислушался.
- Кажется, папа пришел...
Это в самом деле вернулся домой капитан Ставридкин. На пороге он рассеянно поцеловал жену.
- Есть новости? - спросила она с таким выражением лица, что ясно было: новостей она не ждет. По крайней мере, хороших.
- Есть. Не знаю только, радоваться или... Сидоропуло подбил на одно дело: перегнать в Византийск новую яхту "Кречет", которую купил какой-то сомнительный миллионер. Деньги обещает неплохие...
- Ну так в чем дело? Ты же ходил на всяких яхтах в этот Византийск тысячу раз.
- Сроки жесткие... И самое скверное, что настоящего экипажа нет. И вообще... предчувствие какое-то...
- Степочка, разве ты старуха, чтобы верить предчувствиям! В век интернета и орбитальных станций! Зато рассчитаемся с долгами... А я в это время наконец разделаюсь с проектом! Когда в доме одна, работать чудесно.
- Как одна? А Владик?
- Здрасте, я ваша тетя!
- Уже тетя? Я думал, жена...
- Тем более! Ты хочешь сказать, что не возьмешь своего сына в рейс?
- Оленька, ты в своем уме? - осторожно сказал Ставридкин. - Это не прогулочный рейс. Может случиться всякое. Судно незнакомое, экипаж случайный. К тому же мы связаны контрактом...
- В контракте сказано, что капитану нельзя взять сына?
- С его-то хлипким здоровьем! То ангина, то скарлатина... А если его укачает, как в прошлый раз? Пришлось ведь на берег на руках тащить...
- Пусть привыкает. И здоровье не такое уж слабенькое. По крайней мере целыми днями свищет по берегам с твоим аппаратом... Вот и сейчас: давно обедать пора, а он...
- Я не свищу, - сообщил Владик, появляясь в дверях. В одной руке он держал мокрый Гошин портрет, в другой Андрюшку. - Я здесь давно. И я все слышал...
- Как ты смел подслушивать! Это... даже непорядочно! - возмутилась мама.
- Я не подслушивал, а просто слышал. Громко говорите...
- Как ты оказался дома?
- Через окно...
- Новое дело! А почему ты без очков?
- Надоели...
- Что значит надоели! Если ты их не будешь носить, никогда не откорректируешь хрусталик!
- Ну и пусть...
- Порассуждай еще! Где тебя носило с самого утра?
- И вовсе не носило. Я помогал одному корабельному гному перебраться на новую квартиру. Его шхуна сгорела, и он...
- Владислав! Как я устала от твоих фантазий!
- Никакие не фантазии. Вот... - Владик повернул к родителям снимок. Они посмотрели на портрет, друг на друга. Слегка пожали плечами: мол, вроде бы факт... Причем, если мамино лицо оставалось строгим, отцовское явно потеплело.
- А укачивает меня не всегда, - заявил Владик, - а только если со мной нет Андрюшки. На этот раз я его ни за что не забуду взять...
- Господи, какое ты еще дитя, - вздохнула мама.
- Надо еще, чтобы тебя самого взяли, - проворчал капитан Ставридкин, и это уже было явным согласием.
А мама на всякий случай сказала:
- Если еще раз без разрешения снимешь очки, не будет тебе никакого плавания...
Владик тут же ускакал в кладовку и через две секунды явился в очках - вот, мол, какой я хороший. Покорившийся судьбе капитан развел руками.
- Владислав, марш на кухню, - сказала мама. - Налей себе супу и обедай самостоятельно. Нам с папой надо поговорить... без ушей...
Пассажиры вышли из авиалайнера и через летное поле пестрой толпой двигались к зданию аэропорта. Среди них шел мальчик. Он обращал на себя внимание спокойно-уверенными манерами и внешностью ученика английского колледжа: аккуратная прическа, белые бриджи, модная безрукавка с гербом какой-то (видимо, столичной) школы, отглаженная рубашка, галстучек, модная сумка на широком ремне. Он шел без спутников. Поглядывал вокруг без лишнего любопытства, скорее оценивающе.
Мальчик, не задерживаясь, пересек холл аэровокзала и вышел на площадь. Яркое солнце и пестрота южного города были праздничными. Это, видимо, понравилось мальчику, но не убавило сдержанности. Он огляделся, пытаясь разобраться в сутолоке и найти то, что ему нужно. Разноцветная толпа, машины, автобусы... Мальчик подошел к супружеской паре. Это были грузноватый добродушный мужчина и слегка кокетливая молодая женщина. С ними - яркая, как маленькая клумба, девочка лет девяти.
- Простите, пожалуйста. Вы не скажете, где остановка автобусов, идущих в город?
- А вон, где самая большая толпа, - жизнерадостно разъяснил мужчина. - Там всегда очередища, не сядешь до вечера. Тебе, значит, в город?
- Совершенно верно... А пешком здесь далеко?
- Не очень. Верст восемьдесят, - усмехнулся мужчина.
- Далековато, - заметил мальчик.
- Ты прилетел один? - спросила женщина с беспокойством всех мам, которое распространяется и на чужих детей.
- Да, один.
- И тебя отпустили?! - поразилась она.
- Что же здесь особенного? - снисходительно улыбнулся мальчик. - Мне почти двенадцать лет.
- С ума сойти! И здесь никто не встретил?
- Это и не было условлено. Зачем беспокоить людей?
Девочка во все глаза смотрела на столь замечательного юного незнакомца. Женщина решительно сказала:
- Мы тебя отвезем в город. Миша...
- О чем речь! - согласился супруг. Девочка радостно запрыгала.
- Благодарю вас. А сколько это будет стоить? - поинтересовался мальчик.
- Как тебе не стыдно! - воскликнула женщина. Ее муж усмехнулся опять:
- Я извозом не занимаюсь. На хлеб хватает и без того...
- Извините, но я должен был спросить, чтобы потом не было недоразумений...
- Не будет, не будет. Садись, джентльмен... - Мужчина открыл дверцу...
Гоша, между тем, устраивался на новом месте. В комнате, расположенной в башенке, обнаружились прибитые к стене полки и старый некрашеный табурет. Гоша, встав на цыпочки, потрогал полки - прочные ли? Положил на полку пакет с сертификатом на поиски сокровища. Сдул пыль с табурета. Поддернул до пояса тельняшку, под которой обнаружились мятые холщовые штаны, вытащил из кармана большущий клетчатый платок, постелил на табурет - получился столик под скатертью. Гоша выложил на него из сундучка рукопись, оттуда же достал большой, "плотницкий", карандаш, почесал им за ухом. Присел перед табуретом на сундучок. Поэт Гоша всегда без задержки включался в "творческий процесс", едва ему стоило увидеть свою рукопись...
Он что-то подчеркивал карандашом и бормотал:
- И южные звезды пылали, как свечи,
И дул равномерный пассат.
Летел по волнам замечательный "Кречет",
Расправивши все паруса...
Паруса... Голоса... Небеса... Та-та-та...
Тем временем по крыше к окошку башенки подбирался вертлявый тип. Одеждой он был похож на рабочего, ремонтирующего крышу, но повадками... Он глянул в окошко, притаился, глянул опять. Выхватил из кармана миниатюрный фотоаппарат, "щелкнул" через окно склонившегося над рукописью Гошу и снова присел.
Гоша, между тем, погрузившись в сладкие муки творчества, терзал пятерней бороду, что-то записывал, что-то вычеркивал. Наконец вскочил и, шлепая могучими ступнями, начал быстро ходить из угла в угол. Дергал бороду и бормотал:
На старости лет мне утешиться нечем:
Живу я на твердой земле.
Но только я вспомню свой клипер,
свой "Кречет"...
В дверь постучали. Гоша не слышал. Постучали снова. Гоша наконец замер на месте, вскинув карандаш, как дирижерскую палочку. Оглянулся.
- Да-да... Я... это самое... входите, пожалуйста...
На пороге возник гном того же роста, что и Гоша. Но без колпака, с блестящей лысой головой, в аккуратной пиджачной паре, с галстуком-бабочкой. Борода его была старательно расчесана.
- Извините за беспокойство. Мне стало известно, что здесь появился жилец нашего, так сказать, роду-племени. И я счел долгом узнать: не могу ли быть чем-то полезен... Извините еще раз, если обеспокоил...
- А... да... Это вы извините. У меня это самое... беспорядок... Я еще не это... Входите, пожалуйста...
- Благодарю. Позвольте представиться. Рептилий Казимирович Вгрызайло-Кудакин, библиотечный гном.
- Очень это... приятно. А я Гоша. То есть Георгий Лангустович... это самое... Ныряйло. Корабельный гном. То есть теперь уже, значит, чердачный... да...
Гномы обменялись церемонным рукопожатием.
- Извините... это... присесть негде. Разве вот, на сундучок...
- А не угодно ли вам, любезнейший Георгий Лангустович, посетить меня? Самоварчик, телевизор, книжные новинки... Я слышал, вы не чужды поэтическому творчеству. Было бы весьма приятно полюбопытствовать...
- Да что вы... это самое... слабенькие попытки...
- Не скромничайте, не скромничайте. Пожалуйте ко мне...
- Неудобно как-то... - Гоша виновато пошевелил босыми ступнями. - Мой... это самое... парадный костюм погиб. В силу, так сказать, это... форс-мажорной ситуации...
- Какие пустяки! К чему эти церемонии! Прошу вас!.. - И библиотечный гном увлек слегка упирающегося Гошу на лестницу.
Почти сразу в окне снова возник вертлявый тип. Извиваясь, он скользнул в комнатку. Прислушался. Огляделся. Увидел на полке то, что хотел - большой конверт. Оттопырив мизинец, взял конверт за уголок указательным и большим пальцами. Повертел. Подышал на него и с опытностью специалиста ногтем поддел клапан. Отклеил.
Разложив на табурете бумаги, он сфотографировал один лист за другим. Вложил их обратно, помусолил и заклеил конверт, вернул его на полку. Затем с прежней бесшумной вертлявостью покинул комнатку.
На крыше, устроившись в тени башенки, агент сообщил по мобильному телефону.
- Шеф? Это "Фотограф". Дело сделано, шеф. Что?.. О-кей, шеф...
В машине мальчик оказался на заднем сиденье, с правого края. Когда он захлопывал дверцу, женщина заботливо сказала:
- Осторожнее, не прищеми ногу.
- Я осторожен, у меня уже есть опыт. Год назад я прихлопнул дверцей ступню, было крайне неприятно...
- Ты плакал? - с состраданием спросила девочка.
- Нет, - разъяснил он. - В ту пору я уже приучал себя не плакать ни при каких обстоятельствах.
- А если нельзя удержаться? - спросила девочка со смесью уважения и страха.
- Надо стараться, - снисходительно откликнулся мальчик.
- Я смотрю, ты железный парень, - заметил мужчина, оглянувшись.
- К сожалению, нет еще. Но хотел бы стать...
- Хочешь конфету? - Женщина протянула ему пеструю коробку.
- Благодарю вас. Я стараюсь не есть шоколада. Сладости ослабляют характер.
- Ты удивительный мальчик, - вздохнула женщина то ли с одобрением, то ли наоборот.
- Позвольте мне только взглянуть на коробку, там корабль... А, понятно. Алые паруса...
- Ты читал такую книгу?
- Разумеется.
- Понравилась?
- В общем, да... Хотя она оставляет ряд сомнений. Шить паруса из шелка - это же нерационально. Их изорвет первый же свежий ветер... Но мне в этой книге понравились слова о мальчике Грее. "Он родился капитаном, хотел быть им и стал им".
- А ты тоже хочешь стать капитаном? - нетерпеливо спросила девочка.
- Да, это моя цель, - не стал скрывать мальчик.
- Ты обязательно станешь, - пообещала девочка. Он чуть улыбнулся - то ли с благодарностью, то ли просто с ощущением своих возможностей.
Водитель (а машина уже давно мчалась по ведущему к городу шоссе), оглянулся опять.
- Сейчас многие хотят в моряки. Потому как загранрейсы, валюта, иностранные товары.
- Валюта - это неплохо, - согласился мальчик. - Но для меня это не главное.
- А что же главное? - спросила женщина. Она не просто поддерживала беседу, а как бы давала возможность дочери увидеть: вот каким должен быть современный ребенок.
- Много всего. Возможность увидеть мир. Возможность испытать себя... Большое судно - это как целая планета, а океан - словно космос. И капитан на планете - он самый главный, от него зависит все. Это концентрация воли, это... для меня самое главное.
Водитель встретился с мальчиком глазами в зеркале заднего обзора. Сказал:
- В таком случае, юноша, тебе лучше избираться в президенты.
Мальчик слегка изменился в лице.
- Нет. Я люблю море. Я его никогда не видел, но каждую ночь оно мне снилось... Я для того и приехал, чтобы увидеть море и корабли...
Старпом Жора на краю территории яхт-клуба отыскал дядюшку Юферса. Тот сидел у своей сторожевой будки в окружении ребятишек разного возраста и вдохновенно рассказывал одну из своих историй.
- ...А еще я слышал в нашей "Долбленой тыкве" рассказ про рулевого Генри Дрока по прозвищу Восьмерка. Он служил на шхуне "Серебряная курица" под командой капитана Кнопа. Ох и славный был рулевой! При ровном ветре и на спокойной воде Генри мог крутить такие вензеля, что пенным следом выписывал свое имя...
- Ну, выписать восьмерку - не хитрое дело, - заметил один из старших ребят (видимо уже причастный к морскому делу юный яхтенный рулевой). - Если, конечно, команда не зевает на парусах...
- Да не восьмерку, а имя "Генри"! - горячо разъяснил дядюшка Юферс. - Я же объясняю вам...
- Так не бывает, - уверенно заявил юный рулевой.
- Ха! Не бывает! Он мог еще и не такое! Говорят, он однажды поспорил с боцманом Дудкой на десять долларов, что отточенным, как карандаш бушпритом въедет в окно таможенной конторы и выбьет им стальной зуб в пасти старшего инспектора Друмма, который был взяточник. Этот Друмм имел привычку торчать у окна за своим письменным столом и пялить глаза на рейд. А контора была у самого берега...
- И выбил? - радостно спросил один из маленьких доверчивых слушателей.
- А как же! Подкатил к пирсу круто-круто в бейдевинд, привелся до мордотыка, въехал по инерции бушпритом сквозь стекло - и готово... - Свой рассказ дядюшка сопровождал энергичными жестами, которые не оставляли сомнений в достоверности происшедшего. - Но боцман Дудка не отдал ему десять долларов. "Ты, - говорит, - попал не в стальной зуб, а в тот, что рядом." А уточнять было некогда. Сами понимаете: крик, скандал, портовая стража! Пришлось уносить ноги. Хорошо, что был отвальный ветер... А еще тот же Генри Дрок в порту Сан-Кармазо...
- Дядюшка Юферс! Не могли бы вы перестать на время охмурять юное поколение вдохновенными, но не совсем правдивыми морскими байками? Клянусь памятью дедушки, про Генри Друмма они слышали уже много раз... А у нас к вам дело! - Это подошли к рассказчику и слушателям старпом Жора и Витя Вермишелкин по прозвищу Макарони. Витя был молчалив и покорен судьбе, а Жора излучал энтузиазм. Он ухватил дядюшку Юферса под руку и заставил покинуть бочонок, на котором тот восседал. Ребята возмущенно загалдели.
- Тихо, дети, тихо, - остановил шум Жора. - Если Георгий Сидоропуло (он же Джордж Седерпауэл) говорит "надо" - значит надо! Скажите дядюшке Юферсу до свиданья, вы не увидите его дней десять...
- Жора, в чем дело! Оставь меня в покое... Ну в самом деле! Ты еще в семь лет был скверным мальчишкой, надо было драть тебе уши..
- Уши - потом! А сейчас вы, дядюшка завербованы в рейс...
- Какой рейс! Я старый больной человек!.. Жора пусти меня! У меня поясница...
- Ха, он говорит "поясница"! Клянусь памятью дедушки, у всех поясница! А старый боцман - всегда боцман. У него больше опыта, чем у пяти молодых! Идем в контору оформлять отпуск без содержания... - И Жора под руку поволок дядюшку Юферса к зданию яхт-клуба.
Мама и отец Владика, поглядывая на дверь, вполголоса, но энергично обсуждали ситуацию.
- Ты должен понять, какая это удача, что вы уйдете в рейс. Иначе на нас свалилась бы масса дополнительных забот.
- Каких еще забот?
- Я не успела сказать. Утром звонила из Москвы Зинаида...
- Какая еще Зинаида?
- Двоюродная сестра...
- Чья сестра?
- Господи, твоя, конечно! У меня нет двоюродной сестры...
- Что ей надо? Я последний раз видел ее пятнадцать лет назад! Такая занудная девица...
- Давно уже не девица. У нее муж и сын, вроде нашего обормота. Она умоляла приютить мальчика у нас на лето, потому что там у них какие-то обстоятельства... Можно было бы и приютить при нормальной жизни, но ведь надо за ним присматривать, надо кормить, а у нас денег кот наплакал. Наше-то костлявое существо все равно ничего не ест, питается солнечным светом и фантазиями, а столичный мальчик должен есть нормально... Я сказала, что посоветуюсь с мужем и через неделю позвоню...
- Если не отключат телефон за неуплату, - сумрачно напомнил капитан Ставридкин.
- Я позвоню сегодня. Скажу, что муж и сын уходят в рейс, а я полностью отключаюсь от реальности из-за своего диплома. Так что извините, мол... Конечно, при других обстоятельствах было бы неплохо, если бы мальчик приехал, играли бы вдвоем, гуляли, загорали, но при такой ситуации...
- В самом деле, позвони, пока не отключили. А то уморим гостя...
Владик честно не прислушивался к разговору. В данный момент он снова покидал дом через окно. Теперь это было затруднительно, потому что с собой Владик уносил свернутый в трубку фотопортрет и старую дребезжащую раскладушку. Все это надо было аккуратно переправить вниз... Владик переправил. И с раскладушкой на плече бодро зашагал к библиотеке. Кроме раскладушки и фотоснимка, у Владика был еще пластмассовый пакет, из которого выглядывал Андрюшка.
Уже вечерело...
Гоша и Рептилий Казимирович по библиотечному коридору двигались к лестнице, ведущей в башенку. Возможно, они угостились не только чаем из самовара, потому что излишне заботливо поддерживали друг друга и были крайне предупредительны.
- Мне, Георгий Лангустович, фрагменты вашей поэмы показались крайне глубокими по смыслу и преисполненными поэтической образности...
- Э... что вы, Рептилий... это... Казимирович. Боюсь, что оно... это самое... графомания...
- Соблаговолите не употреблять таких слов! Вы истинный поэт! Завтра мы еще вернемся к этой теме... И завтра же, на свежую голову, посмотрим ваш сертификат на поиски клада, о котором вы изволили упомянуть...
Они раскланялись у нижней ступеньки. Полутемная спиральная лесенка, таинственно, как трап в заброшенном корабле, поскрипывала, когда Гоша поднимался к себе. Он нащупывал босыми ногами ступеньки и бормотал:
- Мне памятен будет сей день новоселья...
Сперва он с бедою пришел,
И не было в нем никакого веселья,
Зато мне теперь хорошо...
Гм... надо, пожалуй... это самое... записать...
Оказавшись наверху, Гоша тут же взялся за карандаш и склонился над табуретом с бумагами. Но почти сразу его отвлекли.
- Гоша!.. Гоша-а! Вы дома?! - донеслось с улицы.
Гоша торопливо выбрался на балкончик. Внизу стоял его юный друг с раскладушкой и прочей поклажей.
- Владик! Ты это... какой молодец, что пришел! Поднимайся скорее!
- Но библиотека уже закрыта!
- Это самое... иди с черного хода! Я отопру...
Когда они вдвоем оказались в Гошиной каютке, Владик деловито развернул раскладушку.
- Потом позаботимся как следует о вашем хозяйстве. А пока поспите вот на ней... Не на полу же...
- Громадное... это... спасибо. А тебя не заругают дома, что принес мне раскладушку?
- Никто и не обратит внимания! Она десять лет валялась на балконе никому не нужная... Только вот постели нет...
- И не надо! Гномы, они... это самое... неприхотливые...
- Гоша! А вот ваш портрет! Давайте повесим на стенку! Я нарочно кнопки прихватил...
Владик старательно пришпилил снимок к стене.
Портрет произвел на корабельного гнома впечатление. Он разглядывал его, то приседая, то вытягивая шею.
- Да... Ты, Владик, это самое... мастер... Я даже и не знал, что я такой... скажем, не совсем уродливый...
- Гоша, вы очень симпатичный!
- Да, в молодости я слышал от береговых гномих, что... это... так сказать, недурен...
Владик глянул в окно.
- Гоша, отсюда хороший вид...
- Да-да. Я это... уже любовался. Так далеко виден горизонт... - Они с Владиком вышли на балкончик. - Я давным-давно не видел моря... это... с такой высоты. Последний раз такое было, когда я забирался... это самое... на марсовую площадку "Кречета". Аполлон Филиппыч, капитан, сперва боялся, что упаду. А потом это... уже не спорил... Владик, ты не поможешь мне найти рифму к слову "марс"? У меня есть такие строчки:
Закат распахнулся над вспененным морем
Когда я забрался на марс...
- Барс...
- Что?
- Барс. Ну, зверь такой. Очень быстрый...
- А... да!.. А что, если так?
Закат распахнулся над вспененным морем,
Когда я забрался на марс.
А клипер наш мчался в вечернем просторе,
Как в травах стремительный барс...
Ну, как?
- Во! - Владик вскинул большой палец. - Замечательно!
Гоша вздохнул:
- Боюсь, что... это... не очень замечательно. Замечательно другое... То, что у меня есть... это самое... такой добрый великодушный друг... - Он обнял большущей ладонью Владика за плечо. Владик смущенно засопел.
- Ты это... вот что, - сказал Гоша, придвигая Владика по ближе. - Говори мне ты... Как это самое... полагается у друзей...
Владик благодарно кивнул.
На окраине города случилась неприятность - прокол колеса. Водитель вылез, попинал шину и сказал:
- Черт подери, чуть-чуть не доехали. Теперь возни не меньше, чем на час, у меня домкрат дохлый... - Он посмотрел на мальчика. - Даже не знаю, что посоветовать. Будешь ждать или двинешь пешком? Тут до центра уже недалеко...
Мальчик тоже выбрался из машины.
- Если позволите, я пойду... Очень вам благодарен.
- Шагай, не сворачивая с шоссе, - посоветовала женщина. Только будь осторожен, следи за машинами... Когда выйдешь на площадь, спросишь нужную улицу... Желаю тебе успехов.
- Благодарю вас, - опять сказал мальчик. Спиной вперед отступил от машины, сделал всем общий поклон и зашагал по обочине. Девочка из машины помахала вслед, но он не оглянулся.
Шоссе сделало поворот и вывело на морской обрыв. Мальчик остановился. Он впервые - и так неожиданно! - увидел море. Он замер. Теперь, судя по всему, он не помнил о своих честолюбивых планах. Просто он смотрел на открытое море. На распахнувшуюся синеву, где видны были похожие на мазки белил далекие теплоходы...
- Вот это да... - шепотом сказал мальчик.
И в этот момент его похлопали по плечу.
За спиной у мальчика стояли трое окраинных пацанов. Загорелые и потрепанные хозяева здешних мест. Личности, в которых было много юмора и мало деликатности.
- Здрасте, - сказал самый маленький и сморщил нос.
- Добрый день, - охотно отозвался столичный мальчик.
- По-моему, ты врешь, - заметил другой, постарше. - Уже почти вечер.
- В таком случае добрый вечер.
- А ты всегда такой вежливый? - спросил третий.
- По крайней мере, стараюсь...
- А галстучек у тебя московский? - поинтересовался младший пацан.
- Да, из ЦУМа на Петровке...
- А посмотреть можно? - средний пацан потянулся к галстучку.
- Посмотреть можно. А трогать н надо... - Мальчик аккуратно отвел пальцы любопытного пацана.
- Культурный, - сказал средний пацан.
- Образованный, - согласился старший.
- А если по уху? - поинтересовался младший. Деловито плюнул в ладонь и сжал кулак.
- По уху лучше не надо, - отозвался московский мальчик.
- А, может, надо? - хором спросили местные.
- Не советую...
- Почему? - опять спросил самый младший (и самый нетерпеливый) мальчишка.
- Могут быть непредвиденные последствия.
- А вот поглядим! - средний резко толкнул москвича в плечо. И... схваченный за руку, полетел в траву. За ним - младший.
- Ух ты! Ловкий! - старший мальчишка замахнулся для серьезной драки, но его противник ловко ушел под руку и коротким приемом бросил нападавшего к двум приятелям.
Все трое вскочили и кинулись на мальчика разом. Но... отлетели опять.
- Ладно... - подымаясь, произнес старший. - Приемчики, да?
- Вы смотрели фильм "В поисках капитана Гранта?" - доброжелательно спросил мальчик.
- Ну и что? - подозрительно спросил средний пацан.
- Там после небольшой схватки в таверне майор Мак-Наббс говорит оставшимся в живых посетителям: "Джентльмены не должны иметь ко мне претензий. Я предупреждал"...
- Я же говорил: образованный, - подвел итог старший. - Ладно, ребята, идем. Пока больше нет настроения. Будь здоров, москвич, потом продолжим...
- Когда поймаем тебя снова, - уточнил маленький.
- Всего доброго... - мальчик слега поклонился и снова надел сброшенную в траву сумку.
Местные ребята пошли прочь, не теряя достоинства и не оглядываясь. Только маленький показал через плечо кулак. Мальчик снова вежливо кивнул.
Затем он опять повернулся к морю...
Владик стоял внизу, под башенкой. От него по тротуару тянулась длинная вечерняя тень.
Гоша махал с балкончика ладонью.
- До свиданья, Владик. До свиданья... это... Андрюшка!
Владик держал Андрюшку в руках. Сначала он помахал Гоше своей рукой, потом Андрюшкиной лапой.
- До свиданья, Гоша! До завтра!
Мама и папа Владика продолжали обсуждать предстоящее плавание. При этом мама вытирала вымытую посуду.
- Все-таки я боюсь, - насуплено говорил Степан Данилович. - Мало ли что? А если опять ангина?
- Возьмете с собой антибиотики.
- Имей ввиду, он и плавать-то не умеет толком. Метров двадцать проплывет, а потом плюх-плюх... Я видел на пляже...
- Но он же не вплавь собирается в Византийск. А если свалится за борт, продержится, пока выловят... К тому же, дети, по правилам, должны быть на яхте в спасательных жилетах.
- Ага, заставишь его...
- Но ты же капитан. И отец!
- И муж самой упрямой на свете жены...
- Степочка, я тебя люблю! - мама Владика звонко поцеловала мужа. Он замотал головой, и в этот миг в передней затарахтел звонок.
- Кажется, наш бродяга наконец явился. Ну, я ему... - мама пошла открывать.
На пороге стоял московский мальчик.
- Добрый вечер. Это квартира Ставридкиных?
- Д... да...
- Тогда вы, судя по всему, тетя Оля? Жена Степана Даниловича...
- Судя по всему... так. А... ты?..
- Я Максим.
- М... какой Максим?
- Сын Зинаиды Павловны, ваш двоюродный племянник.
Мама Владика уронила тарелку...
Потом гостя на кухне поили чаем, и тетя Оля нервно говорила:
- Ну как же так... Как же так? Мы договорились с твоей мамой, что созвонимся через неделю...
- Было очень трудно заказать билет на юг. А тут у знакомых случайно подвернулся срочный, горящий...
- И ребенка отпустили одного!
- Но, тетя Оля... Не такой уж я ребенок.
Папа слушал разговор, похрустывая пальцами. На лице его читались мрачные предчувствия. Он выговорил наконец:
- И даже не сообщили, что прилетаешь. Мы не имели возможности встретить...
- Я специально уговорил не сообщать. Зачем вам беспокоиться? Я отлично добрался сам...
- Ты очень самостоятельный мальчик... - непонятным тоном сообщила тетя Оля.
Максим наклонил голову. Видимо, принял слова родственницы за комплимент.
Солнце уже зашло, наступили южные сумерки. В этих сумерках привычным путем - через дерево - Владик проник на свой балкон. И здесь увидел маму.
- Явился, - деревянным голосом сказала мама. - Твои обезьяньи повадки кончатся когда-нибудь вывихом шеи. В лучшем случае...
- Мамочка, привет...
- Не подлизывайся. Скажи лучше, где наша раскладушка.
- Что?
- Рас-кла-душ-ка. Она во все времена стояла здесь, на балконе.
- На балконе?
- Владислав! Если ты ее куда-то сплавил, говори немедленно!
- Ну, ма-а... У Гоши никакой мебели, а эта рухлядь... зачем она нам?
- Затем, что у нас гость! Явился... то есть, приехал папин двоюродный племянник. Значит, твой двоюродный брат. Максим...
- Троюродный, - сумрачно уточнил папа. Он вошел в комнату и включил свет.
- А сколько ему лет?
- Чуть постарше тебя, - сухо сказала мама.
- Это же здорово! - подскочил Владик.
- Боюсь, что не совсем здорово, - прежним тоном уточнил папа. - Если я мог взять на борт одного мальчишку, то уж двух-то никак. Значит тебе, друг мой, придется остаться в городе. Иначе кто будет развлекать гостя? Мама и так занята выше головы. Извини, но выхода нет.
- Степа, выход, по-моему, все-таки есть, - осторожно заговорила мама. - Что страшного, если мальчики оба отправятся с тобой?
- Да! Папа! - подскочил Владик.
- Есть третий выход, - сообщил папа. - Я беру капроновый трос, делаю петлю с беседочным узлом, привязываю к люстре и... дальше разбирайтесь сами.
- Но ведь беседочный узел не затягивается, - деликатно напомнил капитану Смородкину его сын.
- А вам надо, чтобы он еще и затягивался! - совсем не по-капитански взвизгнул папа.
- Степочка... - сказала мама.
- Яхта не плавучий детский сад! И, к тому же, она не резиновая!
- Папа, да в нас весу-то как у воробьев! И размер такой же...
- Разумеется, - поддержала Владика мама. - Хотя, конечно Максим не совсем воробушек, покрупнее тебя. Наверняка он ест нормально и делает по утрам зарядку.
- А где он?
- Принимает душ.
- Дали горячую воду? - изумился Владик.
- Воду не дали. Но он сказал, что ему и не надо. Он закаляется, потому что готовится в капитаны... Кстати, Степа, родственники не простят тебе, если ты не позволишь будущему капитану познать матросскую науку.
Папа понял, что все опять решили без него. И снова посмотрел на люстру. Но в это время зазвонил телефон. Папа шагнул в коридор. Стал слышен его голос:
- Да!.. А, это ты Жора... Что? Ну и хватит пятерых. Потому что будут еще два младенца... А что поделаешь, меня без этого не отпустят! Ты знаешь, что такое семейные коллизии? Вот и счастье, что не знаешь!.. Кто? Юферс? Ну, это удача! Старый конь борозды не испортит. К тому же, будет кому обучать салаг матросским делам. Один из них, собирается в мореходы... Да не Владька, племянник! А у Владьки пока одни фантазии в голове, ничего не знает...
Мама и Владик, притихнув, слушали разговор. Потом встретились глазами.
- Подслушивать нехорошо, - сообщил Владик.
- Вот именно! Ступай к Игнатии Львовне и вежливо попроси у нее на несколько дней раскладушку.
- Ну вот...
- Что "ну вот"?
- Не пойду я к ней. Как увидит, сразу начинает воспитывать... Ох, да вот она, сама явилась. Я слышу по звонку...
В коридоре и правда позвонили.
- Брысь к себе, - велела мама и пошла открывать.
Соседка Игнатия Львовна - крупная крашеная дама - лучилась добротой. Мама ответила ей той же улыбкой.
- Здравствуйте Оленька! - голос Игнатии Львовны был слышен во всех уголках квартиры.
- Игнатия Львовна! Как хорошо, что вы зашли У меня к вам просьба. Не дадите ли на несколько дней раскладушку? У нас неожиданный гость.
- Разумеется, голубушка... А я к вам с сообщением. Днем приходили из домоуправления, напоминали о квартплате. У вас, говорят, задолженность...
- Ой... ну, в доме совсем ни гроша. Даже новую рубашку Владику не на что купить. Видели, каким он скачет обормотом? Сандалии едва живые, майка на боку с дырой. И все боюсь: раскокает очки, опять придется платить...
- Нынешние дети очень непоседливые...
- Не то слово...
- Вся беда в отсутствии четкой системы в воспитании, - сообщила Игнатия Львовна. - Недавно я читала статью по педагогике, профессора Чайнадворского. Он пишет, что мы слишком поспешно отказались от традиций народной педагогики. Он включала в себя воспитание с помощью березового прута, и действовал этот способ безотказно. Правда у нас на юге березы - редкость, но есть другие древесные породы, вполне подходящие...
Владик слышал всепроникающий голос соседки. И не громко, но отчетливо сказал в своей кладовке:
- Сама ты древесная порода.
У Игнатии Львовны округлился рот.
Мама влетела к Владику.
- Ты с ума сошел! Иди и немедленно извиняйся!
- А чего она...
- Иди немедленно!
- Лучше помру.
- Ты дождешься, что я использую метод профессора!
- Не-а, не используешь, - снисходительно сообщил Владик.
- Это почему?
- Потому что я тогда объявлю забастовку. И не пойду на яхте.
- И прекрасно! Я и сама тебе не позволю!
- А как же твой диплом?
- Я поняла. Ты поставил цель свести меня в могилу.
- Нет, мамочка, что ты! Мы тебя очень любим! Я и Андрюшка! - Владик поднял за уши зайца.
- Марш к Игнатии Львовне!..
К счастью, в этот момент раздался железный грохот. Все выскочили в коридор. В дверях ванной стоял Максим - в плавках и в тюрбане из полотенца.
- Извините, я нечаянно зацепил на гвозде таз... У вас замечательный душ.
- С легким паром, - сказала мама. - Хотя какой пар, если нет горячей воды...
Максим и Владик неулыбчиво смотрели друг на друга. Изучали...
