Блокада
1
Судя по внешности, это был городской мальчишка — наверно, житель одной из ближних дач. Лет двенадцати или тринадцати. В белой майке с синим парусным кораблем и надписью “Fregatte” на груди, в помятых шортах со множеством блестящих заклепок на поясе и карманах (они сверкнули при огне), в сандалиях-плетенках на босу ногу. Будто ненадолго вышел из дома погулять. Ноги были в порезах от осоки, светлые, стриженные “по ушам” волосы растрепаны, в них запутались травинки и листики. Но смотрел мальчик спокойно, словно зашел на двор к знакомым.
Оказавшись на свету, мальчик неторопливо проговорил:
— Здравствуйте... — У него был заметный (похожий на прибалтийский, но помягче) акцент.
Ребята зашевелились, кто-то бормотнул “привет”, и все почему-то вопросительно уставились на Валентина.
Валентин сказал:
— Здравствуй. Как ты здесь оказался?
Мальчик слегка сдвинул брови: или что-то вспомнил, или обдумывал. И ответил наконец:
— Признаться, я и сам пока отчетливо не представляю...
Кто-то хихикнул. Сенчик передразнил вполголоса мальчишкин акцент. Шамиль потянулся, чтобы дать насмешнику по шее.
Гошка спросил:
— А может, ты этот... инопланетянин? Правда или понарошку?
— Кто, я? А! Ну, может быть. — Мальчик вдруг улыбнулся. — В известной степени...
Тогда все с облегчением засмеялись. И Валентин тоже.
— Садись с нами... Ты что, заблудился?
Мальчик неторопливо сел поближе к огню, подышал на ладони, потер ими расцарапанные ноги.
— Заблудился?.. — Он посмотрел на всех по очереди. — Пожалуй, следует сказать, что да...
Опять кто-то хихикнул. Мальчик глянул в ту сторону. И объяснил уже без акцента:
— Меня, разумеется, найдут. Друзья... Но искать будут прежде всего там, где люди... Можно, я побуду с вами?
— Да ради Бога! — воскликнул Валентин. И вдруг забеспокоился: — Послушай, скажи честно. Может, ты грешным делом удрал из дому?
Мальчик глянул непонимающе. Но через секунду засмеялся опять. Без обиды:
— Ну посудите сами! Разве убегают из дому так налегке? И не куда-нибудь, а в болото!
Выражался он, пожалуй, чересчур по-взрослому, но на акцент не было уже и намека. Речь теперь звучала совершенно как у здешних мальчишек: с этаким чуть уловимым намеком на ощетиненность и насмешку. А раньше-то что же? Притворялся?
Не дожидаясь новых вопросов, мальчик объяснил:
— Видите ли, я живу в поселке Лесной Шорох... Не слышали? Про него почему-то мало знают. Он маленький... Под вечер я пошел за рощу: показалось, что там эти самые... инопланетяне. Хотел посмотреть. Но не рассчитал время, стало темно, я заплутал в кустах. Потом это болото... Вот так...
— Но тебя же, наверно, весь поселок с фонарями ищет! — воскликнул Валентин.
— Вовсе нет. Мы жили на... даче одни, без взрослых. С приятелем. Родители его уехали. Ребята, наверно, думают, что я отправился домой, в город, я сегодня говорил им, что собираюсь. Так что хватятся меня не раньше чем завтра к вечеру. Да и то не испугаются сразу...
— Ты ведь, наверно, есть хочешь! — спохватился Валентин.
— Нет, ничуть не хочется, спасибо... Если я что-то и хочу, то прежде всего спать... — признался мальчик. И откровенно зевнул.
— Да мы все уже спать хотим, — сказал Валентин. — Правда, ребята? Пошли...
Залили костер. Луна сделалась еще ярче, раскидала по траве длинные тени.
— Как тебя зовут? — спросил у мальчика Валентин.
— Юр... Юрик.
Юрик прижился. В первый же день с утра он повел себя так, словно давным-давно был в этой компании. По просьбе Алены охотно отправился с Кренделем щепать лучину для плиты, на которой готовили завтрак. Весело и умело успокоил и помирил Гошку и Настюшку, которые что-то не поделили и чуть не подрались (Гошка даже ревел потихоньку). Деликатно сторонился Ласьена и быстро сошелся с Шамилем. Он и Шамиль были чем-то похожи друг на друга: не внешностью, а самостоятельностью и спрятанной в характере командирской жилкой...
День прошел беззаботно. Не спеша готовили еду, долго купались в прогретой воде пруда, гоняли на лужайке мячик. Потом Ласьен с дружками опять гулял по окрестностям (ну и наплевать), Алена и Шамиль сидели с книжками в беседке, остальные строили на пустыре индейский вигвам. Юрик умело помогал им.
Только Илюшка Митников был невесел и один раз озабоченно спросил:
— Валентин Валерьевич, а вы точно уверены, что мы уедем отсюда вовремя?
— Совершенно уверен, — бодро отозвался Валентин. И подумал, что почему-то не очень уверен...
Вечер подоспел незаметно. Валентин сказал Юрику:
— Что-то никто не приходит за тобой... Да и как догадаются, что ты здесь?
— Почуют, — объяснил Юрик. Как-то виновато и уклончиво.
— А почему бы тебе не вернуться в ваш Лесной Шорох самому? Мы тебя проводим. Далеко это?
Юрик опустил голову.
— Вы думаете, я знаю? Я же первый раз в этих местах...
— А в Краснохолмске ты где живешь? У вас есть телефон? Можно позвонить отсюда...
— Телефон? Есть... Только... мама и папа уехали в дом отдыха, квартира пуста...
“Что-то ты крутишь, голубчик”, — подумал Валентин. И посмотрел на мальчишку в упор. Вернее, в его пушистое, с травяным мусором в волосах темя, потому что голова у Юрика была опущена. Они разговаривали, оставшись вдвоем в лагерной столовой после ужина. Неяркий свет лампочки мешался с закатным солнцем, бросавшим лучи сквозь марлевые занавески. При этом свете видно стало, как наливаются краснотой Юркины уши. Он вдруг прошептал, царапая сандалией половицу:
— Валентин Валерьевич, не прогоняйте меня, пожалуйста... Мне теперь некуда деться. А здесь меня найдут обязательно...
— Ну, тогда объясни правду: что с тобой случилось?
— Я объясню обязательно... Только попозже, ладно?.. Да вы не бойтесь, я не беглец какой-нибудь! — Он вскинул печальные, с большущей просьбой глаза. — Никаких неприятностей у вас из-за меня не будет, честное-честное слово!
И Валентин поверил. И подумал: “Зачем копать душу у мальчишки? Пусть живет. А то, глядишь, уйдет неизвестно куда, хуже будет... А послезавтра так или иначе все кончится...”
Потом опять был вечер у костра. Ленивые разговоры о том о сем. Несколько раз проплывали над лагерем неторопливые НЛО, но приземляться не пожелали, и никаких контактов, конечно, не случилось. “Дурь одна”, — думал Валентин.
Второй день прошел, как и первый: неспешно, слегка бестолково и без всяких происшествий. А на следующее утро оказалось, что продуктов осталось только для завтрака. Автобус же должен был приехать лишь под вечер.
Валентин ругнулся и пошел в лагерную контору: звонить в город, чтобы пошевелились и прихватили еды.
Но телефонный аппарат был безмолвен, как чугунный утюг. Случайность? Или тут что-то не то? Вернее, наоборот “то”! Одно к одному... “Ладно, не будем трепать себе нервы раньше срока”, — решил Валентин. А ребятам сказал:
— Приключения есть приключения. Робинзону приходилось труднее...
— Не помрем! В кладовке мы с Кренделем полкуля картошки раскопали, — похвалился Кудрявость Номер Один. — Правда, дряблая малость, да в костре печь можно...
Для обеда сэкономили буханку хлеба и банку тушенки, приготовили картофельную кашицу с мясными прожилками. Мишка Дыров, приятель-адъютант Ласьена, проворчал в сторонке:
— И так жрать нечего, дак еще нахлебник дачник тут же...
Ласьен дал Мишке леща и оглянулся, ища одобрения. Валентин отвернулся. Юрик всего этого, к счастью, не видел и не слышал. Он и Сопливик на костровой площадке готовили сучья и щепки. Словно знали заранее, что вечером автобуса не будет. Любопытно, что Юрик относился к Сопливику с заметной симпатией. Не только не прогонял от себя, но часто о чем-то с ним разговаривал. И если дело какое-то, они, как правило, оказывались в паре. Сопливик тихонько цвел от этой мимолетной дружбы и даже перестал липнуть к Валентину. Но впрочем, все равно часто крутился неподалеку, на глазах...
Вечером автобус не пришел. “Как и следовало ожидать”, — с тихой яростью подумал Валентин. Телефон, естественно, не работал.
Снова провели вечер у костра, закусывая разговоры испеченной в углях и посоленной картошкой (соли-то хватало!).
Когда все улеглись (а случилось это чуть ли не в полночь), Валентин при свете чудовищно располневшей, тяжелой луны пошел опять в кабинет начальницы со слабой надеждой на чудо: вдруг заработал телефон?
Чуда, разумеется, не было.
Когда Валентин шел обратно, его встретила у крыльца спальни Алена.
— Валентин Валерьич, Илюшка Митников не спит, плачет...
Илюшка плакал тихонько. Подрагивал под натянутой простыней плечами, всхлипывал в подушку. Валентин присел на краешек его кровати. Положил руку Илюшке на голову. Тот притих. Валентин поднял мальчишку, посадил к себе на колени, будто малыша (и ощутил на расстоянии, как ревниво напрягся в своей кровати Сопливик; ничего, потерпишь).
— Ну, что ты, Илюшка... Чего ты так боишься? Никто от тебя не откажется из-за опоздания... Они, наоборот, беспокоятся за тебя сейчас...
Он опять всхлипнул:
— Сперва беспокоятся, а потом... надоест...
— Разве может надоесть тот, кого любят? Смешной ты, честное слово...
— А почему автобуса нет?.. Может... это нарочно...
— Просто из-за разгильдяйства чиновников. Обычное дело.
— А если и завтра не будет?
— Утром я пойду на шоссе, там телефоны-автоматы городской линии... Или уговорю водителя какого-нибудь пустого автобуса отвезти нас в Краснохолмск, деньги у меня есть, не разорюсь... Так что завтра ты будешь веселый и счастливый, поверь мне.
Илюшка вздохнул со всхлипом, но уже успокоенно...
— Спи и не думай о плохом... — Валентин уложил его и сам лег на свою кровать — ближнюю от двери. Не раздеваясь.
Юрик тихо поднялся, подошел к окну. Сел на подоконник, прислонился к косяку. Наверное, смотрел на луну. Или ждал чего-то? Валентин не стал окликать его. Уснул...
2
Утром телефон по-прежнему мертво молчал. Создавалась уже явно ненормальная обстановка. Инстинкт подсказывал даже какую-то опасность. И голос Валентина приобрел сдержанно-командирское звучание.
— Шамиль! Раздувай костер, испечете картошку. Я двигаюсь на шоссе. Я и... — Валентина словно толкнуло. — Юрик! — Он заметил, как опять ревниво напрягся Сопливик. Однако в разведке нужны не такие вот липучки, а деловые ребята постарше. Вроде Шамиля или Юрки. Но Шамиль должен остаться командиром здесь...
В лагерной кладовой нашлись два велосипеда (на одном раскатывал в свое время Мухобой). Валентин подкачал колеса, подогнал для Юрки седло, и они покатили по проселочной дороге — рядышком, по двум травянистым колеям.
Велосипеды были старые, да и путь — не асфальт. Но до шоссе не больше шести километров, и Валентин рассчитывал добраться самое большее за полчаса. Молча давили на педали. Только где-то на полпути притомившийся Юрик выдохнул:
— Давно не ездил на такой... бабкиной прялке... Это мой друг Филька Кукушкин так про свой велосипед говорит — “бабушкина прялка”... Он маленько на Женьку похож.
— Велосипед?!
— Филипп. Филька... — засмеялся Юрик.
— А... на какого Женьку? — не понял Валентин.
— Ну, на здешнего, на Протасова...
“На Сопливика!.. Значит, он — Протасов...”
Юрик сказал:
— Только Филипп побойчее... И не сирота...
— А у тебя какой велосипед? — спросил Валентин, чтобы сменить разговор. — Или никакого?
— У меня... боевая лошадь, — почему-то вздохнул Юрик. Видать, пошутил так.
И в этот момент им перегородил дорогу черно-белый полосатый шлагбаум. Которого здесь, в лесу, никогда не было.
С обочины шагнул навстречу парень в пятнистом облачении, в такой же кепке с большущим козырьком и полевой армейской кокардой. С маленьким автоматом под локтем.
— Куда?
— Туда, — сразу наливаясь раздражением в ответ на казарменный тон, сказал Валентин. — К шоссе, естественно.
— Не положено.
— Не положено, так положи... — не сдержался Валентин. — Позови начальника.
Парень пожал плечами, поправил под локтем короткоствольную машину. Дунул в сиплую дудку, вроде боцманской.
В кустах пряталась раскрашенная под плащ-палатку фанерная будка. Оттуда выбрался широкоплечий, черноусый. Тоже в камуфляже. Старше первого. У левого локтя нашиты четыре желтых квадратика, знак вместо погон. Мода сейчас такая пошла у всяких “спецов” и прочих пятнистых героев. Капитан, значит...
— Командир, пузом прут, — сказал часовой, хотя никто пузом не пер. — На шоссе им...
— Вертайте назад, — с зевком велел пятнистый капитан.
— С какой стати?
— С такой, что сказано...
— Сказано непонятно. — Валентин еле сдерживался. — Объясни тогда, где объезд.
— Нет никакого объезда! — Капитан зло зыркнул на бестолкового штатского. — Сиди дома и не рыпайся!
Ощущая за поясом “бергман”, Валентин внятно проговорил:
— Ты не хами, генерал. На новобранцев можешь пасть разевать, а я не у тебя в гарнизоне...
Они встретились глазами. Капитан сказал негромко:
— Вот прикажу ребятам отвести в овраг и объяснить... Никто потом не найдет. Пацана только жаль...
— У меня их там еще одиннадцать! — гаркнул Валентин. — Без жратвы, без связи! Мне их вывозить надо! А вы...
— Вся страна без жратвы, — ухмыльнулся капитан. — Потерпите...
— Кто должен терпеть? Дети? Из-за того, что тут у вас идиотские учения или еще какая-то дурь?
— Тут зона, — вкрадчиво объяснил капитан. — Понял, фраер? Зона. И не у нас, а у вас. И сидите, пока не откроют. А будете соваться — могут и пальнуть. Есть полномочия.
— Ну еще бы! — взвился Валентин. — Полномочий у вас всегда больше всех!.. А может, уже случилось? Может, господин военный министр уже глава государства? Тогда понятно. Такие, как дорвутся до власти, — прежде всего зоны и война с детьми! И безопасно, и впечатляет...
— Доскребешь... — пообещал капитан и сузил глаза. А часовой поддернул автомат.
“Не знают, кретины, что мог бы их обоих положить на месте...” — эта мысль доставила Валентину некоторое удовольствие.
— Ладно, Юрик, поехали...
Метров через десять Валентин не выдержал, оглянулся.
— Жаль, мы не одни. Я бы показал тебе “объяснение в овраге”, Гарнизонный герцог... Рожу твою усатую я запомню...
— Мотай, мотай, — отозвался капитан, уже спокойно.
Когда отъехали, Валентин сумрачно сказал Юрику:
— Фиговое дело. Если зону устроили, значит, кругом оцепление. Не выберемся.
— А чем это вызвано? — деловито спросил Юрик.
— А ч-черт их знает! Может, правда инопланетян боятся каких-нибудь. А может, переворот. Или просто господам военным силушку девать некуда, решили поиграть мускулами... Вот и тебя теперь никто здесь не найдет.
— Меня-то найдут, — откликнулся Юрик рассеянно.
Минут десять ехали молча. Уже недалеко от лагеря вдруг затрещало в березняке и прямо из чащи выскочил на дорогу легкий мотоцикл. С пятнистым седоком.
Это был не прежний солдат и не капитан. Молодой парнишка с автоматом за спиной, с непокрытой головой и запыленным лицом. Сдернул с багажника, бросил на дорогу рюкзак.
— Возьмите, здесь еда... Для себя собирал... И мотайте из вашего лагеря! Как можно быстрее! Скоро будет поздно! — Синие глаза парнишки резко блестели в пыли и загаре. — Уходите прямо сейчас, через болото! Там нет постов...
Волна вопросов готова была выплеснуться у Валентина. Однако он видел: парень “на нерве”, вот-вот нажмет на педаль.
— Спасибо, служивый... Только скажи там своему капитану, что мы все равно...
— Да ничего я не скажу, я к ним не вернусь! А вы срывайтесь немедля!.. — И умчался напролом в березняк.
Валентин подхватил рюкзак, сунул руки под лямки.
— Жмем, Юрик...
И они нажали.
3
Слова дезертира “скоро будет поздно” засели в голове колючей щепкой. И все следующие действия Валентина диктовались только этим: непонятной, но близкой опасностью. Он был уверен, что солдатик не соврал...
— Шамиль! Собери всех... Немедленно!
Сбежались, столпились. Поняли: что-то неладно.
— Ребята, я принес еду, но сейчас некогда. Уходим! Сию минуту! Кто знает тропинки через болото — вперед!..
— А шмотки-то! — удивился Ласьен. — Здесь бросить?
— Куртки возьмите. А остальное потом заберут... Автобус придет... — Неизвестно было, сколько шагать, не до багажа тут...
— А куда пойдем? — спросил Шамиль.
— Главное — подальше. Так велено. Перейдем болото, будет видно...
— Разве ж его перейдешь... — вздохнул Кудрявость Номер Один. Больше, однако, никто не спорил.
...Шамиль пошел первым. Валентин замыкал цепочку, которая протянулась по тропинке среди рогоза и поросших осокой кочек. Перед ним шел Сопливик, а впереди Сопливика — Юрик.
Минут через пятнадцать Шамиль нерешительно остановился.
— Здесь теперь две тропинки. Я не знаю, по какой лучше...
И неожиданно двинулся вперед Сопливик. Раня ноги о режущие листья, обошел всех, стал рядом с Шамилем.
— Я знаю. Если через все болото, надо вот тут, по левой!
— Ну его, он нас утопит, — заявил приятель Ласьена Сенчик.
— Помолчи, Сено-Солома, — сказала Алена. — Женя, веди.
И Сопливик повел. Все дальше и дальше в болотную пустошь.
Высоко поднялось и пекло солнце. Нудно зудела невидимая мошкара. Не очень кусалась, но противно липла к лицу. Чавкало под ногами, иногда они увязали по щиколотку. Прыгали из-под ног не то лягушата, не то еще какие-то мелкие создания. Настюшка боялась и наконец объявила, что хочет обратно.
— Куда обратно-то, — сказал Крендель. — Гляди, лагеря почти не видать.
Все стали, оглянулись. Нет, лагерь был еще виден — в большом отдалении, за верхушками камыша и редкой ольхи... И вдруг донесся оттуда негромкий, повизгивающий звук моторов. Над постройками возникла (будто родилась прямо в знойном струящемся воздухе) пятерка вертолетов. Издалека они были похожи на летящих кузнечиков. Под каждым “кузнечиком” появились клубы лимонного дыма. Потянулись тяжелыми и распухающими колбасами. Дым этот (или газ? или аэрозоль?) начал быстро опускаться на лагерь “Аистенок”, сливаясь в сплошную ярко-желтую пелену. Алена тихонько охнула.
— Валентин Валерьевич, что это?
— Наверно, химобработка, — сказал он. — От вредителей... А про нас забыли. Хорошо, что солдат предупредил...
— От вредителей? — усмехнулся Шамиль. — Или от инопланетян? И от нас заодно...
— Брось так шутить, — строго проговорил Валентин. Однако по спине прошел нехороший холодок. Несмотря на жару.
Потом шли еще около часа. Ребята измаялись совсем. Настюшку Валентин тащил на плечах. Гошку Понарошку вдруг решительно посадил себе не спину Юрик.
— Я ведь тяжелый, — неуверенно заспорил тот.
— Мы по очереди тебя потащим, — пообещал Шамиль.
Компания Ласьена попробовала было роптать.
— Ну, идите тогда обратно, — смело огрызнулся Сопливик. И объяснил, оглянувшись на Валентина: — Я ведь не без дороги веду. Тропинка-то не кончается. Значит, выведет из болота...
В самом деле! Должна же она куда-то привести...
Для начала привела тропинка на сухое место. На луг с высоким лиловым кипреем. Но скоро трава стала ниже, реже, в ней стали попадаться проплешины мелкого красноватого песка. И становились все шире. А потом... Валентин и не думал, что в здешних краях бывают такие места! Сплошной горячий от солнца песок. Широкие светло-кирпичного цвета барханы, над которыми воздух дрожал и колебался, как неспокойная прозрачная вода. Еще немного — и возникнет мираж.
Все как по команде бухнулись на песок, вытянули ноги. Всем отчаянно хотелось пить.
К счастью, нашелся в рюкзаке трехлитровый термос. В нем — холодная, с лимонным привкусом вода. Валентин дал каждому выпить по пластмассовому, свинченному с пробки стаканчику. Все хотели еще. Но Валентин понимал: надо оставить хоть по глоточку про запас.
— И не раскисайте, люди. Иначе и до ночи не доберемся до цивилизации.
— Где она, цивилизация-то? — простонал изнемогший Ласьен. — На всем горизонте пусто. Завел нас сопливый Сусанин...
И правда: над песком, над отдаленным болотом и перелесками — никаких следов жилья в дрожащем мареве.
— Будто на другой планете, — вздохнул Кудрявость.
— Или в Древнем Египте, — заметила Алена. — То болота, то пустыня... Только пирамид не видать.
Вместо пирамид и сфинксов, торчали из песка остатки ржавых экскаваторов. А когда двинулись дальше, стали часто попадаться разбитые гипсовые статуи. Только не мальчишек-пионеров, а взрослых. Безголовые, безногие и безрукие физкультурницы, шахтеры и колхозницы со снопами в охапках лежали и торчали там и тут. Может, специально их свезли сюда, чтобы раздробить и превратить в щебень?
Теперь брели не цепочкой, а кто как. Но Сопливик по-прежнему был впереди всех. Потом он подошел к Валентину.
— На песке следы, шкыдлы их оставили. Значит, впереди опять болото. Но там уже люди недалеко, шкыдлы не живут в полной глуши...
У Валентина гудела от солнца голова. Он посмотрел на Сопливика с полным непониманием.
Юрик шел рядом. Наклонился, взял горсть песка и, пересыпая его из ладони в ладонь, сказал задумчиво:
— Красные пески... Я и не думал, что они доходят сюда.
— О чем это ты? — через силу спросил Валентин.
— Это особый песок... Ночью в таких местах бывает очень холодно.
Пока, однако, было очень жарко. К счастью, показался за барханами низкий одноэтажный дом из желтого кирпича. Развалины. С неровными дырами на месте окон, без крыши. Но все же здесь не Саид-Хар, солнце стояло не у самого зенита, и в узкой тени стен можно было передохнуть.
В рюкзаке лежали две буханки хлеба и пять банок солдатских консервов — гречневая каша с мясом. Четыре из них — по банке на троих — Валентин с трудом вскрыл складным ножом, который прихватил из лагеря. Разделил.
— А сами-то вы? — заботливо сказала Алена.
— Я совершенно не хочу... — Он с трудом сжевал небольшую горбушку.
Впрочем, и остальные ели без охоты. После каши выпили по глотку (осталось на донышке) и растянулись в тени. Уснули. Все, кроме Юрика.
— Что ты там говорил про пески? — вспомнил Валентин.
— Я к тому, что надо отсюда выбраться до вечера...
Валентин вышел из развалин, достал и раздвинул трубу. Глянул по сторонам и вперед, в том направлении, которым шли. Там была полоска зелени, а за ней стоял длинный двухэтажный дом. Вполне жилого вида. Блестели стекла, торчали над крышей антенны. Казалось — вовсе не далеко. Двенадцатикратная труба, конечно, скрывала расстояние, но когда Валентин опустил ее, то и теперь смог разглядеть у горизонта, за темной чертой растительности, это белеющее на солнце здание.
Спали ребята часа два. И Валентин их, измотанных, изжаленных и поцарапанных, не будил. Только Юрику сказал про дом. Тот обрадовался, а потом тоже прикорнул у стены...
Сопливик проснулся первым. Взглянул на Валентина тревожно и вопросительно.
— Ты молодчина, Женька, — сказал Валентин. Он сидел привалившись к стене. — Ты нас вывел. Впереди жилье. Не близко еще, но теперь доберемся.
Сопливик заулыбался, на четвереньках подобрался к Валентину. Комочком пристроился рядом. Валентин подавил желание отодвинуться. Впрочем, от Сопливика пахло сейчас только нагретым песком...
— Дядь Валь... Ой, Валентин Валерьич, — вдруг заговорил Сопливик жарким шепотом. — Я вам признаться хочу...
— В чем?
— В одном... деле...
“Наверно, что кольцо от трубы стащил, — понял Валентин. — Вот ведь добрая душа. Все же мается угрызениями...”
— Говори, не бойся. Честное слово, я не рассержусь.
— Ага... Ой... — Он вздрогнул. Потому что один за другим стали просыпаться ребята. — Я тогда лучше потом. Ладно?
— Ну, потом так потом...
...Еще долго шли через пески. Мимо побитых скульптур и брошенных тракторов. Наконец песок стал перемешиваться с травой. Затем трава сделалась гуще и скоро совсем победила песчаные россыпи. Вновь потянулся луг — с высоким кипреем и бабочками, мерцающими в свете невысокого уже солнца. А вскоре опять началось болото. Словно сделали круг, вернувшись туда, откуда пришли.
Но похожим было лишь болото, а дом — совсем незнакомый. Длинный, двухэтажный, он белел за болотом уже недалеко.
Искать дорогу не пришлось. У подступа к камышам торчал шест, и к нему была прибита фанерка. На ней чернели стрелка и надпись: “Тропа”. И в самом деле отыскалась тропа. Когда солнце стало скатываться в сизые облака у горизонта, Валентин и ребята оказались на сухом островке.
На этой земле и стоял облезлый дом с двумя рядами окон и аркой-проездом посредине.
Зачем арка и проезд? Не было здесь и намека на дорогу.
И почти сразу — по особой тишине, по глухоте запертых окон, по отсутствию тропинок — стало ясно, что дом пуст.
