Продолжение счастья
Куда мы едем, я не спрашивал. Не все ли равно! С Сережкой я ничего не боялся. Правда был внутри щекочущий холодок, но не от страха, а от предчувствия приключений.
Пахло тополями и нагретым за день асфальтом. Где-то трещал ночной кузнечик. Однако настоящей ночи не было, на севере, в просветах среди многоэтажек неярко желтела июньская заря.
Мы ехали недолго, остановились у забора. Сережка ссадил меня в бурьян, раздвинул доски. Сперва протащил в широкую щель велосипед, потом меня. Устроил меня на деревянной скамейке со спинкой.
Мы были на краю большой площадки с футбольными воротами. Справа подымалось трехэтажное здание, в его квадратных окнах блестело отражение зари. Я понял, что Сережка привез меня на школьный стадион.
Он присел рядом, сказал деловито:
— Подходящее место.
— Для чего подходящее-то? — Я понял, что Сережка под деловитостью прячет беспокойство. Он ответил напряженно:
— Для взлета...
— Для чего? — Это я почти крикнул. Потому что... да, в самом деле я ожидал чего-то такого. Сережка тихо и словно виновато посапывал рядом. Тогда я спросил шепотом:
— У тебя есть самолет?
— Нет... То есть да... То есть...
— Ну, что? — у меня неожиданно прорвалась досада. — То "нет", то "да". Есть или нету?
Сережка не обратил внимания на мой тон.
— Ромка... ты только не удивляйся. Понимаешь, я сам... умею
превращаться в самолет. Честное слово...
"Игра такая!" — подумал я. И почему-то пожалел Сережку. И чтобы загладить недавнюю раздражительность, сказал, как маленькому фантазеру:
— Ну что ж... это бывает. Конечно...
— Я сейчас покажу. — Он встал. — Ты только не пугайся. И еще...
— Что?
— Когда я превращусь, тебе надо будет забраться в кабину. Самому. Помогать-то будет некому...
— Ладно. Уж как-нибудь... — Я вдруг сразу поверил Сережке. И даже испугался оттого, что поверил так быстро и крепко. Но тут же старательно вспомнил опять, что это сон. И повторил веселее: — Ладно!.. А говорил, что у тебя никаких талантов!
Сережка отозвался серьезно, грустно даже:
— Я не знаю, талант это или наоборот. Но тут уж, видать, судьба, раз мы встретились.
Я не успел ничего ответить. Сережка отошел. В светлых сумерках я видел, как он встал прямо, приподнялся на цыпочках, раскинул руки... И через миг на школьном стадионе стоял самолет.
Размах крыльев занимал в моем поле зрения столько же места, сколько за секунду до того занимали раскинутые Сережкины руки. Поэтому самолет оказался не там, где только что стоял Сережка, а дальше, метрах в двадцати. "Эффект линейного зрения!"
Я съехал со скамейки на землю и пополз к самолету. Понимал, что крошки гравия обдирают мне ноги, но не чувствовал этого. Самолет выглядел не так, как тот, на котором я летал в своих прежних снах. Крыльев было не две пары, а одна. Они торчали из бортов и сильно сужались к округлым концам. Но все равно это был, как и у меня, одноместный легкий самолетик — словно специально для мальчишки. И на серебристой, светящейся в сумерках ткани я различил знакомый знак L-5. А еще — силуэт морской звезды с пятью изогнутыми щупальцами.
От самолета пахло бензином, теплым дюралем и резиной маленького тугого колеса. Сон, а все так подробно, реально.
Дверца была раскрыта, от нее спускался дюралевый трап с тремя дырчатыми ступеньками. Вот на этом трапе я помучился. Но Сережкин голос (немного изменившийся) подбадривал меня. Когда я оказался в кабине, на вогнутом пластиковом сиденье, то понял, что голос этот — из динамика на приборном щитке.
— Все в порядке? — спросил Сережка с виноватой ноткой.
— В порядке. Руки-то у меня сильные... — (И я тихонько плюнул через левое плечо, чтобы в локтях и пальцах не появилась пугающая слабость.)
— Значит, полетим?
— Давай...
— Нет уж, это ты "давай", — вздохнул Сережка в динамике.
— Почему я?!
— Ну... такое правило. Если я один, я могу управлять собой сам, а если кто-то у меня в кабине, то я уже не могу. Должен тот, кто в пилотском сиденье... Да чего ты боишься? — В голосе зазвенела привычная веселая струнка, Сережкина. — Ты же умеешь! Столько раз летал на своем самолете!
Я не принял его бодрого тона.
— Тогда у меня ноги работали. А сейчас-то как?
— Можно ведь и без педалей! Будешь делать крен свои телом.
— Я так не умею...
— Сумеешь. Туловищем направо-налево... Я же легкий.
"Это ведь сон, — уже который раз напомнил я себе. — Во сне все получается, если он хороший... А это хороший сон, раз я с Сережкой!"
Но следом подумалось:
"А если хороший, почему не работают ноги? Будто наяву..."
Но эту мысль я прогнал.
— Хорошо, Сережка! Я попробую! — И даже пошутил: — Только не превратись в себя самого в воздухе. А то мне придется лететь на тебе верхом. Как кузнец Вакула на черте!
Сережка посмеялся, но как-то нервно.
— Ромка, торопись. Ночь-то короткая...
Приборная доска была почти такая же, как в моем самолете. Только ключ зажигания похож был на обычный плоский ключик от квартирного замка (уж не тот ли, что Сережка носил на шее?). Я повернул его.
Пропеллер махнул узкими лопастями, растворился в воздухе, самолет-Сережка задрожал. Мотор загудел негромко и уверенно.
— Поехали? — деловито спросил я.
— Давай!.. Сразу бери круче вверх, здесь мало места для разбега.
Я разогнал самолет и крепко потянул на грудь рычаг с резиновой велосипедной рукояткой. Оторвался от земли.
— Ой! — вдруг тонко сказал динамик сквозь шум мотора.
— Что?
— Говорил ведь: бери круче! Левым колесом штангу на воротах зацепил. Крутится, как сумасшедшее...
— Я нечаянно... Больно, да?
— Не так уж... Но если бы оно оторвалось, как бы ты меня посадил? На одно-то колесо!
— Ой, а разве придется садиться?
— А как же!
В своих прежних снах я ни разу не сажал самолет. Взлетать взлетал, а посадок не было, я всегда просыпался до окончания полета. Так я и объяснил Сережке. Он отозвался насуплено:
— Сейчас другой сон. Даже и не совсем сон... Если грохнемся, ты, может, и проснешься как ни в чем не бывало...
— А ты?!
— А от меня — щепочки. И уж завтра я к тебе не приду...
У меня ослабели руки.
— Тогда зачем ты... такое дело...
Сережка откликнулся так, словно вез меня в коляске:
— Да не бойся. Ведь все в порядке.
И правда все пока было в порядке. Страхи страхами, но я машинально работал ручкой управления, ровно набирал высоту. Желтые крохотные лампочки уютно светились над приборами. Воздух привычно свистел, обтекая изогнутое лобовое стекло. Впереди в бледном небе проступили звезды Большой Медведицы.
— Теперь попробуй поворот, — посоветовал Сережка. — Крен налево и... ну, ты знаешь.
Я плечом лег на левый борт кабины, высунул голову из-за прозрачного щитка. Ветер крепко рванул волосы, ударил по щекам, по глазам... Но даже сейчас встречный воздух был теплым. И с уютным, спокойным таким запахом полыни...
Сережка-самолет послушался, крылом наклонился к земле. Я повел рычаг влево, и самолет вошел в плавную дугу. У меня из-за плеча выкатилась розовая, на три четверти полная Луна. Я осторожно выпрямил машину. Луна повисла неподвижно. Она быстро желтела, делалась ярче. Небо вокруг нее темнело.
— Видишь, получилось, — одобрительно сказал Сережка.
— Ага... Смотри! — Я взглядом привычно приблизил Луну, уменьшил ее до размеров арбуза и, снова накренившись влево, повел самолет вокруг этого ноздреватого глобуса.
— Чудеса! — искренне восхитился Сережка. А я осмелел еще больше. Подвинул к себе Луну так, что она стала вроде елочного шарика. И я... ухватил это космическое яблоко ладонью!
"Яблоко" было тяжелым, теплым и шероховатым.
— Сережка, я поймал Луну! Вот!
— Молодец... — В Сережкином голосе были и одобрение, и осторожность. — Ты не кузнец Вакула, а сам черт, который украл месяц... Только не держи долго. А то сдвинется что-нибудь в космическом механизме...
Я выпустил увесистый шарик. Он умчался в дальнюю даль и превратился в обычную луну. А мне показалось, что ладонь у меня светится, словно я стер с шарика фосфорическую краску.
Я пригляделся. Нет, краски не было. Но при свете приборных лампочек я увидел на ладони розовые колечки — отпечатки лунных кратеров.
А в воздухе в это время выросли облачные столбы. Этакие гигантские застывшие смерчи из просвеченного луною пара. Я лавировал между ними, а Сережка в динамике легкомысленно мурлыкал старую, слегка переделанную песенку:
Потому, да потому что мы пилоты,
Небо наш, эх небо наш родимый дом.
Мы с тобою превратимся в самолеты,
Чтоб на землю не свалиться кувырком...
Превратился-то он один, но я не стал спорить. Мне было хорошо. Так же, как днем, когда гуляли по окраинам. Даже еще лучше, просторнее. Это было продолжение дневного счастья...
Светлые обычные колонны стали раздвигаться, отходить назад, а впереди открылось черное пространство, и в нем горели редкие звезды — такие далекие, что я не смог бы придвинуть их никаким усилием. Пространство это мягко вздрогнуло, отозвалось во мне толчком. Раз, другой, третий...
— Гулкие барабаны Космоса, — сказал я. Шепотом сказал. Но Сережка услышал.
— Ромка, туда не надо... пока. Это уже... другие миры.
— Безлюдные Пространства? — вспомнил я. И стало тревожно.
— Ну... всякие там пространства.
— Туда нельзя?
— Можно, только но сейчас...
— Ты, наверно, устал! — спохватился я.
— Не в этом дело. Просто пора. Поворачивай.
Тут я растерялся:
— А куда поворачивать?
В самом деле: где наш город, где стадион?
— На сто восемьдесят градусов! По компасу.
Я положил Сережку на правое крыло. Деления на шарике-компасе побежали за курсовой чертой, и я выровнял полет, когда вместо 150 появилось 330.
— Вот так и держи. Только давай ближе к земле...
Я послушно снизился. Теперь надо мной снова было обычное небо июньской ночи, впереди тлела заря, а внизу мерцали редкие огоньки. С десяток огоньков — красных, дрожащих — вытянулись в две параллельные цепочки.
— Ромка, смотри! Это чуки зажгли для нас посадочные костры!
Я ничуть не удивился, порадовался только, что садиться буду не в темноте. Сделал круг над огнями и стал снижаться, чтобы попасть между линиями костров.
— Смелей, смелей... Убери газ! — командовал Сережка. — Выпусти закрылки! Выключай... На себя чуть-чуть... Хорошо...
Колеса толкнулись в землю, нас мелко затрясло, пропеллер замелькал, замер. Замер и самолет. С двух сторон от него металось костровое пламя. Я разглядел, как от огня заспешили в темноту маленькие косматые существа.
— Ну вот, удрали, — с досадой сказал Сережка. — Я думал, они помогут тебе вылезти.
— Это чуки?
— Ну да! До того боязливые, даже тошно...
— Ничего, сам вылезу... — И я скатился по трапу.
Думал — попаду на каменную крошку стадиона. А оказалось — ласковый прохладный песок. Ой, да мы сели не у школы! Я узнал это место — мы были на краю Мельничного болота!
— Ромка, отползи подальше, — попросил самолет.
Я отполз к ближнему костру. В зябкости болотистого воздуха тепло от огня было таким приятным (даже ноги его почувствовали). Я с полминуты заворожено смотрел в пламя, потом оглянулся на самолет. Но самолета не было. Сквозь отпечатки огня я увидел, как бежит ко мне освещенный костром Сережка.
Подбежал, сел на корточки, засмеялся.
— Вот и приземлились! Хорошо, да?
— Да! — Я хотел, чтобы этот сон никогда не кончался.
Сережка обнял меня за плечи.
— Ты молодец. Ас...
— Ну уж ас!.. Ты же помогал мне! И не только советами!
— Самую чуточку...
— А почему мы сели здесь, а не на стадионе?
— Там же нельзя разводить костры! А здесь безлюдное пространство...
— Да, верно... Но смотри, впереди деревянный тротуар. Тот, что идет от коллектора. Еще бы немного и мы в него — колесами.
— Не-а, — беспечно отозвался Сережка. — Он еще далеко...
— А я недавно грохнулся об него в полете! — И рассказал я Сережке про свой сон с аварией.
— Ромка, значит, этот тротуар шел вверх среди облаков?
— Ну да! Я же говорю!..
— Так вот где начинается другая дорога, — шепотом сказал Сережка. — Как я раньше-то не догадался...
— Какая дорога?
— Я потом объясню, ладно?
— Ладно... — Я не обиделся. Мне так хорошо было с Сережкой у огня, среди этой ночи, где никого, кроме нас. Да кроме спрятавшихся чук и ночной птицы, которая вскрикнула в камышах.
Луна выглянула из-за развалин мельницы. С надутой щекой, важная, недоступная, словно я не держал ее недавно в ладони.
— Пора нам... — Сережка поднялся.
— Ой, а как ты потащишь меня отсюда? Велосипеда-то нет!
— А тут недалеко! Ну-ка... — Сережка подхватил меня на руки. Как младенца.
Неподалеку лежал полузарытый в песок барабан от кабеля. Этакая громадная, сколоченная из досок катушка. Сережка легко вспрыгнул со мной на круглую наклонную площадку.
— Зажмурься, Ромка.
Я доверчиво зажмурился.
— Раз, два, три! — И он прыгнул.
До земли было всего полметра, но я ощутил, что лечу. Вниз, вниз! Однако испугаться по-настоящему я не успел. Очнулся под своим одеялом...
