Искра на черном круге
Наблюдать затмение Лесь позвал Гайку и Ашотика. Потому что это были друзья. Познакомились друг с другом полторы недели назад, а казалось – давным-давно. И не было между ними никаких тайн... Намечалось затмение на три часа пополудни, и Лесь, прибежав из школы, начал готовиться заранее. Установил на крыше пристройки телескоп с коричневым светофильтром и дополнительным прибором впереди трубы. Прибор назывался "СКОО". То есть "Система коррекции оптической оси". По-научному, да? Это и понятно. Лесь прочитал от корки и до корки "Занимательную астрономию" и книгу "Тайны космических стекол". Да и от врачей кое-чего наслушался, когда лечил глаза.
День стоял теплый и – главное – совершенно безоблачный.
Ничто не мешало наблюдениям. И никто не мешал. Чтобы Це-це не квохтала на дворе: "Ах, осторожнее, ах, не упади с крыши, ах, тебе вредно смотреть на солнце", Лесь проявил хитрость. На кухне, глотая жареную картошку с кабачками, он заговорил:
– Зеленого горошка у нас нет? Вот жаль... А в магазине на Батарейной продают консервированный, большущие банки. И почти без очереди. Я слышал, на улице две бабки друг дружке рассказывали...
Мама, которая пришла со своей почты на обед, посмотрела на сына.
– Ох, Лесь...
Но Це-це уже схватила сумку. Она считала своим долгом добывание продуктов для всей семьи, и был у нее в этом деле особый азарт. А Батарейная слобода, между прочим, на другом берегу Большой бухты.
В половине третьего пришли Ашотик и Гайка. Ашотик сразу прилип к Пирату и дяде Шкипу, которые рядышком грелись на солнцепеке. Он любил животных. И теперь он устроился между котом и собакой. Облапил Пирата за шею, а Шкипу гладил брюхо. Те довольно жмурились.
Лесь и Гайка забрались на крышу.
– Скоро? – прошептала Гайка. Она волновалась. Ей самой, по правде говоря, затмение было ни к чему, но очень-очень хотелось, чтобы все получилось у Леся.
– Все будет в нужную минуту, как в календаре, – суховато сказал Лесь. Он тоже волновался, но скрывал это.
В том, что они увидят затмение, Лесь был уверен. А вот пройдет ли луч сквозь Луну? Лесь понимал, как мало шансов, что два сквозных кратера окажутся на одной оптической оси... Тут недостаточно просто верить в удачу, надо этой удаче помогать. И Лесь, ради доброго колдовства, нынешним утрам надергал из флага ниток и намотал их уже не на один палец левой ноги, а на все пять...
Теперь оставалось ждать. Так же как ждали ученые, приехавшие в Южную Африку и на всякие тропические острова...
Вот уже и пора бы начаться. Но ничего не было заметно. Лесь не отрывался от окуляра. Воздух был жаркий, а от замирания все равно озноб по спине... Увеличенное телескопом солнце сквозь темный фильтр казалось вишневым шаром. Совершенно круглым, без всякого следа наезжающей на него Луны. Неужели "СКОО" вероломно отказала в решительный момент?
Нет, не отказала!
Сверху и сбоку на тускло светящийся шар наползал еле заметный ноготок черноты. Вот он стал уже хорошо виден. Вот чернота отъела круглой челюстью от вишневого арбуза солидный кусок...
– Гайка, смотри... Осторожнее, не сбей трубу...
Гайка ткнулась глазом в телескоп.
– Ой-й... Лесь, ты великий изобретатель...
– Красиво, да?
– Да...
Было и в самом деле красиво. Но в то же время и страшновато. Вернее, не страшновато, а... как-то слишком просторно, что ли...
Это было похоже на то, что первый раз ощутила Гайка на Безлюдных Пространствах.
Вроде бы ничего особенного она там не увидела. То же, что Заповеднике. Те же развалины, та же полынь, сурепка да чертополох. Но когда Лесь вывел ее туда по тесному скальному проходу с берега бухты, Гайка сразу замерла. И первые минуты говорила только шепотом. Такая здесь была ширь и солнечная тишина. И полное понимание, что нет здесь никого, кроме их двоих – Гайки Малютиной и Леся Носова.
То есть живые существа были. Пробивали тишину сухими трелями кузнечики. Шастали по камням ящерицы. Совершенно по-домашнему прыгали воробьи, а над обрывами реяли чайки. Но люди здесь не появлялись давным-давно, это чувствовалось сразу. Лишь древние следы их виднелись всюду. Заросшие остатки домов, колонны и арки на месте храмов, серые развалины крепостных стен, похожие на гребни гигантских ящеров. И все это – до горизонта... Но в развалинах не было ничего пугающего и не было печали. Только спокойствие и тихая ласковость. И Гайка быстро доверилась Безлюдным Пространствам. И скоро привыкла к ним. Наверно, потому, что рядом был Лесь.
Потом они не раз бродили с Лесем по укрытым кустами древним мостовым, по набережным старинных пристаней и под мостами разрушенных водопроводов. Время здесь не совсем стояло, но двигалось еле-еле, и можно было не спешить.
Они ходили, взявшись за руки, и разговаривали про свою жизнь.
Лесь рассказывал, что дядя Сима скоро вернется из командировки и, наверно, уволится с прежней работы, потому что надоело все время ездить по другим городам. Его зовут на должность заместителя начальника в маленький яхтклуб при Заводе точных приборов. У дяди Симы там есть давний друг, Никита Матвеевич. Они вдвоем решили отремонтировать небольшую полуразбитую яхту, и тогда у них (а значит, и у Леся) будет собственный кораблик. Лишь бы в городе стало поспокойнее, а жители Горного берега перестали бы палить друг в друга из всех видов оружия...
– Думаешь, перестанут? – спросила Гайка.
– Ну, не могут же нормальные люди все время жить... вот так... – сумрачно сказал Лесь. – Иначе... это же пойдет, как зараза, по всей Земле.
– Думаешь, они нормальные?.. Ты же сам говорил, что инопланетяне людям мозги облучают. Вот и получается ненормальность...
Лесь пожал плечами.
– На кого-то излучение действует, а на кого-то нет. Наверно, тут и от самих людей зависит... Не все ведь поддаются... Взрослые, по-моему, легче заряжаются злостью, чем ребята...
– Всякое бывает... – нерешительно отозвалась Гайка. – Вот вы с Вязниковым тоже что-то делите...
– Опять ты про него! Чуть что, сразу "Вязников"!.. Дружила бы тогда с Вязниковым, а не со мной...
– Какой ты глупый!
– Не глупый, а надоело. Ты все время его вспоминаешь!
– Не все время, а иногда. Потому что боюсь...
– Вязникова?!
– Не его, а... что станете большими и сделаетесь правдашними врагами. Кровавыми...
– Вот ты и есть глупая, – вздохнул Лесь. – Не бойся за своего Вязникова.
– За "своего"! Я не о нем думаю, а о тебе. Чтобы ты с ним помирился. Хоть перед отъездом.
– Перед каким отъездом? – Лесь сбил шаг.
– Он говорил, что, наверно, скоро уедет.
– Куда?!
– С родителями, в другой город...
– Он это тебе говорил? Ты, с ним разговаривала?
Гайка опустила голову, но призналась без промедления:
– Недавно... Подошла на перемене и сказала: "Вязников, помирились бы вы с Лесем..."
– А он?
– Он даже не удивился. Говорит: "Мы и не ссоримся..." А я: "Сейчас не ссоритесь, а потом опять нарисуешь..." Тогда он и сказал: "Не успею. Мы в новом году, наверно, уедем. Насовсем..."
Лесь вдруг заново услышал, как тихо на Безлюдных Пространствах. И показалось, что где-то далеко заиграла флейта...
Он сказал, не глядя на виноватую Гайку:
– Ну что ж... Тут уж ничего не поделаешь...
– Помириться-то можно успеть.
– Все равно ведь разъедемся, – возразил Лесь. А флейта все играла вдали. – Гайка... А он правда не удивился, что ты про это заговорила?
– Ничуть... Он вообще какой-то...
– Какой?
– Будто про многое знает... И про нас с тобой...
Лесь вспомнил и признался бесхитростно:
– Мне один раз приснилось, что он мне сказал, будто знает, как мы купались в нашей бухте и что там случилось...
Гайка откликнулась еле слышно:
– Может, и правда...
– Никто не мог узнать, не бойся...
– Я и не боюсь.
– Боишься, – поддел Лесь, – что от мамы влетит.
– А вот нисколечко. Мама и так знает...
– Откуда?! – перепугался Лесь.
– Я сама рассказала... У нас с мамой такой обычай: перед днем рождения я про все свои провинности рассказываю. Чтобы следующий год жизни начинать... ну, так, с чистой совестью. И мама не сердится... Вот я и призналась, что купалась без спроса и что ты меня спас...
– И что искупаться именно я тебе посоветовал, – уныло уточнил Лесь.
Гайка покаянно вздохнула.
– А что сказала мама?
– Что нас обоих надо бы выдрать. Но меня нельзя, потому что именинница, а тебя – потому что герой...
– Понятно, почему она так смотрела на меня, – поежился Лесь. – Как на "героя". Когда я был у тебя в гостях.
– Да она просто тебя жалела, потому что ты рубашку помидором забрызгал. Как вцепился зубами в неразрезанный...
– Эта рубашка несчастливая какая-то, – примирительно согласился Лесь. – То кровь, то сок... Гайка, тебе не кажется, что где-то свирель играет? Или флейта...
– Постой... Тут все, что хочешь, может послышаться от такой тишины, когда в ушах звенит... И что хочешь привидеться может. Мираж какой-нибудь... Или даже по правде случиться...
– Что?
– Иногда кажется... вдруг летающая тарелка с инопланетянами опустится. Бесшумно так...
– Ну и пусть, – сказал Лесь беспечно. – Злые сюда не сядут. Пространство не пустит.
– А бывают и добрые инопланетяне?
– Конечно! Они всякие. Как и люди...
– Лесь... – Гайка боязливо хихикнула. – А может, ты уже встречался с ними?
– Два раза, – ответил Лесь. Не поймешь, то ли дурачится, то ли всерьез.
– А они... что?
– Капитан говорит: "Лесь Носов, полетим с нами. Поможешь нам осваивать энергию нашего солнца и расслаивать пространства, у тебя на это особый талант. А мы тебе покажем разные космические миры..."
– Ой... а ты?
– А что я... Это же на всю жизнь. Как я оставлю всех? И маму, и дядю Симу... и вообще...
– И Це-це, – полушутя вставила Гайка.
Лесь ответил без улыбки:
– И Це-це...
Все это Гайка вспомнила сейчас, за какие-то полминуты. Когда смотрела, как черная Луна ползет на вишневое солнце.
Лесь отодвинул ее плечом, глянул сам..
– Ого, сколько уже закрыла... Ашотик, иди посмотри на затмение!
Ашотик послушно забрался на крышу. Посмотрел в окуляр. Удивился, как полагается:
– Ай как красиво... – Но при этом зябко шевельнул под свитером спиной. И спросил негромко: – Лесь, можно я возьму Кузю, мы поиграем?
У Ашотика был теперь и свой желтый кузнечик – Денис. Он вывелся из пластмассового мячика два дня назад. И Ашотик его, конечно, полюбил. Но Денис, как и всякое только что родившееся дитя, был еще неразумен. За сутки он научился лишь отзываться на свое имя да кувыркаться через голову. А Кузя – тот прямо как веселый человечек. И Ашотик не упускал случая порезвиться с ним.
Ашотик неуклюже, но быстро сполз по приставной лестнице. А Лесь опять приник к окуляру.
От Солнца остался только светящийся серп, остальную часть закрыла глухая круглая чернота.
– Ой, Гайка, сейчас...
– Дай взглянуть.
– Только быстро. Я боюсь пропустить момент...
Лесь не пропустил момент.
...Луна закрыла Солнце полностью. Пунцовый серп исчез, и в тот же миг вокруг черного диска зажглась бледная лучистая корона. Лесь дернул в сторону фильтр. И корона засияла золотом!
Но не этот свет и блеск нужен был Лесю. Сердце у него колотилось лихорадочно, и приходилось делать частые глотки, чтобы удержать его в грудной клетке.
Ну где ты, где, единственный нужный лучик?
И вот – случилось. На бархатно-угольном круге проклюнулась колючая звездочка.
Лесь охнул, схватил "лейденскую" банку, приставил отверстием к окуляру. И сразу понял – есть энергия! Банка наполнилась плотной, увесистой теплотой... Не лопнула бы! Лесь щелкнул резинкой жестяного затвора. Банку прижал к груди, а сам опять глянул в окуляр.
Полного затмения уже не было. Черный диск тихо двигалса и снова открыл – теперь с другой стороны – солнечный серп. Без фильтра серп казался ослепительным, Лесь засмеялся и заморгал.
Для излучателя у Леся заранее был приготовлен приклад. Выструган из обрезка доски. Вроде маленького самодельного ружья.
Лесь изолентой примотал к этому ружьецу банку. Длинную резинку затвора соединил с проволочным крючком. Нажмешь спуск – откроется в донышке клапан...
– А это предохранитель... – И Лесь медной скобкой зажал спусковой крючок. – А то надавишь нечаянно и знаешь, какая сила вырвется, ой-ей-ей... И вдруг в кого-нибудь вляпает случайно!
– Но это же добрая сила, ты сам говорил, – опасливо напомнила Гайка.
– Добрая энергия тоже может сжечь, если сверх меры. Как Солнце...
– А что она еще может? – серьезно спросил Ашотик.
– А вот это как раз и надо выяснить...
– Она может злых людей делать добрыми, – сказала Ашотику Гайка. – Помнишь, Лесь объяснял?
– Но это еще не точно. Попробовать надо... – Лесь покачал в ладонях излучатель.
Ашотик своими пушисто-коричневыми глазами посмотрел на Гайку, на Леся. Спросил еле слышно:
– А... оживлять людей, которые умерли, не может?
Тихо стало, как на Безлюдных Пространствах. Даже Кузя, который сидел на плече Ашотика, словно засох.
– Наверно, нет... – виновато выговорил Лесь. – Тут уж ничего не поделаешь... Разве что того, кто умер минуту назад и в нем еще хоть крошечная капелька жизни... Это как аккумулятор. Если разряженный, можно зарядить снова, а если разбился, то никак...
Ашотик взял Кузю на ладонь, дохнул на него. Тот ожил, кувыркнулся. Но Ашотик не стал веселее.
– Можно, я пойду домой? – И объяснил, чтобы не обижались: – Я по Денису соскучился. А он, наверно, по мне...
Лесь покосился на Гайку. Ему до сих пор было неловко, что Дениса он подарил Ашотику, а не ей. Хотя Гайке на день рождения он принес драгоценную вещь – стеклянный кубик от шкатулки Це-це.
Едва Лесь подумал о Це-це, как она оказалась легка на помине. Появилась в калитке с авоськой, полной банок с зеленым горошком.
– Лесь, какой ты умница, что сказал мне про этот магазин! Я истратила на горошек все деньги, но ведь это такой дефицит? Теперь мы с запасом на зиму!
Лесь почувствовал, как он краснеет. Хорошо, что под загаром не видно.
– Тетя Цеца, давайте сумку, я унесу на кухню!
– Спасибо, мой хороший!.. Я еле дотащила эту тяжесть. Но самое тяжелое – стоять в очереди. Там все словно... враги друг другу. Бабушка, дряхлая совсем, умоляла: пустите, голубчики, устала я стоять, мне всего одну баночку. Так ее из магазина в шею... Я заступилась, но тут и меня чуть не съели...
Лесь потускнел и потащил авоську в дом. Выгибаясь от тяжести. Излучатель висел у него за спиной, будто автомат на ремне. Гайка смотрела вслед. И вдруг представила, как Лесь, расставив ноги, перехватывает излучатель и веером хлещет из него невидимой жаркой энергией – по тесной очереди хмурых, отравленных злобой людей...
И что же люди? Размякнут, заулыбаются, кинутся вслед за старушкой, которую прогнали? С удивлением и неловкостью глянут друг на друга? Будто проснутся: что это с нами было, люди?..
Гайке не верилось... Но ведь Лесь до сих пор никогда не обманывал.
А Лесь уже возвращался.
– Ашотик, давай я унесу Кузю. А потом мы тебя проводим...
Лесь и Гайка отвели Ашотика домой и пошли к Большой гавани, на Адмиральскую набережную. Лесь, кажется, знал, что ему делать. Гайка не спрашивала, просто шла рядом. Была в ней непонятная тревога.
С высокой набережной виден был выход из бухты, перегороженной бонами, и другой берег, называвшийся Батарейная слобода. И мыс, где стоял полукруглый старинный форт.
Сейчас форт был наполовину закрыт серым корпусом крейсера-авиаматки "Ладонь". Название авиаматки полагалось говорить с ударением на "а". Но все ее называли "Ладонь" или "Ладошка". На широкой стальной палубе – будто и правда на ладони, как уснувшие мухи, – сидели боевые вертолеты. По бортам торчали расчехленные ракетные установки, похожие на кусочки пчелиных сот.
Город был спокоен и тих. По набережной и бульвару гуляли взрослые и ребята. Здешние и туристы. От музыкального фонтана доносилась переливчатая мелодия. На стальную великанскую "Ладошку" смотрели спокойно. Но в этом спокойствии была усталость. Так люди, живущие рядом со складом боеприпасов, устают от страха и уже не думают о постоянной опасности...
"Ладонь" хотела уйти. В другой порт, на базу другого флота, который теперь считался заграничным. И подняла нездешний флаг. Так решил командир авиаматки, и его поддержал экипаж.
Штаб запретил уход. Пригрозил "принять все меры" и привел в готовность береговые батареи. "Ладонь" расчехлила установки. После чего в штабе начались долгие и бесполезные переговоры. Авиаматка с раскаленной от солнца палубой уже неделю стояла у выхода из бухты – громадная, стальная, неумолимая. На корабле и на берегу боевые вахты дежурили у пусковых пультов. На площадях и в скверах порой собирались митинги – кто за "Ладонь", кто за штаб. Тех и других иногда пытались разогнать парни в пятнистых робах и лиловых беретах. Один раз с лиловыми беретами крепко сцепились черные – морской десант. Правда, без стрельбы, врукопашную. Досталось и тем, и другим.
Дядя Сима сказал по этому поводу:
– Р-романтика гражданской войны... Мало что на Горном берегу все передрались, так и нашим не силится. Адмиралы грызутся за власть, а у лейтенантов и мичманов зуд под копчиком. И матросики туда же...
Лесь крепко сжал излучатель.
– Гайка, если сейчас лучом по "Ладошке"! Может, у пропадет у них агрессивность? А то ведь шарахнут из установок, тогда половина Батарейной слободы в дым...
– Давай, Лесь, – неуверенно согласилась Гайка.
Лесь уперся локтями в гранитный парапет...
Вот тут-то и подошел Вязников.
– Чем это вы занимаетесь? – Видно было, что он прячет под ленивой усмешкой настоящее любопытство.
– Играем, – сказала Гайка миролюбиво. И посмотрела на Леся: "Не задирайся, ладно? " А он и не собирался. Хотя и досадно было, что Вязников помешал.
Вязников тронул пальцем банку. Спросил совсем серьезно:
– Это что? Космический бластер?
– Да, – сказал Лесь. Он ведь ничем не рисковал. Все равно Вязников не догадается. – Особый излучатель. Сейчас шарахну по "Ладошке" секретной энергией, и там сразу раздумают ракетами грозить.
– Не надо, Лесь, – вздохнул Вязников. Будто поверил. – У меня там старший брат. Мичман.
– Но это же безвредно для людей! – быстро разъяснила Гайка. – У них только злость исчезнет.
– И тогда их с батарей раздолбают, как плавучую мишень, – тихо сказал Вязников. – Или ночью десант возьмет их тепленькими.
Гайка глянула на Леся:
– Тогда, может, облучить батареи?
– Отсюда не достать, – насупленно объяснил Лесь. – И вообще... Чем "Ладошка" лучше батарей?
– На батареях у меня дядя, – сказал Вязников. – Папин брат. Старший лейтенант... Ладно, пока... – И пошел, покачиваясь. Тонкий, слегка согнувшийся. Почему-то грустный.
И Лесь неожиданно сказал ему в спину:
– Вязников! Ты правда уедешь отсюда?
Он остановился, посмотрел через плечо.
– Не знаю. Может, да, а может, нет. Как получится у родителей. – И пошел опять. И скрылся за каштанами.
– Лесь, не надо нам соваться в эти дела, – негромко, но твердо сказала Гайка. – Мы же не знаем, кто прав, а кто виноват. И вообще... там брат, а там дядя...
– Да никто не прав! Все посходили с ума: и дяди, и братья! – Лесь чуть не заплакал.
– Но у тебя же не хватит энергии на всех!.. Лесь...
– Что? – ощетиненно вскинулся он.
– Ты же сам говорил: виноваты инопланетяне! Если сбить их излучение... – Она смотрела не на Леся, а куда-то назад и вверх.
Лесь посмотрел туда же.
Над каштанами Адмиральского бульвара видны были крыши Сигнальной горки. А над крышами блестел голубой куб новой метеостанции с белым шаровидным чехлом антенны.
Лесь сжал губы и поднял приклад к плечу. Потом нахмуренно глянул на Гайку:
– А как мы узнаем, что излучение прекратилось?
– Увидим же, какая сделается жизнь...
– Это не сразу. А сейчас-то как?
– Лесь, мне кажется, шар лопнет и задымится.
Лесь теперь не колебался. Убрал предохранитель, прицелился. И на три долгие секунды нажал спуск.
Разумеется, ничего не случилось. Шар по-прежнему сверкал белизной – неподвижнмй, незыблемый.
Лесь враз, в один миг, понял, что все это – его сплошная выдумка. Не было никакой искры на круге затмения, а был просто блик на линзе. И не может быть никакой энергии Луча. И "лейденская" банка – обычная пустая жестянка. И стеклянный кубик врет, когда разбивает мир на радужные картинки. И Безлюдные Пространства – просто оглохшие от зноя окраины Заповедника. И Бухта, о Которой Никто Не Знает, – обычный закуток между скалами: купальщики в него не лазят, потому что боятся крутых тропинок...
И так он стоял, прощаясь со сказкой и надеждой. Уже не смотрел на антенный шар, а смотрел на свои старые сандалии. Опустил деревянно-жестяную игрушку и слышал, как звенит вокруг беспощадное знойное солнце. И асфальт, и гранит были горячими, как броневые листы авиаматки...
– Лесь!! Смотри! Туда!..
По шару шли змеистые черные трещины. Потом он распустился как бутон, куски скорлупы откинулись. Гайка и Лесь увидели кузнечика.
Издалека он казался обыкновенным желтым кузнечиком.
Но он занимал всю центральную площадку крыши.
