СЛЕДСТВИЕ ВЕДУТ ЗНАТОКИ
Уже после, много времени спустя, Кинтель сообразил, как портфель попал в кабинет к завучу. Судя по всему, Диана открыла в каптерке тесное оконце и кого-то окликнула в школьном дворе: "Отнесите, пожалуйста, это к Зинаиде Тихоновне..."
А пока не кончился второй час труда, Кинтель маялся. Внешне он был спокоен, зачищал рукоятки и даже мурлыкал под нос. А внутри его поедом ела тревога. И полчаса показались ему тягучими, как жвачка.
Едва грянул звонок, он бросился на второй этаж, к двери с табличкой "Завуч".
Завучей в школе было несколько, но Зинаида Тихоновна – главная над ними. И даже над директоршей Таисией Дмитриевной – в тех вопросах, которые касались учебы. Потому что Таисия Дмитриевна по уши была занята хозяйственными делами, а школьные программы, уроки, дисциплина – все это на выносливых плечах Зинаиды Тихоновны. И тем не менее она была доброй теткой – это все признавали. Высокая, худая, с длинным складчатым лицом, в очках-колесах и с девчоночьим хвостиком на темени, она и на завуча-то не была похожа. А походила на моложавую бабушку из какого-то детского фильма – притворно-сердитую, но хорошую в душе. И если бы по какому-то другому вопросу, Кинтель шел бы к ней без всякой робости. Но сейчас понимал – книга...
Он стукнул в дверь, услышал "заходи", вошел. Встал у косяка.
– Здрасьте... – И глаза в окно. Однако успел разглядеть, что в комнате трое. Кроме Зинаиды Тихоновны и Дианы, еще незнакомый дядька – лысый, с кустиками рыжеватых волос над висками, но молодой. В модной куртке, в маленьких блестящих очках.
– Здравствуй, здравствуй, Рафалов... – Зинаида Тихоновна добродушно и в то же время сокрушенно закивала. – Ну, выкладывай, что натворил?
– А что? – сказал Кинтель. – Я и сам не понимаю! Всем прямо там, в мастерской, записи вляпали, а меня сюда...
– Не прикидывайся! Дело не в записи! – Диана водрузила на стол портфель и – конечно же! – достала из него "Морской устав". – Откуда у тебя это?
"Ох и дурак же ты, Салазкин! Догадался, притащил... Как теперь спасти тебя от беды?"
Кинтель понимал, что дело безнадежное, но все же произнес в пространство:
– Как откуда? Из портфеля. Сами вытащили...
– Рафалов, Рафалов... – укоризненно сказала Зинаида Тихоновна.
А Диана часто задышала:
– Не придуривайся! Ты прекрасно понимаешь мой вопрос!
– Я другого не понимаю. Почему вы по чужим портфелям лазите? У вас что, ордер на обыск есть?
– Рафалов! – Волосяной хвостик на темени завуча встал торчком, очки перекосились.
– А что "Рафалов"? – со звоном сказал Кинтель. – Во всех газетах и передачах о правах человека трубят, а на самом деле... беспредел какой-то! Мой портфель – моя собственность! А вы...
– А книга – тоже твоя собственность? – ехидно перебила Диана.
– А это не ваше дело!
– Рафалов! – С Зинаиды Тихоновны слетело добродушие. – Ты хочешь загреметь из школы?
– Во-во! – сказал Кинтель, ощущая, как наполняет его спасительная злость. – Я и говорю: права и демократия.
Диана воззрилась на лысого. Тот проговорил с ленцой:
– Никакие права не нарушены. Это был не обыск, а предварительный досмотр. Подтверждаю как юрист. И во избежание дальнейших недоразумений – вот, прошу...
Он вытащил из-за пазухи коричневые корочки, развернул перед Кинтелем. Тот увидел очкасто-лысую фотографию, лиловую печать, тушью написанное имя: "Глебов Андрей Андреевич". И мелкие слова: "Следователь... районного..." Корочки захлопнулись.
– Ну и что? – сказал Кинтель. А по жилкам растеклась противная слабость. Неужели это по правде? Успели вызвать из милиции? Ради такого дела?
– Как "ну и что"? – возмутилась Диана. – Ты не собираешься отвечать даже следователю?
– А чего отвечать-то?
Бесполезно все это было, но выдать Салазкина Кинтель не мог. Пусть хоть в тюрьму везут!
– Даня Рафалов! Тебя спрашивают: откуда у тебя эта книга? – с расстановкой произнесла Зинаида Тихоновна.
– Да мало ли откуда! – Злые слезы закипели в Кинтеле. Но пока глубоко внутри. Он ощетиненно глянул в блестящие стекляшки следователя ("Как у Берии!"). – Что вы меня допрашиваете?! Краденая она, что ли?! Вы меня вором считаете?! Сами залезли в чужой портфель, а теперь...
– Каждый учитель вправе посмотреть, нет ли в портфеле ученика посторонних предметов, – назидательно сообщила Зинаида Тихоновна. – Вон, в четырнадцатую школу недавно взрывпакет принесли...
– Это не взрывпакет! Что, нельзя в школу с книгой прийти?
– Это посторонняя книга, – сказала Диана. – Посторонние книги приносить незачем.
– Я и не приносил. Это мне принесли почитать...
– Кто? – увесисто сказал следователь Глебов.
– Не все ли равно... Почему я обязан говорить?!
– Потому что тебя спрашивает представитель следствия! – взвилась Диана.
– И все по закону, – ровным голосом разъяснил Глебов. – Тебя допрашивают в присутствии педагогов как несовершеннолетнего. Задают четкие, конкретные вопросы. А ты юлишь...
– Сначала скажите, в чем я виноват... – Слезы подло подошли к верхней черте.
– Книга очень ценная! – спокойно (видимо, подражая следователю) разъяснила Диана. – Раритет. То есть музейная редкость. И мы вправе знать, как она оказалась в школе...
– Мы отвечаем за все, что происходит в стенах школы, – вмешалась Зинаида Тихоновна. – Поэтому и хотим выяснить: кто тебе эту книгу дал? Неужели так трудно ответить?
Кинтель хрипло сказал:
– Чья книга, тот и дал...
– Не ври! – Диана хлопнула по столу. – На книге печать: "Библиотека профессора А.ЭМ. Денисова"! Профессор тебе ее дал? Денисов А.ЭМ.?
"Ну вот и все", – понял Кинтель. Но огрызнулся – из-за одного уже упрямства:
– Там еще написано: "Книга корабельного мастера Василiя Алексеева... сына Селянинова..."
– Видите, как он крутит нам мозги! – торжествующе заявила Диана. – Корабельный мастер тут, голубчик, ни при чем, царство ему небесное. Книга эта – профессора. И я уже звонила в университет, чтобы выяснить, откуда она у тебя. К сожалению, на кафедре сказали, что Александр Михайлович ушел и будет лишь через час.
– Неправда! Он в колхозе! – вырвалось у Кинтеля.
– Нет, правда! А вот ты лжешь и крутишься!
"Врет? Или в самом деле звонила? Значит, Салазкин придумал, что отец на картошке? Или..."
– Постойте, постойте, Диана Осиповна! – Зинаида Тихоновна, кажется, обрадовалась. – Ведь у нас учится сын профессора Денисова, я вспомнила! В этом году поступил, в пятый "Б"!.. Даня, это он дал тебе книгу?
Это была уже развязка, никуда не денешься. Но Кинтель молчал. Во-первых, в горле застряла шероховатая пробка, а во-вторых... нет, не будет такого, чтобы он, Кинтель, выдал Салазкина своим собственным языком.
– Это он тебе дал? – повторила Зинаида Тихоновна.
Кинтель сжал губы. Диана подошла к нему вплотную:
– Ну?
Следователь Глебов сидел на стуле у стены, положив ногу на ногу. С любопытством поглядывал на всех и словно ждал чего-то. И вот наконец он снисходительно проговорил:
– Я уже беседовал с сыном профессора Денисова. Тот утверждает, что никогда не давал никаких книг этому... Рафалову.
Пол буквально поехал из-под ног Кинтеля! Как во сне! Правда, на один миг... Кинтель затылком прижался к дверному косяку. "Салазкин... неужели он мог такое?"
Как живого увидел Кинтель Саньку Денисова перед собой. Беззащитного и отважного, с зеленью честных глаз... Кинтель откашлялся и с великим облегчением сказал Глебову:
– Я думал, вы по правде следователь. А вы проходимец...
– Негодяй!
Диана взвизгнула и дала Кинтелю оплеуху. Вернее, хотела дать. Кинтель откачнулся, и она врезала пальцами по косяку. Тонко заскулила, прижала к губам мизинец. Кинтель отскочил. Глебов подбежал:
– Дианочка, что с тобой?.. Кожа содрана! Зинаида Тихоновна, у вас есть йод?
Та засуетилась, запричитала что-то, полезла в ящик стола.
Кинтель отошел на два шага. Сказал оттуда, ощущая удивительную смелость:
– Если вы следователь, что же вы закон не защищаете? Когда ученика в школе бьют!
Завуч с коричневым пузырьком выбралась из-за стола.
– Ты, Рафалов, сам спровоцировал... И никто тебя не задел, Диана Осиповна сама пострадала... Ничего страшного, ссадинка...
– А если бы я не уклонился? – непримиримо сказал Кинтель.
Глебов дул на пальцы "Дианочки". Та глянула на него из-за плеча – глаза мокрые, щеки пятнисто-розовые.
– Как ты, мерзавец, смеешь оскорблять взрослого человека? Сопляк!.. Зинаида Тихоновна, этого... уголовника у меня в классе не будет! Я его давно знаю! Помню! Он еще в шестилетнем возрасте... позволял себе поливать взрослых... отборными словами!.. Или я сама... откажусь от классного руководства!..
– Ладно, ладно... – Зинаида Тихоновна обрела спокойствие. – Нам всем следует остыть. И разобраться, наконец, с этим делом. – Она мимо Дианы и Глебова высунулась в дверь: – Кто-нибудь... О, Геннадий Романович, помогите нам, пожалуйста! Попросите кого-нибудь узнать в пятом "Б", нет ли там Саши Денисова. Если еще не разошлись... Это новичок.
– Да знаю я! – послышался веселый голос Геночки. – Он пасется рядышком. Пытал меня, куда девался после уроков Рафалов, а я говорю: повлекли в геенну... Кстати, не понимаю, чего Диана взъелась на него... Ох, пардон, Диана Осиповна, я вас не заметил. Мое почтение, Андрей Андреевич... Эй, Денисов! Давай сюда, тут тобой тоже интересуются...
Салазкин шагнул в кабинет (Геннадий Романович – за ним, встал у двери). Глебов быстро сел на прежнее место. Завуч и Диана отошли к окну, Диана все еще дула на мизинец.
Салазкин интеллигентно сказал "здравствуйте" и теперь слегка испуганно смотрел на Кинтеля.
Зинаида Тихоновна ровностью тона попыталась показать, что ничего особенного не произошло:
– Саша, будь добр, подойди к столу, надо решить один вопрос. Пожалуйста.
Салазкин поправил косое крыло прически и сделал несколько широких шагов. Увидел книгу, замер...
– Саша, скажи, ты давал эту книгу Дане Рафалову?
Салазкин шевельнул головой, словно хотел оглянуться на Кинтеля. Не оглянулся. Сказал, глядя на завуча:
– Естественно... А что здесь плохого?
– Видишь ли... Книга крайне редкая, мы встревожились. Мало ли что...
– Извините, я не понимаю, – тихо, но отчетливо сказал Салазкин. – Что вас встревожило?
– Я же объясняю. Приносить такие ценности в школу не следует.
Кинтель увидел, как под клетчатой рубашкой шевельнулись и затвердели Санькины колючие лопатки.
– Извините, я не так спросил. Как вы узнали, что эта книга у Дани? – И он в конце концов оглянулся на Кинтеля.
Кинтель сказал ему:
– Шмон устроили по портфелям. Такие у нас в школе порядки... Да еще по уху попробовали врезать.
– Рафалов! – Это завуч.
– Если тебе порядки не нравятся, можешь выметаться! – вмиг завелась опять Диана.
А Глебов сообщил опять от стенки:
– С такими задатками спецшкола для трудных была бы, конечно, уместнее.
И тогда вдруг выступил Геночка:
– А что, Диана Осиповна, ваш жених приходит в школу не просто навещать вас? Осуществляет еще и правовое воспитание? На общественных началах?
Вот оно в чем дело!
Кинтель и Салазкин смотрели друг на друга, и стремительно разматывался между ними молчаливый разговор-объяснение:
"Видишь, как получилось! Я же не зря боялся... Я не виноват..."
"Мы оба не виноваты!"
"А что тебе теперь будет?"
"Не бойся..."
"Я не говорил, что это ты дал книгу!"
"Я понимаю".
Диана Осиповна между тем вознегодовала на Геночку:
– А вас, Геннадий Романович, я просила бы не вмешиваться!
– Отчего же, уважаемая Диана Осиповна? Рафалов, он ведь и мой ученик тоже. Когда вы сегодня пришли в мастерскую и устроили... гм... воспитательную беседу, я ведь не протестовал... Впрочем, "шмон" в портфелях я не санкционировал. Зинаида Тихоновна, заявляю это официально.
– Товарищи, товарищи... Оставим наши педагогические проблемы на потом, здесь дети...
– С которыми Геннадий Романович всегда запани-брата! И распустил! – не унималась Диана.
– Наверно, потому, что по уху никого не бью...
– То-ва-ри-щи! – возвысила командирский голос завуч.
Все примолкли на миг. И в этой тишине Салазкин звонко спросил:
– Можно я теперь возьму книгу и мы пойдем?
– Нет! – Диана метнулась к столу. Видимо, терпеть поражение по всем статьям ей не хотелось. – Книгу получит отец! Когда придет!.. Зинаида Тихоновна, разве можно доверять детям такую... реликвию?
– Но папа в отъезде!
– Вот поэтому ты и взял книгу без спросу... – с упреком заметила Зинаида Тихоновна.
Салазкин сказал медленно и очень вежливо:
– Простите, но мы с папой сами решим этот вопрос. Вдвоем.
– Вы решите его здесь! При нас! – объявила Диана. – Тем более, что ты лжешь! Отец вовсе не в отъезде! Я звонила на кафедру, и мне сказали, что он на работе! Только вышел куда-то!
Салазкин опять оглянулся на Кинтеля. Тот пожал плечами. Диана торжествующе сказала:
– Ты можешь сам позвонить и убедиться. Тем более, что отец уже, наверно, вернулся.
– Правда, можно позвонить? – Салазкин посмотрел на завуча.
Та, кажется, обрадовалась:
– Да! И... попроси папу прийти сюда. – Она повернула к Салазкину красный блестящий телефон.
Салазкин снял трубку. Потянулся к диску пальцем, замер на миг, будто вспоминая номер. Быстро завертел. И...
– Это Саня. Добрый день... Да, я так сказал... В своей школе, в кабинете завуча. Знаешь адрес? Хорошо... Я дал Дане Рафалову, я тебе говорил о нем, книгу "Морской устав". Ту самую... Надо было, об этом после!.. Его портфель обыскала учительница, книгу отняла. Теперь нас в чем-то обвиняют... Чуть ли не в краже! Даню ударили... Да! – И положил трубку.
– Что такое?! – Зинаида Тихоновна затрясла волосяным хвостиком. – Зачем ты так?! Ты... это папе звонил?
С незнакомым тяжелым спокойствием Саня Денисов сказал:
– Я звонил кому следует... Можно я пока сяду? У меня болит нога... Придется подождать... – он глянул на круглые настенные часы, – шесть минут. Нет, теперь уже пять...
– Ты папе звонил?
– Сейчас приедет, – уклончиво ответил Салазкин. Прихрамывая, отошел от стола. Спиной вперед. Опять посмотрел на Кинтеля. Решительно так, незнакомо.
– Сядь... – Зинаида Тихоновна забеспокоилась. – Что у тебя с ногой?
– Пустяки. С дерева прыгнул, чуть подвернул... – Салазкин отступил к стене, где стояли четыре стула. На ближнем к столу сидел Глебов. Салазкин сел на самый дальний. Потрогал на коленке бородавку. Опять стрельнул глазами в Кинтеля – уже с веселыми искорками. Вскинул глаза на часы. Он явно не боялся.
А Кинтель боялся. Вновь. Вот появится отец, будет Саньке на орехи! Если не здесь, то дома. И конечно: "Не смей связываться с этим..." Как Диана сказала? "С уголовником".
А завуч все тревожилась:
– Может быть, показать ногу медсестре?
Салазкин сказал беззаботно:
– Не стоит, у меня ступня то и дело подворачивается, слабые связки. С возрастом пройдет... – Он согнулся, потер щиколотку. Волосы упали на лицо. Сквозь них он опять посмотрел на Кинтеля.
– Здесь калечат, здесь и лечат, – сказал Геночка. – Целых две травмы, не считая моральных.
– Геннадий Романович...
Зинаида Тихоновна не договорила. С вежливым "Разрешите?" шагнул в открытую дверь, мимо Геночки, человек в черной болоньевой куртке, с красным мотошлемом в руке. Молодой, с тускло-медным ежиком волос и пыльно-коричневым лицом. Сквозь этот налет или загар проступали темные веснушки. И глаза на таком лице казались пронзительно синими, с очень яркими белками.
Человек прошелся этими глазами по всем, кто был в кабинете. Сказал ровно и уверенно:
– Здравствуйте... Я не спрашиваю, сюда ли я попал, поскольку вижу Саню Денисова. Позвольте представиться. Вострецов Даниил Корнеевич, представитель конфликтной комиссии при областном Детском фонде. Так сказать, группа быстрого реагирования... Могу я поинтересоваться, что произошло?
С четверть минуты продолжалось общее удивление, обалделость даже. У всех, кроме Салазкина. Он поднялся со стула и не то чтобы заулыбался, а засветился весь. И Кинтель, глядя на него, тоже ощутил радость. Ничего еще он не понимал, но почуял, что дело, кажется, может обойтись без отца.
Первой пришла в себя Зинаида Тихоновна. Оно и понятно: будучи завучем, нервы натренировала она, как летчик-испытатель.
– Насколько могу судить, у нас ничего не произо-шло. По крайней мере, такого, что требовало бы присутствия... столь ответственных представителей.
– Боюсь, что здесь мы разойдемся во мнениях, – учтиво сообщил Даниил Корнеевич Вострецов. – Саня...
– Да! – звонко откликнулся Салазкин. – Почему нас допрашивают, как воров? И книгу отобрали! И... Даня говорит, что его ударили!.. Я принес ему из дому папину книжку почитать, а они... – У Салазкина со слезным дрожанием сорвался голос.
В наступившей тишине Вострецов раздельно про-изнес:
– Прошу прощения, но мне хотелось бы задать несколько вопросов.
– По какому праву?! – вскинулась Диана. – Кто вы такой?!
– Я ведь уже объяснил, кто я такой. Если угодно, вот удостоверения... члена комиссии Детфонда, нештатного корреспондента "Молодежной смены"...
– А вы нас не пугайте, молодой человек, – величественно произнесла завуч.
– О Господи!.. Ну почему, как начинаешь разговаривать с педагогами, сразу "не пугайте"? – В голосе Вострецова еле заметно заискрилась насмешка. – Я не пугаю, а выполняю свои обязанности, уважаемая Зинаида Тихоновна... Я ведь правильно назвал ваше имя? Я помню вас по выступлению на президиуме, вы очень убедительно говорили, что необходимо всегда соблюдать интересы детей...
– Вот об этом бы и написали в своей газете!
– Со временем, если пожелаете. Но сейчас я вызван по конкретному поводу.
– Да кто вас звал?! – взвилась опять Диана.
– Как кто? – удивился Вострецов.
– Я звал! – вмешался Салазкин. – Вы же слы-шали!
– Лихо... – сказал у двери Геннадий Романович.
– Значит, ты звонил не папе! – возмутилась завуч, и у нее перекосились очки. – Я так и знала! Какое ты имел право?
– А разве не имел? – удивился Вострецов. – Каждый ребенок вправе просить о защите, если...
– О защите от кого? – Зинаида Тихоновна пальцем укрепила на переносице очки. Успокоилась, глянула с укоризной и незыблемой правотой. – От своих учителей?
– Увы... – сказал Вострецов.
– Чем же мы обидели Сашу Денисова? – Она устремила очки на Салазкина.
– Не меня, а Даню!.. И почему не отдаете книгу?
Вострецов посмотрел на него, на Кинтеля, на учителей. Покачал снятым шлемом. Вздохнул:
– Насколько я понимаю, имело место следующее: несанкционированный обыск, изъятие не принадлежащей вам ценности и применение физических мер воздействия при допросе... Ибо иначе как допросом такую беседу не назовешь.
– Ну что вы такое говорите! – Зинаида Тихоновна от старательного пренебрежения сморщила лицо. – Диана Осиповна хотела выйти, попыталась отодвинуть мальчика с дороги, у нее сорвалась рука... Видите, она даже палец поранила о косяк...
– Гм... – Вострецов неуловимо повеселел. – А разве нельзя было попросить мальчика посторониться?
– Я спешила! – взорвалась Диана. – Я не могла оставаться тут, когда... этот... оскорбляет взрослых людей!
– Взрослых людей оскорблять, естественно, не следует, – согласился Вострецов. – А кого именно и как оскорбил этот ученик?
Возникло секундное замешательство. Но тут же насмешливо внес ясность Геночка:
– Ученик Рафалов назвал проходимцем Андрея Андреевича, будущего супруга Дианы Осиповны... вот его-с... Андрей Андреевич зашел навестить Диану Осиповну и, будучи работником следственного аппарата, принял посильное участие в разборе дела...
– Геннадий Романович! Это переходит всякие границы! Вы же педагог, а не... Вам совсем безразличны интересы школы! – Зинаида Тихоновна гневно уперлась в стол кулаками.
– Совсем не безразличны. Иначе кто бы мне мешал уйти в кооператив "Орбита", где зарплата в пять раз выше здешней? Пацанов только жаль...
Вострецов смотрел на Андрея Андреевича Глебова.
– Прошу прощения. Вы в самом деле следователь?
– Да. И я не видел причины, почему бы не помочь педагогам.
– Но такие процедуры, очевидно, должны оформляться юридически. Протокол и так далее...
Глебов хмыкнул и отвернулся: мелете, мол, че-пуху.
В Кинтеле кипятком взбурлила обида.
– Скажите, а следователь имеет право врать?
– В смысле?.. – спросил Вострецов.
– А вот он... сказал, что допрашивал Салазкина... то есть Саню, еще раньше. И будто Саня говорил, что не давал мне никакой книги! И выходит, что я украл... – (Ох, не разреветься бы! Вот будет скандал!)
Вострецов медленно, словно заболела шея, повернул голову к Андрею Андреевичу:
– Вы в самом деле так сказали мальчику?
Тот покачал ногой в замшевой туфле. Пожал плечами. Разъяснил снисходительно:
– Это был маленький психологический эксперимент. Что такого?
Вострецов мизинцем поскреб веснушчатый подбородок. Проговорил, тщательно подбирая слова:
– Я выполняю сейчас официальные обязанности, и только это обстоятельство не дает мне возможности присоединиться к энергичной и емкой характеристике, которую дал вам мой тезка Даня Рафалов...
Диана пискнула и кинулась из кабинета – Геночка еле успел отскочить. Глебов поднялся:
– Я полагаю, мы еще встретимся, гражданин... Вострецов, кажется?
– Полагаю, что встретимся, гражданин... Андрей Андреевич... – Вострецов посторонился, пропуская Глебова, который спешил за невестой. И сказал Зинаиде Тихоновне: – Думаю, что конфликт можно свести к минимуму, если мальчикам вернут книгу и портфель и если Дане Рафалову принесут извинения за... гм... попытку излишне резко отодвинуть его от двери... Впрочем, извиняться уже некому.
– Не нужны мне ее извинения, – сипловато сказал Кинтель.
– Даня, что у вас происходит с Дианой Осипов-ной? – произнесла Зинаида Тихоновна очень педагогическим тоном. – Может быть, есть смысл собраться и вместе выяснить раз и навсегда? А то она ужасно недовольна тобой.
Кинтель сумел усмехнуться:
– Мы по-разному относимся к "Тарасу Бульбе". И к казацким обычаям... А еще поспорили сегодня насчет картошки. В газетах пишут, что ребят запрещено посылать, а...
– А вас что, посылают? – быстро спросил Вострецов.
– Ага! Завтра. А ребята, конечно, зашумели. Потому что студенты недавно поотравлялись на полях, теперь, значит, нас...
– Какая чушь! – всполошилась Зинаида Тихоновна. – Это всего лишь на один день! На полдня! Шефы просили! На совершенно безопасное поле!.. Мы же не враги своим детям!
Вострецов медленно и веско проговорил:
– Существует указ Госкомитета по образованию, за-прещающий привлекать школьников к сельским работам в учебное время.
– Но как быть, если урожай...
– Пора уже понять, что спасать урожай и латать экономику страны детскими руками бессмысленно... Есть, кстати, и письмо Детского фонда на этот счет. Я не говорю уже о Декларации прав ребенка, ратифицированной Верховным Советом. Она тоже запрещает детский труд...
– Господи, да это же в плане трудовой практики! Для зачета... Да и ничего еще не решено. Скорее всего, никто никуда не поедет, погода портится... – И Зинаида Тихоновна устремила взгляд за окно, где светился безоблачный теплый вечер. Геннадий Романович тихо хмыкнул и ушел за дверь.
Зинаида Тихоновна обернулась к Салазкину с доброй укоризной:
– Ох, Денисов, Денисов... Неужели мы сами не сумели бы во всем разобраться? Устроил панику, сорвал с места человека...
– Ничего, работа такая... – сказал Вострецов. – Если позволите, ребята возьмут книгу и мы пойдем...
Из школы вышли втроем. У крыльца стоял мотоцикл – пыльная вишневая "Ява". "Могли угнать", – отметил про себя Кинтель. Вострецов словно услыхал эту мысль. Весело объяснил:
– Я попросил добровольцев покараулить... Спасибо, ребята! – Он помахал рукой. Из кленовой чащи (из засады) выбрались трое "продленочных" второклассников. Гордые такие...
Вострецов выкатил мотоцикл на обочину. Протянул Салазкину ладонь. Тот с размаху, весело вложил в нее свою ладошку:
– До встречи! – Сразу видно: хорошие знакомые.
Вострецов протянул руку и Кинтелю:
– Ну, будь здоров, тезка. Еще увидимся... – Он вскочил в седло и газанул с места. Умчался.
– Кто он такой? – спросил Кинтель напряженно. Потому что чувствовал себя виноватым. Портфель с "Уставом" оттягивал руку. (Сейчас проводить Салазкина до дому, отдать ему книгу – и с плеч долой.)
– Это... – начал Салазкин весело и вдруг притих. – Ой... папа...
От перекрестка шагал к школе профессор Денисов. Кинтель узнал его сразу. Салазкин шепотом сказал:
– Значит, правда приехал... Наверно, ему сообщили на кафедре, что кто-то звонил из школы, вот он и торопится...
– Хана, – выдохнул Кинтель.
Салазкин тряхнул волосами:
– Какая чушь! Папа, он все понимает... Даня, а можно будет сказать ему про фотографию и про шифр? Чтобы все объяснить...
– Говори, – печально разрешил Кинтель. И подумал: "Если поможет".
Тогда Салазкин закричал:
– Папа, мы здесь! – И, прихрамывая, побежал навстречу отцу.
