— А с авторитетами всегда приходится
спорить. У них должность такая.
С.Лукьяненко «Звездная тень»
— Не могу простить ему, что он взял и разрушил добрую, милую сказку нашего детства, — сказал мне как-то пользующийся заслуженным авторитетом любитель фантастики. Имелся в виду Сергей Лукьяненко, автор романа «Звезды — холодные игрушки».
И голос этого читателя не одинок. Роман вызвал споры, иногда незаметно переходящие в раздоры. В самом деле, непривычная для Лукьяненко жесткая «сайнс фикшн» никого не ввела в заблуждение. Автор не был бы самим собой, не ввяжись в очередную идейную баталию. На сей раз он вышел на тропу войны с коммунистической утопией. Дело, казалось бы, в литературе привычное — не будь сия утопия столь узнаваемой. Да, это подозрительно напоминает мир ранних Стругацких, мир «Полдня». Наставничество и прогрессорство, нуль-кабины и Мировой Совет, веселый энтузиазм населения... Такова планета Геометров, гипотетический союзник Земли против Галактического Альянса.
Тут надо сделать паузу. Видимо, читатели этой статьи знакомы с романом, однако все же дерзну напомнить расстановку фигур на доске. Итак, Земля относительно недалекого будущего, примерно середины XXI века. Внутренняя ситуация как всегда сложная, а тут еще волей-неволей пришлось влиться в Галактический Альянс — сообщество разумных Рас. Сообщество сугубо утилитарное, в нем, естественно, рулят Сильные расы — их немного. Остальные ходят в Слабых, их используют строго функционально. Раса живых компьютеров Счетчики, раса боевых мышей Алари, раса космических извозчиков Земля. Да, никакого почетного места нашей планете в Альянсе не уготовано. И никуда не денешься от «межгалактического разделения труда» — не позволят Сильные, да и жаль терять новоприобретенные блага. Патриоты, ясное дело, недовольны. Не только земные — Слабые расы тоже интригуют помаленьку, только вот поделать ничего не могут. Точнее, не могли — до тех пор, пока не наткнулись на цивилизацию Геометров. Потенциальных союзников? Или?
Не буду детально пересказывать сюжет. Замечу лишь, что обрисованная автором «меж-ду-расовая политическая обстановка» до боли в зубах напоминает сегодняшние российские реалии. Но ради этого ли писался роман? Постимперский синдром, конечно, и сам по себе может послужить опытной делянкой писателю. Но рискну предположить, что Сергея Лукьяненко интересовало в первую очередь иное. А именно — сбывшаяся мечта Геометров («ми-лая сказка нашего детства») в качестве альтернативы нынешнему прозябанию.
Милая сказка, однако, чем дальше, тем больше начинает показывать зубки. Киса на поверку оборачивается крысой.
И здесь нужно заметить вот что. «Мертвого льва» кто только не пинал, занятие это ныне в литературе почитается дурным вкусом. И нарисуй Лукьяненко за розово-голубым фасадом зверский ГУЛАГ — не стоило бы тогда и огород городить. Знаем, нюхали, все верно, но сколько можно? Автор, однако, коснулся более глубокой темы.
Предположим (это невозможно, да ведь на то и фантастика), что сбылось. И впрямь перед нами народ, отыскавший Истинный Полдень, народ, где все добры и бодры, никто никого не угнетает и не грабит. Звездолеты летают, нуль-Т работает, детишки в интернатах постигают азы Дружбы... И это не фасад, не потемкинская деревня... Лишь мутными облачками маячат на горизонте вопросы: во-первых, какой ценой, и во-вторых, зачем?
Лукьяненко, сделав невозможное допущение, далее раскручивает ситуацию с полной психологической и социальной достоверностью. Да, на планете Геометров нет насилия над личностью — но где они, личности? Воспитание, альфа и омега этого мира, вытравляет из детских душ всякую особость, всякую непохожесть на других. Знамо дело, коллектив! Из уютных интернатских стен выходят, по большому счету, функциональные единицы. Они дружелюбны и веселы, взаимно услужливы и приветливы — но чем дальше, тем больше крепнет мысль о тщательно наведенной галлюцинации. Или гениальной компьютерной программе. Хорошие люди, веселые люди, только вот начисто лишены подсознания. Одномерны они и предсказуемы. Оттого, кстати, и страдает их мир творческой импотенцией. С искусством, мягко говоря, плохо. Наука вроде бы развивается, но и она держится на не до конца истощившихся прошлых запасах. Да, великая сила воспитание... Лишь в редчайших случаях программа дает сбой — и тогда появляется, к примеру, Ник Ример — талантливый поэт, ранимый и живой. Или мальчишки из интерната «Белое море» — их, впрочем, пока не успели сломать мудрые Наставники.
А что же во внешнем мире? Чем озабочена эта планета, равняющая свои материки по циркулю и линейке? Зачем стартуют с покрытых зеленой травкой космодромов десантные корабли?
Они ищут друзей.
И, что самое страшное, находят.
Точнее говоря, другом не рождаются. Другом становятся. А кто не хочет становиться, тому помогают. Специальная профессия такая есть — регрессоры. Найдут эти ребята будущих друзей, внедрятся, опустят общество до уровня каменного века — а потом начнут опекать, воспитывать. В духе Дружбы. Потом можно и техникой помочь. Чисто по-дружески. «Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация...»
«— Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?»
Цитаты не нуждаются в комментариях.
Но то, на что все-таки не решились герои Стругацких, с легкостью делают Геометры. И это не случайно. В сущности, Стругацкие никогда не скрывали, что никаких социальных утопий не разрабатывали, а просто нарисовали мир, в котором им хотелось бы жить. Мир, населенный хорошими людьми. Люди, естественно, списаны с наших современников и проэкстраполированы на двести лет. За отправную точку взяты хорошие люди. Получился — более чем обаятельный мир.
Лукьяненко зашел с другого конца. Он начал там, где остановились классики. Обаятельный мир берем за основу, смотрим, что же из этого получится. И потому, на мой взгляд, обиды на тему разрушения «милой сказки» — не по адресу. Геометры — не пародия на мир «Полдня». С тем же основанием геометрию Лобачевского можно считать насмешкой над Евклидом. Это просто совсем другая история.
И вообще, внешнее сходство цивилизации Геометров с миром «Полдня» обманчиво. Приглядевшись к поздним частям цикла Стругацких («Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер»), мы не увидим радостной геометрической обезлички. Оказывается, в «нашем» XXII веке есть и множество общественных движений, порою весьма перпендикулярно настроенных по отношению к Мировому Совету, и религия отнюдь не растворилась под светлыми лучами диамата, и воспитание детей в интернатах тоже не является обязательной нормой. Так что, если уж говорить о пародии, то Лукьяненко спародировал не столько созданный воображением Стругацких мир, сколько примитивно-восторженное его восприятие определенной категорией читателей. «Вот что будет, если эту симпатичную тенденцию довести до крайности, до логического абсурда» — своим романом говорит автор. А если уж искать аналогии, то общество Геометров скорее смахивает на некое чисто вымытое и надушенное одеколоном средневековье, где горделиво-мессианское сознание обывателей служит основой авторитета власти (т.е. той же касты Наставников). Что-то в этом обществе есть от дальневосточного феодализма — формы отношений между кастами, что-то (стремление всех насильно облагодетельствовать) — от европейских исторических реалий. Кстати, во втором романе («Звездная тень») сами герои проводят эту аналогию.
...Итак, Родина (самоназвание мира Геометров) на внутреннем уровне поддерживает свою стабильность за счет нивелирования человеческой личности, на внешнем же — проявляет чисто биологическую экспансию, подминая под себя подвернувшиеся цивилизации. Высокие слова — лишь прикрытие банального факта. Смысл существования этой цивилизации не только не выше ее быта — он вообще стремится к нулю.
Вот такая она, Родина, с высоты птичьего полета. И пощечина, которую влепил Наставнику Перу Петр Хрумов (или все же Ник Ример? Поди разбери) —не просто узловой момент, «точка перегиба» сюжета. Это, если хотите, этическая судорога, непроизвольная реакция жизни на мертвечину. «После этой пощечины я перестала уважать Петю», — еще одно читательское мнение. Да, конечно, конечно. Здоровый молодой амбал ударил старика... Подло и низко. Все правильно... И все же...
Справедливости ради замечу, что в дальнейшем развитии сюжета имеется, на мой взгляд, серьезный прокол. Лукьяненко не удержался от картин местного, «геометрического» ГУЛАГа. Санаторий «Свежий ветер»... Паханы и шестерки... Гибкие друзья-вертухаи. Да, это работает на динамику, это держит внимание читателя, но в чем-то глубинном автор проиграл. Мне кажется, у него сбился прицел. Пускай не льва, а шакала — но все же пнул. А замахивался-то на большее. Если уж воюем с утопией, показываем жуткий, кастрированный мир, где по определению нет насилия — не стоит размениваться на стандартные ходы, корежа исходную посылку.
Ну а все-таки? Идти Земле с Родиной рука об руку против олигархического Альянса? Нужен ли нашей многострадальной планете такой союзник? Казалось бы, ответ ясен. Только вот что же все-таки делать? Речь-то не об игрушках идет, и даже не о звездах — о самом существовании Земли. И если не Родина, то быть может, ее таинственный враг, Тень?
А что есть Тень?
Об этом — вторая часть статьи. И второй роман.
И представляется мрачная такая, загадочная цивилизация, от которой в ужасе удирали Геометры. Нечто вроде Странников — тот же мистический холодок меж лопаток, то же запредельное, сверхчеловеческое могущество.
Ну, если читательский прогноз оказался неверен — значит, кое-что автору удалось. Критерий, понятно, тот еще, но со «Звездной тенью» получилось именно так. Ничего нет в Тени страшного, ничего мистического. Это если смотреть на первый взгляд. Вот и попробуем посмотреть «первым взглядом».
Итак, нет никакой галактической Империи. Просто давным-давно стараниями гуманных альтруистов из ядра Галактики возникли Врата. Причем сие — не просто средство перемещения, вроде замаскированной под нужник нуль-кабины. Врата переносят человека (равно как и любое разумное существо) именно в тот мир, куда ему, существу, хотелось бы. Нравится тебе, к примеру, строить справедливое общество — нате, получите. Хочется пылкой любви на всю оставшуюся жизнь — подыщем подходящую планетку. Мечтаешь в глубине души о мире и покое — запросто слепим.
Не правда ли, напоминает что-то до боли знакомое? Ну да, она, родимая, Линия Грез. С той только разницей, что Мир Мечты — не виртуальная реальность и даже не какая-нибудь иная грань Великого Кристалла — нет, все по-настоящему, здесь, у нас. Галактика большая, миров много, на всех хватит.
Но Врата не только Линию Грез напоминают. Есть у них еще одно неоценимое свойство. При переносе они копируют человеческую личность в свой «банк данных». Фактически, сами Врата — это нечто вроде Ноосферы, этакий коллективный организм, состоящий из бесчисленного количества разумов. Если искать литературные аналоги, вспоминается «Дом скитальцев» А.Мирера. Там было такое интересное образование — Расчетчик, электронное вместилище неприкаянных душ. Те же Врата, только в миниатюре. Применялась эта штука, само собой, для решения сложных информационных задач, а также для допросов. Допрос в Расчетчике не мог выдержать никто.
Но Врата у Сергея Лукьяненко никого не допрашивают. Они добрые. Они даже дарят бессмертие. В самом деле, в мирах Тени и умереть невозможно. Личность каждого записана во Вратах, новое тело слепить — это вообще не проблема. Все равно что вынуть из коробки новую дискету и переписать на нее с винчестера духовное содержимое.
Вот-вот. Приблизительно так работал и аТан в «Императорах иллюзий». В итоге приходим к замечательной формуле: Линия Грез + аТан = Тень.
Чудесная штука Тень. Переносит в Мир Мечты, дарит бессмертие... Ну чем вам не что?
Это был «первый взгляд». Теперь попробуем посмотреть поглубже.
И сразу возникает вопрос: зачем автор использовал столько самоповторов? Ясно же, что у профессионала уровня Лукьяненко такое не может возникнуть непроизвольно. Что же здесь, автопародия или попытка таким образом вытянуть слишком уж ветвящийся сюжет? По-моему, не то и не другое. В «Звездной тени» по сравнению с уже упоминавшимися книгами у старых тем появляется новое измерение. Появляется некая онтологическая глубина.
В самом деле, давайте присмотримся к тем благам, что дарует Тень. Начнем с перемещения в прекрасные миры. Куда попадает прошедший Вратами счастливец? Туда, куда ему больше всего хотелось бы попасть. Но что значит «больше всего»?
Человека можно уподобить елке. Если основа человека, его неповторимая личность — это ствол, то желания, стремления — ветви. Ветвей много — ведь мы одновременно хотим многого и разного, зачастую прямо противоположного. И чем сильнее хотим, тем длиннее на нашей модели соответствующая ветка. Еще раз приглядимся к елке. Самые длинные ветви — это нижние. Так и в человеке — самые сильные (по модулю, что ли?) желания как правило произрастают внизу. Здесь нет ничего обидного — мы же биологические существа. И нам хочется есть, спать, размножаться и т.д. Писать проникновенные стихи, выручать друга из беды или наслаждаться пламенеющим закатом тоже хочется, но не так сильно. И приходится иногда себя ломать. В этом тоже проявляется человеческая свобода — мы способны идти наперекор нашим животным инстинктам. Мы заставляем реализоваться высшие ветви — хотя нижние и длиннее.
Врата, однако, устроены иначе. С их надчеловеческой точки зрения, следует удовлетворять самые сильные (в смысле длинной ветки) желания. Об иерархии человеческой души, о ее многосоставности нет и речи. Вот и переносятся люди не в тот мир, куда хотели бы на сознательном уровне, а лишь туда, куда в момент прохождения Врат метнется неподконтрольное подсознание. Оно ведь мало у кого под контролем.
Выходит, свобода, даруемая Вратами, на деле оборачивается рабством. Жители Тени — рабы своих желаний. Им никогда не вырваться из этой сетки. Никогда не позволят им Врата подавить сильное устремление ради высшего. Никогда не позволят победить самих себя. И даже если ты на пушечный выстрел не подойдешь к Вратам, всю жизнь проведешь на родной планете — все равно ведь придется умирать. И тогда ты воскреснешь — в том теле, о котором мечтало твое подсознание, в том мире, куда оно рвалось. Только вот «я» и «мое подсознание» — не одно и то же.
Но для Врат нет «Я». Они реагируют только на нижние ветки.
Фактически получается реинкарнация без кармы. Но так ли уж велика разница? Тут уместно вспомнить, что лишь европейскому сознанию реинкарнация представляется чем-то радостным и светлым. Восточная мысль, напротив, считает ее страшным злом. Колесо Сансары, колесо страданий — вот чем она оборачивается. И ужас тут не в степени мучений, а в том, что они повторяются вечно. Для традиционного буддизма даже воплощение в качестве бога и то неприемлемо. Выскочить из этого колеса, из этой дурной бесконечности в никуда нирваны — вот главный нерв учения Гаутамы.
Врата дарят «бессмертие». Но всякий дар, от которого нельзя отказаться, уже вызывает сомнение. Да и то ли это бессмертие, которое нужно всем и каждому? Думаю, десятки миллионов верующих людей пришли бы в отчаянье, если бы их наградили такой «вечностью». Ведь бесконечные прыжки из мира в мир навсегда закрыли бы для них Небо. Да и немало нашлось бы атеистов, которым когда-нибудь захотелось бы просто умереть. Безвозвратно. Но не выйдет. Ведь какое самое естественное и самое сильное желание в момент агонии? Самое сильное — но, быть может, не самое высшее.
А значит, Врата игнорируют человеческую свободу, игнорируют сложность и глубину человеческой личности, игнорируют, в конце концов, право на смерть.
И это, на мой взгляд, пострашнее будет, чем инкубаторское счастье Геометров. Те тоже человеческую природу по линейке и циркулю уродуют, но все-таки они — всего лишь люди. Метафизических возможностей, к счастью, лишены.
Но вернемся к роману. Там висит на волоске судьба нашего дымчато-голубого шарика. Сильные расы, прознав об интрижке Слабых, хватаются за ремень. Землю должны сжечь — со всеми ползающими по ее поверхности разумными букашками. Та же, помноженная на галактический масштаб, политика точечных ударов. Спастись можно либо приняв помощь (читай «пойдя под властную руку») Родины, либо... Либо принеся на Землю Зерно Врат. То есть войти в Тень. В общем, хвост вынырнет, нос увязнет.
И вот что еще важно. Героям, чтобы выбрать одно из двух зол, недостаточно просто выполнить те или иные действия. Нужно вдобавок и захотеть. Иначе не получится, Зерно не прорастет. То есть настоящее решение принимается в глубине души. Тут уже не приключения тела выходят на первый план. Конечно, для Лукьяненко сей поворот не нов (вспомним хотя бы ментальные поединки в «Лорде с планеты Земля»). Однако здесь драматизм ситуации качественно возрос. Пете Хрумову приходится решать за всю нашу цивилизацию, и речь идет не просто о том, быть или не быть. Тут ведь вопросы метафизические — особенно если избрать замкнутое само на себя счастье Тени. А кто он таков, чтобы решать за других? Не самый умный, не самый чистый, даже не самый решительный человек. Просто неплохой парень, которому очень страшно ошибиться, а не ошибиться не получится, потому что тут любой выбор — ошибочен. А хуже всего — отказаться от выбора.
Но автор, естественно, остается верен своему литературно-медицинскому принципу — не выписывать рецептов. В этой, казалось бы, безвыходной ситуации он-таки вывернулся, и финал романа получился нетривиальным.
А кому они нужны — тривиальные финалы?
Ну что ж, роман окончен, читатель может отложить книжку, выпить чаю и предаться иным радостям жизни. А книжка — она понятно о чем. Аллегорию нам предложил г-н Лукьяненко. Земля XXI века — это нынешняя Россия, стоящая на перепутье, раздираемая соблазнами. Как пел Городницкий: «две дюжины окон на запад, две дюжины — на восток». Запад с его «бездуховностью и вседозволенностью» — это, ясное дело, Тень, т.е. помноженный на бесконечность гедонизм. Восток, обозначенный Родиной — тоталитарное общество всеобще-принудительного счастья и безусловного поклонения авторитетам. С которыми немыслимо спорить, потому что на Родине авторитет — не должность, а высшая основа бытия. Выбирай, Россия, казарму или бордель.
Жаль, если роман прочитают так. Жаль, если, удовлетворившись понятной аналогией, пройдут мимо главного. Потому что политические реалии переменчивы, но при любом социальном раскладе все равно остаются вечные вопросы, на которые каждому приходится самому искать ответы. И литература тут вряд ли может помочь. Разве что предостеречь от поспешных и неглубоких решений.
Март 1998
