— Здесь грустно и одиноко, — сказал ключник. – Поговори со мной, путник.
— Я расскажу тебе про человека, который любил сочинять истории. Многим нравилось его слушать, потому что он понимал людей и умел про них рассказывать. Истории выходили разными, иногда хорошими, иногда не очень. Были истории искренние, в которые люди верили с первых слов и не отрывались до последних. В других было больше от разума, чем от души. Каждый рассказ, принятый людьми, – а ключников в этом мире давно не стало, – давал ему право сочинять дальше. Он не был пророком или первооткрывателем – их времена уже миновали. Человек был мастером, и даже не лучшие его повести пользовались успехом. И его любили. Как гурман любит талантливого повара, который может изумительно приготовить фазана по сложному и оригинальному рецепту. В чужих руках тот же фазан был бы безнадежно и бездарно испорчен. К слову сказать, наш рассказчик на самом деле понимал толк во вкусной и здоровой пище. Знать ему, как сочинителю, полагалось немало, и за знания и мастерство ценили его не только юные наивные слушатели, но и люди бывалые, требовательные. Ценили и с нетерпением ждали следующей повести...
— Здесь грустно и одиноко. Я слышал много таких историй, путник.
— Я только начинаю, ключник. Наконец человек принес людям свою новую историю. Когда люди услышали ее, они удивились своему разочарованию. Словно старую колоду карт перемешали, и вышел несколько иной расклад, но игра осталась прежней. Лишь некоторые затертые карты заменили на новые, самодельные. А где же новая игра и новые правила – спросили себя охотники до свежего, неиспробованного. Другие назидательно дырявили пальцем небо – вот, что получается, когда рассказчик желает непременно уместить в неподходящую форму вполне определенное содержание. При этом они укоризненно качали головами, к чему, мол, такие эксперименты, не лучше бы разумно придерживаться раз и навсегда принятых правил: жили-были, скакал герой три световых дня и три великие тьмы, мой атомарный меч – твоя голова с плеч, и снова жили все долго и счастливо. Стоит ли изменять содержанию ради формы – так вопрошали поклонники канонов. Любители гастрономических изысков одобрительно и значительно покачивали головами, а менее искушенные недоуменно заглядывали им в рот. У них не вышло ощутить во всей полноте неведомые блюда, и со вздохами они пересказывали друг другу тот тривиальный пир желудка, что так сочно и осязаемо описал один маленький кругленький рассказчик с блестящей головой. Долго еще люди обсуждали услышанное, делясь тем, что понравилось и тем, что развеселило. Решили они, что зачтут мастеру и эту историю, потому что получилась она таки неплохо, и пропустят его дальше, ибо только так он сможет поведать им что-нибудь лучшее. Ведь видно, что не сидит он сиднем на нагретом месте, что ищет и пробует, рискуя и не боясь ошибиться. А потом все разошлись, сожалея, что так им и не удалось узнать, каким же образом запихивают в тюбики трехцветную зубную пасту.
