Я лежал на гладкой каменной плите, которая как-то случайно не попала на стройки, а оказалась на берегу реки, и смотрел в небо. Над куполом бушевала буря. Солнце было маленьким и багровым, потому что песок шел стеной. Поселенцам сейчас очень тяжело. У них и уровень радиации поднялся, и песок проползает в любую щель, потому что он тонкий как пыль. Дисперсный.
— Тики-Тики!
Я повернул голову, хоть и знал, кто это. Только Дайка называет меня Тики-Тики. С первого класса. Вначале это была дразнилка, а сейчас, по-моему, уже нет.
— Ты на что смотришь?
— На корабль, — соврал я. Корабль в небе и впрямь был. Наверное, рудовоз со второго порта. Он пер через бурю, пока еще на плазменниках, и за ним стлался оранжевый шлейф с протуберанцами вторичных разрядов. Ничего красивого. Буря сама по себе гораздо интереснее.
— Красивый корабль, — изрекла Дайка. И вытянулась рядом со мной, так что пришлось подвинуться. На ней был новый купальник, полный, как у взрослой. Фу-ты, ну-ты. — Я бы хотела быть пилотом.
— Ага, — сказал я. — Замороженной ледышкой ты бы была.
Дайка какое-то время помолчала, а потом сказала:
— А какая разница? Ты тоже пилотом не станешь.
— Захочу — стану, — ответил я. Дайка мне мешала, она слишком настырно возилась рядом, и никак не хотела понять, что мне сейчас никто не нужен. Совсем никто.
— Знаешь, сколько стоит выучиться на пилота?
— Много.
— Ты никогда столько не заработаешь.
— Повезет — заработаю, — не выдержал я. — А вот ты точно, никак не сможешь стать пилотом. У тебя нет игрек-хромосомы. Тебя в гипере можно только как груз возить. Замороженную, со льдинками на глазах.
Дайка вскочила и молча ушла. Зря я с ней так, конечно. Она больше мальчишек о космосе мечтает. Вот только у нее и впрямь нет игрек-хромосомы, а значит, когда космический корабль войдет в гиперпространство, она умрет. Если не будет лежать в анабиозе, конечно. Со льдинками на глазах…
Зачем я про эти льдинки ляпнул? Нет там никаких льдинок, нас же учили… Всю воду из тела удаляют, точнее связывают с глицерином и какой-то полимером…
— Дайка! — крикнул я, привстав на локтях. — Дайка!
Но она шла, не оборачиваясь.
Тогда я снова растянулся на каменной плите, и посмотрел на исчезающий след корабля. Гиперпространственный канал, через который корабли летают между звездами, у нас близко. Через час корабль в него нырнет и повезет руду на промышленную планету. А потом, может быть, к другим, интересным мирам. Конечно, никогда мне столько не заработать, чтобы выучиться на пилота.
Если я и смогу полететь в космос — то только частью компьютера. “Мозгами в бутылке”, как это презрительно называют.
Только ведь все равно, так тоже летают. И иногда потом зарабатывают достаточно, чтобы стать настоящим пилотом. Я повернулся, и бросил подвернувшимся камешком в плечо Глеба, который загорал неподалеку. Он меня и приволок на речку, потому что считает осенний загар самым здоровым и правильным. Глеб поднял голову с полотенца и вопросительно посмотрел на меня. То ли вообще мой разговор с Дайкой не слышал, то ли не придал ему значения.
И я объяснил ему, что собираюсь сделать.
Глеб сказал, что я кретин. Что подключение к компьютеру в режиме “расчетного модуля” выжигает нейроны, гасит волю и отупляет. Что проще пойти в Дом Прощаний, хоть какая-то польза государству…
Тут он заткнулся, потому что вспомнил про моих родителей. Но я не обиделся. Только ответил, что многие великие пилоты начинали с того, что летали на кораблях “модулями”. Надо лишь вовремя уволиться, и все. И если уж рисковать, то именно в нашем возрасте, пока мозг пластичен и еще развивается. Тогда всё компенсируется.
Глеб снова сказал, что я кретин. И вытянулся под тусклым оранжевым солнцем. Я тоже замолчал, и лежал, глядя в небо. У нас оно оранжевое, даже когда тихий сезон. На Земле и Авалоне голубое. А бывает еще зеленое, темно-синее и желтое. И облака не обязательно состоят из песка, могут и из водяных паров. Только если остаться на Карьере, то этого не увидишь.
Я вдруг понял, что все очень просто. Что никакого выхода у меня нет. Не могу я здесь жить, не хочу и не буду.
Социальный чиновник нашего квартала была женщиной. Может быть поэтому она так на меня уставилась, когда я объяснил, что хочу наняться на корабль расчетным модулем. И смотрела очень долго, будто ожидала, что я покраснею, отведу взгляд и заберу со стола документы. Но я сидел и ждал, так что ей пришлось открыть папку.
С документами все было в порядке. Выкуп государству за право работы в космосе я мог уплатить своим паем на жизнеобеспечение и квартирой, которую родители переписали на меня. Три комнаты по восемь квадратных метров, кухня и санитарный блок… мои родители когда-то и впрямь хорошо зарабатывали. Обязательный образовательный минимум я получил. Соседи по дому написали мне очень хорошие рекомендации: наверное, рассчитывали поделить квартиру между собой.
— Тиккирей, — негромко сказала чиновница. — Работа расчетным модулем — это самоубийство. Ты это понимаешь?
— Да, — я заранее решил, что спорить не буду, и объяснять ничего — тоже.
— Ты будешь лежать в коме, а твой мозг — прокручивать потоки информации! — она завела глаза в потолок, будто ей самой воткнули в нейрошунт кабель с потоком информации. — Ты будешь взрослеть, потом стареть, просыпаться на несколько дней раз в месяц, а твое тело — стариться. Понимаешь? Это словно прожить не сто лет, как все люди, а в двадцать раз меньше. Представляешь, Тиккирей? Тебе осталось жить пять лет!
— Я поработаю лет пять или десять, потом уволюсь и выучусь на пилота, — сказал я.
— Да не уволишься ты! — чиновница в сердцах шлепнула папкой об стол. — Тебе этого уже не захочется! Твои мозги разучатся чего-то хотеть!
— Посмотрим, — ответил я.
— Я ничего не подпишу, Тиккирей, — заявила чиновница. — Забирай свои документы и отправляйся в школу. Твои родители так о тебе позаботились, а ты…
— Вы не имеете права не подписывать, — сказал я. — Вы сами это прекрасно знаете. Если я выйду без подписи, то пойду в городскую социальную службу, и подам на вас жалобу. За необоснованный отказ в выдаче разрешения у вас снимут пай жизнеобеспечения за полгода или за год. Нельзя нарушать закон!
Лицо женщины пошло красными пятнами. Она ведь и впрямь думала, что знает, как мне лучше.
— Подготовился? — поинтересовалась она.
— Конечно. Я всегда готовлюсь.
Чиновница снова раскрыла папку и стала подписывать бумаги. Чирк, чирк, чирк…
— В восьмой кабинет, там поставят печать и снимут копию, — сухо сказала она возвращая бумаги.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Счастливых пяти лет, мозги в бутылке… — ядовито прошипела она.
Я не обиделся. Может быть когда-то, как и Дайка, она сама мечтала летать в космос.
Конечно, на нашу планету не летают интересные космические корабли. Ну что у нас делать богатым туристам, или военным? Раз в полгода заходит пассажирский лайнер, который следует до самой Земли, но у него экипаж наверняка укомплектован. Зато грузовики ходят каждый день. А на каждом грузовике, даже самом маленьком, должно быть десять-двенадцать расчетных модулей помимо основного экипажа.
Так что я взял немного денег: и остатки того, что выдали родителям, и свои капиталы, и даже набор антикварных монет, оставшийся от дедушки — он на самом деле мало чего стоил, но монеты имели хождение. И отправился в космопорт. Вначале подземкой, из жилого купола в технический, а оттуда автобусом, через открытое пространство. Никто не обращал на меня внимания — может быть думали, что я еду к родителям, работающим где-нибудь в порту.
Когда автобус остановился у гостиницы, я расплатился и вышел.
У нас, на Карьере, нет своего космофлота, нет и каких-то агентств по найму. Поэтому когда капитанам кораблей нужны расчетные модули, они просто идут в бар при космопорте, и там ждут за кружкой пива. Я это слышал от взрослых, видел в новостях, и теперь хотел попытать удачи сам.
Бар оказался вовсе не таким роскошный, каким выглядел по ти-ви. То есть да, там была и стена с автографами знаменитых пилотов, и кусок обшивки боевого корабля Империи, и стойка с инопланетными напитками, которые стоили совершенно безумных денег. Только все это было какое-то маленькое, и народа в баре оказалось человек десять. А я-то думал, что бар будет огромный, не меньше спортивного зала в школе…
В полутьме, сквозь которую плыли красивые голографические мороки я прошел к стойке. Глянул на цены, и обомлел. Стакан лимонада здесь стоил дороже, чем двухлитровая бутыль в магазине. Но деваться было некуда. Я достал самую крупную купюру из тех что у меня были, купил кружку имбирного пива, забрал сдачу и забрался на высокий крутящийся стул.
Бармен — совсем молодой парень с радионасадкой в шунте с любопытством разглядывал меня. Потом покосился на кофеварку — та зашипела, и выдала ему чашку одуряюще пахнущего кофе.
— Извините, здесь есть капитаны кораблей? — спросил я.
— А, — сказал бармен. — Как же я не понял сразу… Нет, парень. В порту сейчас всего два рудовоза, и один уже в предстартовом отсчете.
— Скоро взлетает? — солидно спросил я, и отхлебнул пива. Вкусное.
— Через пару минут, ты услышишь. Если хочешь, я выведу картинку.
— Что я старта не видел? А как мне найти второго капитана?
— Хочешь наняться в расчетные модули?
Он не стал говорить про “мозги в бутылке”, и поэтому сразу мне понравился.
— А как вы узнали?
Бармен усмехнулся:
— Что еще может делать подросток в этом баре? Пить имбирное пиво, которое стоит больше чем обед в городском кафе? Тебе не капитан нужен, дружок. Капитаны нанимают настоящих космонавтов, модулями занимается старпом.
— Расчетные модули — тоже члены экипажа.
— Да, примерно как моя кофеварка. Хочешь кофе? Я угощаю.
Кофе мне хотелось, но я покачал головой. Парень смотрел на меня, потом пожал плечами:
— На мозги капать не стану, они тебе еще понадобятся. Какой у тебя нейрошунт?
— Креатив-гигабит.
Кажется, он удивился.
— Да, неплохо. И все документы ты собрал? И родители подписали разрешения?
— Родители воспользовались конституционным правом. Неделю назад.
— Ясно, — он отставил чашку. — Вон там, в углу, под железякой…
К прославленному сегменту брони имперского крейсера у него никакого уважения не было.
— Ну? — спросил я.
— Мужик, который хлещет водку — старпом второго грузовоза. Поставь ему выпивку, так положено. И предложи свои услуги.
Я сразу покосился на прейскурант, но бармен вдруг накрыл его рукой.
— От кофе ты отказался, так что… Просто махни мне рукой, я подам.
— Спасибо, — пробормотал я. Цены на спиртное я успел заметить, если бы пришлось платить, то у меня бы не хватило даже на обратную дорогу.
— За такое не благодарят. Если уверен, что прав, то иди.
— Спасибо, — упрямо повторил я.
Бар вдруг мягко толкнуло. Сквозь затемненные окна пробилось красное сияние. Старпом за угловым столиком поднял рюмку, будто чокаясь с кем-то невидимым, и залпом выпил.
— С перегрузом пошел, на маршевых, — заметил бармен. — Ладно, решай, парень.
Я соскочил со стула, и пошел к старпому. Мне не то чтобы было страшно, в конце концов я готов был ездить сюда каждый день… но не станет же добрый бармен помогать мне каждый раз. Очень не хотелось упустить такую удачу.
Старпом поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Перед ним стояла почти пустая бутылка, папа никогда бы столько не выпил. А космонавт даже не казался пьяным. Ему было лет сорок, и ничего особенного во внешности не было. Ни шрамов, ни космического загара, ни искусственных органов.
— Добрый вечер, — сказал я. — Разрешите вас угостить?
Некоторое время старпом молчал, потом пожал плечами:
— Угощай.
Я махнул бармену рукой, и тот, с совершенно серьезным непроницаемым лицом кивнул в ответ. Поставил на киберподнос две полные рюмки, и отправил его через зал. Маленький гравитатор подноса мигал оранжевым — видно, разрядился. Но поднос долетел до столика благополучно, даже увернулся от руки какого-то типа, который с хохотом потянулся за рюмкой.
Только когда я снял обе рюмки, я сообразил, что мне тоже придется пить. Раньше я пробовал лишь хмелевое пиво и шампанское. Но шампанское так давно, что даже не помню, а пиво мне не понравилось.
— Сильно тряхнуло при старте, не находишь? — сказал вдруг старпом.
Я вспомнил слова бармена, и ответил:
— На маршевых пошел. С перегрузом.
— А ты не дурак, мальчик, — удовлетворенно заметил старпом. — Давай, за удачный гипер…
Он выпил залпом, даже не поморщившись. Я вспомнил, как пил водку отец, задержал дыхание, и одним глотком влил ее в себя.
И тут же торопливо запил имбирным пивом. Получилось совсем неплохо. Нос защекотало резким запахом, и в глотке стало горячо. А так — нормально.
— Ого, — сказал старпом. — Ладно, теперь говори, что тебе нужно?
— Я хотел бы предложить свои услуги в качестве расчетного модуля, — выпалил я.
— Какой шунт?
— Креатив-гигабит.
— На потоковый режим тестировался?
— Восемьдесят четыре с половиной.
Старпом почесал подбородок. Плеснул себе водки, потом покосился на меня. Я кивнул, и он налил половину рюмки и мне.
— У тебя есть разрешение?
— Да, — я полез в карман, но космонавт покачал головой:
— Не сейчас… Все схвачено, все улажено, все разрешения, верю… Зачем оно тебе?
— Я не хочу здесь жить, — честно ответил я.
— Если бы ты сказал, что жить без космоса не можешь, я бы тебе всыпал ремня, — непонятно выразился старпом. — Но здесь жить… да, я бы тоже не хотел… Ты хоть представляешь себе, что такое — расчетный модуль?
— Это подключение мозга в режиме потоковой обработки данных, позволяющее осуществлять навигацию в гиперпространстве, — отчеканил я. — Поскольку быстродействие электронных вычислительных систем падает прямо пропорционально скорости корабля при превышении константы С, единственным методом навигации в гиперканале является использование возможностей человеческого мозга.
— Думать при этом ты не сможешь, — объяснил старпом. — Ты даже помнить ничего не будешь. Воткнули тебе шунт, ты отключился. Потом ожил, уже после посадки. Немного болит голова, и кажется, будто прошла минута, только борода выросла… впрочем, какая у тебя борода. Ну и? Что ж в этом хорошего?
— Я не хочу здесь жить, — упрямо повторил я. Раз уж этот довод старпому понравился…
— Оплата расчетных модулей прогрессивная, и за пять лет реального времени ты можешь скопить сумму, достаточную для поступления в космошколу, — продолжал старпом. — Тем более, по возрасту ты вполне им сгодишься. Но есть такая беда — работа в потоковом режиме нарушает процессы мотивации и целеполагания. Ты не захочешь куда-то уходить. Понимаешь?
— Захочу.
— Только два процента лиц, работавших расчетными модулями, уходят после истечения стандартного пятилетнего контракта. Около процента прерывают контракт досрочно. Все остальные работают до… до смерти.
— Я рискну.
— Рисковый ты парень, — старпом поднял рюмку и выпил. Я подумал, и последовал его примеру. Во второй раз, почему-то, получилось хуже — я закашлялся, и старпом похлопал меня по спине.
— Возьмите меня, пожалуйста, — попросил я, отдышавшись. — Я ведь все равно наймусь. Не к вам, так к кому-нибудь другому.
Старпом поднялся. В его бутылке еще немного оставалось, но он будто внимания не обратил. Космонавты — они все чертовски богатые.
— Пошли.
Когда мы выходили, я подмигнул бармену. Тот улыбнулся и развел руками. Будто не слишком меня одобряет, но признает мое право решать. Очень хороший человек, наверное потому, что в космопорте работает.
Через красивый вестибюль гостиницы мы прошли к лифтам. Охраннику старпом молча показал свой галактический паспорт, и тот не сказал ни слова. Рядом с лифтами был еще один маленький бар, даже не отделенный стеной. Там сидело человек пять девушек, все очень красивые и разные — азиатка, негритянка, беленькие. Они очень медленно пили кофе. Азиатка что-то сказала подругам, глядя на нас, те захохотали.
— Цыц, груз… — рявкнул старпом, багровея.
Девушки захохотали еще сильнее. Я косился на них, пока мы подымались в стеклянной шахте лифта на верхние этажи.
— Вначале посмотрим, что скажет доктор, — сообщил старпом. — Вашей медицине я не верю.
— Ага, — согласился я. — У нас хорошая медицина, но отсталая.
Вслед за старпомом я вошел в одну из дверей. Это был гостиничный номер, совершенно роскошный, в нем была видеостена, по которой шел какой-то исторический фильм. В кресле напротив стены развалился тощий высокий мужчина, держащий в руке тонкий бокал с каким-то напитком. Бокал очень походил на него, и я улыбнулся.
Вообще все складывалось здорово!
— Антон, — подталкивая меня вперед сказал старпом, — посмотри парня. Хочет пойти с нами расчетным модулем.
Мужчина обернулся, отставил бокал и сказал:
— Идиоты молодеют. Ты ему хоть объяснил, что такое быть в потоковой системе?
— Объяснил. Да он и сам все прекрасно понимает, — старпом ухмыльнулся. — Даже заметил, что “Аризона” стартовала на маршевых.
Антон покосился на стену, и та погасла, а свет в комнате стал ярче. Я заметил, что в номере окна тоже сделаны непрозрачными, как в баре. Наверное, космонавтам так не нравится смотреть на нашу планету, что они затемняют все окна.
— Раздевайся, — велел он.
— Совсем? — спросил я.
— Нет, сапоги можешь оставить.
Он, конечно, иронизировал. Кто же носит сапоги в куполе? Я разделся догола, сложив одежду на стуле, который мне подвинул старпом.
— Какой у тебя шунт? — спросил Антон. — “Нейрон”?
Какие, все-таки, молодцы были мои родители! У нас в классе почти все с “Нейронами”, гадкая штука. Я сказал, что у меня “Креатив”.
— Серьезный парень, — согласился Антон, доставая маленький чемоданчик. — Становись вот тут. — Я послушно встал, развел руки, как он велел. Антон извлек из чемоданчика шнур, предупредил: — Сейчас закружится голова.
Голова у меня и так кружилась, но я этого не сказал. Корабельный врач — Антон точно был корабельным врачом, подключил к нейрошунту шнур, потом разложил и установил передо мной сканер на треноге.
— Нервы крепкие? — спросил он.
— Угу.
— Это хорошо.
Видеостена снова заработала. Только теперь на ней был я. Сканер тихонько зажужжал, покачивая детекторной головкой. Изображение на стене стало меняться.
Вначале с меня будто содрали кожу. Я даже скосил глаза, чтобы убедиться, что она на месте. Вокруг моего изображения замигали какие-то надписи и цифры. Не на лингве, на незнакомом языке.
— Питаешься хорошо? — спросил Антон.
— Ага.
— Хрен там, хорошо… Ладно, тебе не мешки таскать.
Теперь с моего изображения содрали все мышцы. Остались кости и все внутренние органы. Я зажмурился, чувствуя, как подкатывается тошнота.
— Желудок часто болит? — спросил врач.
— Нет. Никогда не болит.
— Зачем врать-то? Видно же… Павел! Ты что, водкой его поил?
— Как принято. Выпили по рюмке.
— Экипаж кретинов… Мальчик, у тебя были положительные мутации?
— Ага. Набор “инферно”.
Глаз я так и не открыл, но слушал, как Антон объясняет старпому:
— Видишь, увеличены органы иммунной системы? Почки модифицированы для вывода нуклидов, защищены щитовидка и тестикулы. Мальчик может неплохо держать радиацию. Ну и обычные мелочи — аппендикс полностью заполнен лимфоидной тканью, усилено сердце…
— Слушай, Антон, меня сейчас стошнит. Избавь меня от зрелища освежеванного ребенка!
— Да как скажешь…
Я снова открыл глаза, и посмотрел на собственный скелет. Скелет был даже симпатичный, только какой-то очень уж жалкий.
— Руку ломал? — спросил врач.
— Правую, — признался я. В моей медицинской карте даже записи об этом не было, и я надеялся, что никто и не узнает.
— Ничего, неплохо срослось, — милостиво согласился Антон. Достал ручной детектор, подошел, и уже не глядя на экран стал водить по мне датчиком.
— Пойдет? — поинтересовался старпом. Он сидел в покинутом Антоном кресле, флегматично допивал напиток из его стакана и курил сигарету.
— Соматика приличная, — признал Антон. — Сейчас проверим шунт на поток… ты в туалет давно ходил, парень?
— А? — не понял я.
Антон поморщился:
— Ладно, может и пронесет.
— Ох, пронесет! — весело подтвердил старпом.
Антон крепко взял меня под мышки, приподнял и посоветовал:
— Держись.
…Наверное, команду он отдал по своему шунту. Потому что отключился я мгновенно. А когда через мгновение пришел в себя, голова болела, а руки слегка подергивались. Антон все так же крепко держал меня на весу. Ноги у меня были мокрые, по полу елозила черепашка кибер-уборщика, временами натыкаясь на ступни.
Я обмочился!
— Иди в душ, вон та дверь, — велел Антон. — Вымойся и одевайся.
Он морщился, но вроде бы не злился. Я схватил одежду и бросился в ванную; красный как рак, понимающий, что все кончено. Хорош расчетный модуль, у которого сфинктеры не держат… Поливая себя из душа я мрачно думал, что стоит сразу уйти. Даже не возвращаясь в комнату.
Но я все-таки вернулся.
Антон снова сидел в своем кресле, чемоданчик был собран, по стене шли замысловатые цветные узоры. Старпом курил. Пол был чистый и сухой.
— Простите, — пробормотал я.
— Да я сам виноват, — неожиданно ответил Антон. — Слишком долго тебя гонял в потоке.
— Долго? — не понял я.
— Четверть часа. Уж больно любопытные показатели были. У тебя не восемьдесят четыре с половиной, как в аттестате, парень. У тебя девяносто и семь десятых. Великолепный показатель. С таким берут в военный флот, на пилотажно-капитанский.
Старпом, похоже, понял мой страх:
— Да принят ты, принят, — сказал он. — Если и впрямь хочешь, то мы тебя возьмем в расчетные модули.
— Хотя я бы посоветовал поберечь мозги, — заметил Антон. — Понимаешь, приятель, лобные доли мозга не любят потокового режима. Они… как бы это сказать. Засыпают. Начинают лениться. Со всеми вытекающими…
Он вдруг захохотал, я понял причину, и снова покраснел.
— В общем — я бы тебе не советовал, — уже серьезно продолжил Антон. — Честно. Но если ты настаиваешь — возьмем с удовольствием. У нас и так нехватка модулей.
— Я… я готов.
— Тебе нужно уладить какие-то дела? — спросил старпом.
— Да, наверное.
Я же не знал, что все решится так быстро!
— Тогда приходи завтра утром. Старт будет вечером… впрочем, тебе это без разницы.
Я закивал, пятясь к двери.
— Подожди! — вдруг велел Антон. — Хочу объяснить тебе еще одну вещь, мальчик. Сейчас мы разговариваем с тобой, и нам это приятно. Потому что ты умный, славный паренек. Который вполне мог бы стать нашим коллегой… настоящим коллегой. Но если ты станешь расчетным модулем — все изменится. Мы будем относиться к тебе совсем по-другому. Даже когда после первого рейса ты выйдешь посмотреть на инопланетный порт: еще веселый, любопытный и настоящий. Но мы больше не будем с тобой болтать, шутить и улыбаться. Потому что видели десятки и сотни таких как ты, поначалу — умных, славных, хороших. И если относиться к вам как людям, после того, как вы встали в поток, то никаких нервов не хватит.
Меня словно отхлестали по щекам. Я сглотнул какой-то комок — потому что мне нравился и старпом, и даже этот ехидный язвительный врач.
А сейчас они смотрели на меня очень серьезно и…
Словно я на родителей, когда они рассказали мне про Дом Прощаний.
— Как член экипажа и совладелец корабля, имеющий в нем свой пай, я очень хочу взять тебя в расчетную команду, — сказал старпом, откашлявшись. — А вот как человек, у которого свои пацаны подрастают, я бы тебе не советовал приходить.
— Я приду, — прошептал я.
— Вот, возьми, — старпом подошел ко мне, протянул несколько сколотых листов. — Это наш контракт приема на работу в качестве расчетного модуля. Контракт стандартный, один в один рекомендованный Гильдией. Но ты все-таки его изучи как следует. Дальше — тебе решать.
Я схватил листки и выскочил за дверь. Голова гудела, немножко чесалась кожа над ухом, вокруг шунта. Это от волнения.
А еще мне было не по себе оттого, что и старпом, и врач говорили чистую правду. Оттого, что они были хорошие люди.
