Тучи плыли так низко, что казалось — можно подпрыгнуть и зачерпнуть ладонью мокрой серой ваты. Первые капли дождя простучали по тропинке, выбивая фонтанчики пыли, на миг стихли — и дождь надвинулся сплошной стеной.
Тропинка вмиг превратилась в подобие желоба из аквапарка. Лужи запузырились грязью. Холодная вода плескала по ногам, тучи падали все ниже — и вот уже Мартин шел в дожде, в серой мгле, в сердце бушующей стихии. Стало совсем темно. Первые минуты непромокаемая ткань куртки справлялась, потом по коже поползла сырость. Штаны прилипли к ногам, под клапан ботинок тоже натекало.
Он шел вперед, проклиная и дождь, идущий триста дней в году, и заросли колючего кустарника, из-за которого тропинка, вопреки здравому смыслу, пролегла по холму, и свою работу, и самого себя. Тропинка раскисала прямо под ногами, держать равновесие становилось все труднее и труднее, он уже не шел — скользил, балансируя и ежесекундно рискуя упасть. Карабин прирос к спине и словно отяжелел, к подошвам при каждом шаге прилипало полпуда грязи, а внутри будто тоже все раскисло: хлюпало в носу, клокотало в горле, мышцы одрябли мокрой ватой, даже мысли сделались водянистыми и текучими.
Мартин сейчас был бы рад чему угодно — вынырнувшему из кустов зверю, удару молнии и раскату грома, даже неожиданным препятствиям, заставляющим бежать, подтягиваться, прыгать или ползти. Но в сером дожде не было ничего кроме хлюпающей грязи, мокрых колючих веток и плотного серого тумана. И ничего не оставалось, кроме как идти, монотонно и безостановочно, сливаясь с однообразием ливня.
Огонек над станцией он увидел, лишь спустившись вниз с холма. То ли в дожде был просвет, то ли ушли выше тучи — сквозь косые серые струи стал поблескивать маяк. Красная вспышка, зеленая вспышка, пауза (а на самом деле — вспышка в ультрафиолетовом диапазоне) и яркий белый свет, ослепительный и завораживающий, будто огонь электрической дуги. Мартин зашагал быстрее. Он все-таки не сбился с пути.
Через час он вышел к станции. Сложенное из каменных блоков двухэтажное здание не выглядело чуждым в этом краю холмов и болот. Окна, задернутые плотными багровыми шторами, казались теми единственно уместными цветными пятнами, что подчеркивали общий серый тон. Маяк на вершине высокой каменной башни поблескивал высоко над головой. Башенка напоминала не то минарет, не то маленький морской маяк где-нибудь на краю мира.
А на веранде сидел в плетеном кресле-качалке, глядя на приближающегося Мартина, смотритель маяка и местный муэдзин в одном лице — покрытое блестящим черным мехом существо полутора метров ростом. Мех на голове ничем не отличался от меха, покрывавшего все тело, только вокруг больших печальных глаз и губастого рта был реже и короче. Из одежды на существе были лишь длинные, до колен, шорты.
— Здравствуй, ключник, — останавливаясь перед ведущей в дом лесенкой — три широкие, невысокие ступеньки, сказал Мартин.
— Здравствуй, путник, — вынимая изо рта трубку ответил ключник. У него был приятный низкий голос, мужской, но с какой-то женской мягкостью и ласковостью. Можно было почувствовать небольшой акцент, но столь легкий, что он переставал резать слух через несколько секунд. — Входи и отдохни.
Теперь Мартин мог подняться. Вытирая подошвы о ребра ступенек — вниз падали пласты тяжелой жирной грязи, — он вошел на веранду. Рядом с ключником стояло еще одно кресло, на столике — графин с бледно-желтым вином и два стакана. Это было деликатным приглашением, впрочем ключники никогда не настаивали на немедленной беседе.
— Я хотел бы попасть домой, — сказал Мартин, усаживаясь в кресло. — Как можно быстрее.
Ключник посасывал трубку. Даже запах табака казался уютным, земным. Почему-то ключники легче всего перенимали человеческие пороки — им нравилось вино, а сама идея табакокурения привела в восторг.
— Здесь грустно и одиноко, — сказал ключник. Ритуальная фраза прозвучала поразительно искренне — трудно было придумать место более грустное и одинокое, чем эта сырая, болотистая, холодная планета. — Поговори со мной, путник.
— Я пришел в этот мир два дня назад, — начал Мартин, как будто ключник уже позабыл их первую встречу. Впрочем — этот ли ключник встретил его? — Пришел не в поисках новых впечатлений и не стремясь к приключениям. Один человек, живущий на планете Земля, совершил злой и нелепый поступок. Будучи пьяным он позволил худшему в своей душе одержать над ним верх. Не знаю, давно ли он ревновал свою жену, не знаю, были к тому основания... но в тот вечер их ссора закончилась трагедией. Он убил женщину. А потом, ужаснувшись содеянного, бежал через Врата.
Ключник кивнул, раскачиваясь в кресле.
— Родные несчастной женщины решили наказать убийцу, — продолжил Мартин после паузы. — Они наняли меня и попросили найти его. Найти и привести обратно. Я пошел вслед за ним и оказался в этом мире...
— Во Вселенной так много миров, — сказал ключник, вытряхивая трубку. — И во многих мирах могут жить люди. Как ты узнал его путь?
— Это сложно, — признался Мартин. — Мне требуется хорошо узнать человека, вжиться в него, почувствовать его мечты, страхи, думать как он. Люди не всегда выбирают свой путь осознанно. Порой влияет красивое название, необычное сочетание звуков, душевный порыв... Иногда я ошибаюсь, но в этот раз удача улыбнулась мне с первой же попытки.
Ключник кивнул, принимая объяснение.
— Я нашел беглеца, — продолжил Мартин. — Он ожидал погоню и мне не удалось заставить его идти обратно. Иногда беседа помогает, человек решает вернуться и принять то наказание, которое принято в нашем мире. Но этот человек не хотел возвращаться. В нем было много раскаянья, но еще больше — страха. Я убил беглеца. Вот его жетон.
Он опустил руку в карман и достал прозрачный жетон на тонкой цепочке. В пластиковом кругляше виднелась крошечная микросхема.
— Теперь я вернусь домой, и расскажу родственникам погибшей женщины, что она отомщена, — продолжал Мартин. — Властям нашего мира я не стану рассказывать о случившемся. То, что произошло за Вратами, их не касается.
Ключник начал набивать трубку. Кончики пальцев у него были бесшерстные, с черной блестящей кожей, как у обезьян. Надо было очень хорошо присмотреться, чтобы понять — это не кожа, а мелкие чешуйки.
— Здесь грустно и одиноко, — пробормотал он. — Я слышал много таких историй, путник.
Мартин помолчал, потом достал из кармана еще один жетон.
— Я шел по пятам беглеца, — сказал он. — Этот мир встретил меня дождем, но никакой ливень не может смыть все следы. Я понял, что мой путь верен, когда нашел след первого привала. Потом, с вершины одного из холмов, я заметил людей. Двоих людей — один отставал, но догонял другого. Я понял, что их встреча грозит бедой и ускорил шаг. Но я опоздал. Вскоре, прямо на дороге, я наткнулся на тело юноши, почти мальчика, ему было лет шестнадцать-семнадцать. Беглец подпустил его ближе — и застрелил.
— Зачем? — заинтересовался ключник. — Ему понравилось убивать?
— Нет. Это страх заставил беглеца спустить курок. Он ждал погони, он боялся, что следом отправится охотник. Он не стал разбираться. Он даже не задумался, может ли такой зеленый юнец быть охотником. Месть бесплодна, ключник, месть не поднимет мертвых из могилы и не прибавит в мире доброты. Вначале я не собирался убивать беглеца. Но я стоял над телом мальчика, прошедшего Вратами и встретившего смерть под чужим небом и чужим дождем. Что он искал за пределами Земли? Богатства, славы, любви? Просто приключений? Не знаю. Чем он сумел расплатиться за проход? Почему был так наивен, почему не понимал, что самое опасное в чужих мирах — это человек? Не знаю. Но я понял, что беглеца нельзя отпускать. Когда-то в его душе жили и любовь, и доброта. Остался страх. Если бы можно было убить лишь страх — он никогда больше не поднял бы руки на человека. Но пока человек жив — он не перестанет бояться. Поэтому я убил беглеца и взял его жетон.
— Ты развеял мою грусть и одиночество, путник. Входи во Врата и продолжай свой путь.
Теперь Мартин мог подняться на второй этаж, занять одну из предназначенных для людей комнат, принять горячую ванну и пообедать. Или продолжить путь немедленно.
Мартин кивнул. Налил себе бокал вина. Произнес в пространство, стараясь, чтобы вопрос звучал как можно более риторически:
— Чем же была плоха первая часть истории...
Конечно же, ключник не ответил. Конечно же, Мартин и не ждал ответа. Залпом выпив вино, он поднялся:
— Спасибо за науку, ключник. Прощай.
— А ты дошел до города, путник?
— Нет. Я видел вдали огни, но не хотел терять время.
— Это большой город, — сообщил ключник. — Самый большой город Хляби. Там живет три тысячи людей и почти десять тысяч нелюдей. Город стоит на берегу мелкого моря и жители добывают водоросли. Отвар их ценится во многих мирах — он продлевает жизнь и придает яркость впечатлениям. В городе отвар пьют все, от мэра до последнего нищего, но в других мирах он доступен лишь самым богатым и влиятельным. Это моя история, и пусть она развеет твою грусть.
— Спасибо, ключник, — сказал Мартин и пошел к двери. Уже входя в здание не удержался, посмотрел назад. Ключник все так же раскачивался в кресле. Короткий треугольный хвост свешивался из вырезанной в спинке кресла дырочки.
Все-таки ключники были рептилиями. Пусть и поросшими мехом, пусть и похожими на обезьян.
В коридорах станции было тепло и тихо. Каменный пол покрывали плотные циновки, литые бронзовые светильники давали странный, тревожный свет — спектр был рассчитан не только на людей. Мартин поднялся на второй этаж и зашел в одну из “человеческих” комнат — со слишком массивной мебелью и подозрительно низкими стульями, но все-таки удобную. Зато ванная комната была даже роскошной — с глубоким круглым бассейном и чем-то вроде турецкой бани в маленькой кабинке. Разумеется, не ради удовольствия людей — для какой-то из гуманоидных рас тепловые процедуры были жизненно необходимыми.
А ключники всегда соблюдали свои обязательства.
Мартин разделся, пустил воду в бассейн, сполоснулся под душем и зашел в банную кабинку. В каменной стене потрескивал нагреватель, а за прозрачной дверью пузырилась, наполняя бассейн, горячая вода. Мартин сидел, опустив голову на грудь, закрыв глаза, медленно впитывал тепло всем телом. Проклятый дождь вымотал его сильнее, чем он предполагал.
Интересно, сколько ему позволили бы отдыхать, не удовлетворись ключник рассказом?
Сутки, двое?
Однажды удача может отвернуться от него. И очередной ключник, развалившись в кресле-качалке или вытянувшись на циновке, будет раз за разом повторять: “Здесь грустно и одиноко, путник”. Чем руководствовались ключники, принимая или отклоняя плату за проход Вратами, до сих пор оставалось загадкой. Достоверно было известно лишь то, что они отвергают истории, взятые из художественных книг, кинофильмов или общеизвестных исторических документов. Годились истории, случившиеся с самим рассказчиком или передающиеся устно. Ни одной историей нельзя было расплатиться дважды, пусть и в разных Вратах — ключники обменивались информацией мгновенно или почти мгновенно. Нельзя было рассказывать истории “впрок” — только перед проходом во Врата. Вполне годились истории придуманные, но в этом случае ключники были особо придирчивы к сюжету и стилю повествования. Истории трагические или романтические нравились ключникам гораздо больше, чем пасторальные или описания природы. Неплохо шли истории юмористические и детективные, загадочные и мистические. Почти всегда срабатывали повествования мемуарные, но большинству людей приходилось рассказать всё мало-мальски интересное, случившееся в их жизни, чтобы удовлетворить ключника. Возможно, это было изощренной ловушкой, позволявшей воспользоваться Вратами любому человеку. Любому — но лишь один раз.
Чем смог расплатиться за проход мальчик, лежащий сейчас в чужой земле в двадцати километрах от Врат?
Историей своей первой и последней любви? Скорее всего.
Мартин выбрался из кабинки, погрузился в бассейн. После бани теплая вода казалась приятно прохладной. Поколебавшись, Мартин все-таки дотянулся до одежды, достал жетон и часы. Часы надел на руку, жетон некоторое время рассматривал. Потом коснулся нескольких кнопок на часах и поднес их к жетону.
Вообще-то это было запрещено... нет, неверно — не было разрешено частным лицам. Но сканеры жетонов все-таки продавались на черном рынке, порядка ради замаскированные под часы или портативные компьютеры.
На маленьком экранчике появились строчки. Номер — ничего для Мартина не значащий. Имя. Возраст. Номер последних пройденных Врат.
Юноша был испанцем, ему не исполнилось еще и семнадцати лет.
Мартин спрятал жетон в карман и вытянулся в теплой воде. Рано или поздно ключники раскусят трюк с замаскированным под часы сканером и изменят жетоны путешественника. А может быть, и не станут. Может быть мелкие проделки путников их ничуть не смущают.
Мартин выбрался из бассейна, спустил воду и обдал бассейн из душа. Вытерся чистым, отглаженным полотенцем — и бросил его в ящик для грязного белья. Оделся. Рюкзак навьючивать не стал, подхватил под лямки.
И пошел к Вратам.
Эта станция не пользовалась большой популярностью. Мартин никого не встретил ни в жилом блоке, ни, пройдя тремя автоматическими дверями, в центральной зоне. Маленький круглый зал, сердце станции, был столь же аскетичен, как и все остальное. Компьютерная консоль на невысокой стойке казалась единственным признаком высоких технологий. На самом деле это была самая примитивная часть системы — все равно, что запал из бикфордова шнура под дюзами ракеты или механический замок на клавиатуре компьютера. Впрочем, человечеству не привыкать к подобным гибридам.
Мартин подождал, пока дверь за спиной закроется и стянется до полной герметичности. Засветился дисплей. Мартин выдвинул клавиатуру, повел курсором по длинному-длинному списку. Большая часть названий светилась зеленым — туда был открыт путь человеку. Желтый цвет отмечал названия планет, где человек мог существовать с большим риском для жизни, в кислородной маске, или, к примеру, был нежеланным гостем. Красный цвет обозначал те миры, где человек существовать не мог вообще. Миры со слишком большой гравитацией или слишком разреженной атмосферой, миры, где дышат хлором, миры, где воздух пронизан электрическими разрядами и магнитными полями чудовищной силы, миры, где материя живет по другим физическим законам. Мартина всегда интересовала, какой персонал оставляют ключники в таких мирах. Неужели доверяются местным жителям или автоматике?
Но ответить на это могли только ключники. А они предпочитали задавать вопросы, а не отвечать на них.
Мартин выбрал из списка Землю. Раскрылось второе меню — четырнадцать Врат, доставшихся человечеству. Мартин выбрал Москву. Нажал “ввод”. Выскочила последняя предупреждающая надпись и Мартин нажал ввод повторно.
Дисплей потемнел и отключился.
А больше ничего и не изменилось.
Ничего, кроме планеты, на которой он находился.
Мартин подхватил с пола рюкзак и пошел к дверям. За его спиной компьютерная консоль плавно исчезала в полу, уступая место совсем уж архаичной конструкции — сотням цветных рычажков на трех наборных барабанах из черного, лакового эбонита. Это значило, что к Вратам шел чужой. И Мартин, совершенно случайно, даже знал, какой именно.
С геддаром он столкнулся в коридоре, за второй шлюзовой дверью. Высокая и на человеческий взгляд — нескладная фигура. Лицо почти человеческое, только глаза посажены слишком широко и ушные раковины геометрически правильной формы, полукружья, как на рисунках маленьких детей. Кожа серая и вполне обычные, красные губы выделяются на ней страшноватым кровавым мазком. Пышная одежда карминных и лазоревых цветов, из-за плеча — рукоять ритуального меча, волнистого и тонкого, сделанного не из металла, а из сплавленных воедино разноцветных каменных нитей.
Геддар коротко склонил голову в поклоне.
Мартин вежливо кивнул в ответ.
Они разминулись. Геддар пошел к Вратам, к своим рычажкам и наборным барабанам. А Мартин прошел широким коридором и вышел из станции в Гагаринский переулок.
Когда-то это было одно из самых приятных и тихих мест Москвы. Во времена советской империи здесь снимали фильмы, призванные показать красоту столицы. Еще здесь любила селиться знать. Может быть и ключникам это место понравилось, хотя кто знает мотивы ключников? Как бы там ни было, но десять лет назад именно сюда упал зародыш Врат, чтобы за трое суток, небрежно распихав уютные дома, развернуться в Станцию.
С тех пор ни у кого не повернулся бы язык назвать это место тихим.
Московская Станция была одной из самых больших на Земле. Ключники то ли решили не озабочиваться архитектурными изысками, то ли выразили в такой форме свое мнение об столичном зодчестве, но Станция оказалась еще и самой уродливой. Несколько огромных бетонных куполов, беспорядочное нагромождение кубов, произвольно разбросанные окна с темно-зеркальными стеклами, башенка маяка — высокая, чуть ли не в сотню метров, но при этом все из того же зернистого, не облагороженного бетона, с дурацкой беседкой наверху — из которой и посверкивал маяк. На крыше одного из кубов была и посадочная площадка для летающих блюдец — ключники пользовались ими редко, но всегда держали одну-две машины наготове. По периметру Станции, на растрескавшемся асфальте, была выложена керамической плиткой белая полоса — граница. За ней — невысокие решетчатые ограждения, будочки милиции. Лишь у входа ограды не было, и стражи порядка, хоть и стояли на постах, но желающим войти не препятствовали.
Мартин постоял, оглядываясь. Шел мелкий холодный дождь, даром, что по календарю уже месяц как началось лето. За периметром шатались зеваки, дети и городские сумасшедшие. Зато журналистов по причине плохой погоды было совсем немного. Мокло под дождем несколько пикетов с лозунгами “Ключники, убирайтесь домой!”, солидного вида мужчина держал в руках плакат с надписью “Галочка, вернись!” Мужчину Мартин хорошо помнил, он дежурил у Станции уже третий месяц. Появлялся после пяти, выставлял на обозрение равнодушных стен свой плакат, в девять аккуратно сворачивал свой плакат и уходил. Кажется, мужчина тоже узнал Мартина и едва заметно кивнул.
Мартин отвернулся. Очереди на выход были у всех пропускных пунктов, самая короткая — у третьего, выходящего на Сивцев Вражек. Туда он и направился.
Молодой пограничник проверял документы у существа, которое Мартин еще никогда не видел воочию. Гуманоид с маслянисто поблескивающей серой кожей и двумя парами рук, одетый в коричневые меха и что-то вроде шерстяного берета, босой, с крошечными, прикрытыми прозрачной мембраной глазками. В справочнике Гарнеля и Чистяковой “Кто есть кто во Вселенной” Мартину встречалась эта раса, но ничего примечательного в памяти не всплывало. Это и к лучшему — опасных чужаков он помнил наизусть.
— Вон обменный пункт, — втолковывал пограничник. — Вы можете нанять индивидуального гида или обратиться в туристическое агентство. С нашими законами вы ознакомлены?
Чужак кивнул.
— Поставьте свою подпись здесь и здесь...
Мужчина, стоящий между Мартином и Чужим, обернулся. Доброжелательно и чуть заискивающе улыбнулся Мартину. Спросил:
— Простите, вы местный?
— Да.
— Я из Канады. Вы не посоветуете мне, в какой отель лучше направиться?
Мартин пожал плечами. Покосился на агентов, толкущихся в отдалении.
— Что вам важнее, стоимость, комфорт, расположение отеля?
Канадец улыбнулся, задумчиво развел руками. На миллионера он никак не походил, обычный западный обыватель среднего возраста и достатка.
— Понятно. Возьмите такси и езжайте в “Россию”. Чуть меньше комфорта, но в центре и недорого.
— Спасибо! — канадец пребывал в том возбужденно-радостном состоянии, которое сразу же выдает человека первый раз вернувшегося на Землю. — Я гостил у дочери, она живет на Эльдорадо. Вернуться решил через Россию, посмотреть мир...
— Мудрое решение, — согласился Мартин. — Я тоже частенько возвращаюсь через иностранные Врата.
Во взгляде канадца появилось уважение.
— О, так вы не первый раз путешествуете?
Мартин кивнул.
— Многие в Москве знают туристический язык?
— Как везде. Один из тысячи. Лучше пользуйтесь английским, туриста прошедшего Вратами каждый постарается ободрать, словно липку.
— Следующий! — позвал пограничник. Чужак уже шел к обменному пункту, равнодушно обходя суетящихся гидов и менял. Умный и законопослушный чужак.
Канадец еще раз широко улыбнулся Мартину и двинулся к пограничнику.
— Добрый день, предъявите ваши документы...
Пограничник перешел на английский. Мартин мимолетно подумал, что с языками у погранцов за последний год стало лучше. Почти все знали туристический — значит, хотя бы раз прошли Вратами... то есть, хотя бы два раза. Общий язык ключники давали всем, кто воспользовался услугами их транспортной системы. Даже те расы, чья система коммуникаций основывалась не на звуковой речи, получали универсальный язык жестов, позволяющий сносно объясняться.
— Следующий...
Канадец неуверенно двинулся по улице. К нему, чуя поживу, тут же метнулись гиды и таксисты. Обдерут канадца, никуда он не денется.
— Мартин Дугин, гражданин России, — он протянул документы.
— Я о вас слышал, — сказал он. — Вы каждый месяц пользуетесь Вратами.
Мартин промолчал.
— Как это у вас получается, а? — пограничник посмотрел Мартину в глаза. Будто ожидал какого-то небывалого откровения или неожиданного признания.
— Просто иду. Рассказываю что-нибудь ключнику, потом...
Пограничник кивнул, оставаясь серьезным:
— Я понимаю. Я был за Вратами. А все-таки, в чем дело? Некоторые и один-то раз пройти не могут.
— Может быть язык хорошо подвешен? — предположил Мартин. — Не знаю, офицер. Все свои истории я рассказал в соответствующих органах. Чем-то они ключникам нравятся.
Пограничник шлепнул в паспорт въездную визу:
— С возвращением, Мартин Дугин. Вы знаете, что у вас есть прозвище? Ходок.
— Спасибо, знаю.
— Оружие разряжено?
— Да, конечно, — Мартин похлопал чехол. — Разобрано и разряжено. Обычный карабин. Я с ним на кабанов охочусь.
— Удачной охоты, — пограничник смотрел на Мартина с любопытством, но без неприязни. — Вы бы разобрались, как это у вас получается, гражданин Дугин. Всем бы польза была.
— Я постараюсь, — проходя зеленой аркой пропускного пункта сказал Мартин. Все-таки пограничники в последнее время стали лучше. Спокойнее как-то... без той нервозности и подозрительности, что в первые годы.
Он прошел пешком минут десять, удаляясь от суеты и толпы. Мимо магазинов “Охота” и “Все в дорогу”, мимо стихийно возникшего, но успевшего уже легализоваться крытого рынка, где торговали снаряжением и товарами с чужих планет. Мимо нескольких маленьких гостиниц “для всех рас” и ресторанов с заманчивыми иноземными названиями, обещавшими небывалые яства.
Только потом Мартин поймал машину. Частник остановился сам, открыл дверь не уточняя ни маршрута, ни цены. Спросил:
— Из путешествия вернулись?
Здесь, на обычной московской улице, туристический язык уже казался чужим. Слишком простые и мягкие звуки, слишком короткие фразы.
— Да. Только что.
— Так и думал. Сам три раза путешествовал. Дай, думаю, подвезу собрата... Далеко были?
Мартин закрыл глаза, откинулся поудобнее.
— Очень далеко. Двести световых.
— И что там?
— То же самое. Дождь идет.
Водитель засмеялся:
— Вот и я так думаю. В гостях хорошо, а дома лучше. Сколько ни путешествуй, а лучше Земли не найдешь. Я ведь путешествовал просто так, на слабо меня друзья взяли. Пьяные были все, дурни, поспорили, что сумеем пройти и вернуться. Я-то вернулся, а вот...
Мартин молчал. Перебирал пальцами в кармане два жетона: без сканера их было не отличить друг от друга. Вечером Мартину предстояло написать письмо родным погибшего мальчика и отправить горькую весть вместе с жетоном.
