Девушка была такой очаровательно-глупенькой, что ей, наверное, даже не снились сны.
- Вы не боитесь? - спросила она. Не дожидаясь ответа, продолжила: - А я так ужасно боюсь! Этот ужасный экзекутор...
- Экзекьютор, - поправил я.
Милый лобик сморщился, будто пытаясь компенсировать недостающие внутри извилины.
- Он же экзекуцию проводит? Экзекутор?
- Эк-зе-кью-тор, - повторил я, разглядывая картины на стенах. Вроде бы обычные классические полотна, но с вариациями. Такие картины вошли в моду год назад и до сих пор не приелись публике. Чего там только не было - и "Последний день Помпеи", где на фоне рушащихся зданий шла веселая оргия, и скабрезные "Охотники на привале", и совершенно непристойная смесь "Утра в сосновом бору" и "Аленушки". - Эк-зе-кью-тор. Исполнитель. Он выносит приговор. По сути, он даже его не исполняет, но слово прижилось...
- А экзекуция? - жалобно спросила девушка.
Я покачал головой. Снял и протер очки.
Она и впрямь была удивительно хороша. Чудесная фигурка, где надо - тонкая, где надо - округлая. Красивое личико - слово "лицо" будет слишком грубым. Чудные светлые волосы. Губы... манящие.
И полная дура. Как и положено лицензированной девушке для удовольствий. Большинство девушек, подписывая стандартный годовой контракт, включают в него пункт о временном оглуплении.
- Мне пора, - сказал я.
Девушка вздохнула. Сказала, с такой неподдельной грустью, что я на миг заколебался, - стоит ли уходить...
- Говорят - все блондинки дуры. А я считаю, что это неправда!
Я ждал продолжения. Вдруг какая-то мысль прорвется через дремлющие нейроны?
- А почему он не экзекутор? - спросила девушка.
Улыбнувшись, я встал и чиркнул карточкой по кассовому терминалу:
- Не сложилось, милая... Я буду по тебе скучать!
Она расцвела в ответной улыбке:
- Я тоже, милый!
И я вышел из помещения, где десяток беленьких, черненьких, рыженьких и лысых девиц ожидали клиентов. Все как одна - красавицы. Все как одна - дуры.
И я дурак.
Дурак-экзекутор.
Додумался, где искать будущую любимую - в городском борделе!
На улице, несмотря на раннее утро, было жарко. Климатизаторы в городе не работали. То ли местные жители привыкли к такой погоде, то ли в мэрии проворовались сильнее, чем считали на Земле. Я двинулся по Проспекту Первопоселенцев к Площади Независимости. На любой земной колонии есть такой проспект и такая площадь.
И любую колонию рано или поздно посещает экзекьютор.
Прохожих было немного и почти все лица оказались мне знакомы по трехмесячному путешествию на "Левиафане". Местные сейчас радостно разгружают грузовые боты... Плечистые японцы в зеркальных очках последней модели деловито оглядывали достопримечательности - церковь, ратушу, мечеть, здание суда, памятник кому-то-из-колонистов-спасшему-колонию-от-бедствий. Временами стекла очков подергивались радужной пеленой: не удовлетворившись видеосъемкой, туристы делали голографическую съемку местности. Другая группа туристов усаживалась в экскурсионный автобус. Их ждала обычная программа - экскурсия к месту посадки колониального баркаса, визит в деревню аборигенов, охота на диких зверей в ближайших джунглях, ужин в ресторане с местной кухней, а после, для лиц с крепкими желудками, невинные ночные шалости. Маятниковый лайнер будет ждать на орбите еще сутки, а потом неумолимые законы гиперпространственной физики швырнут его к следующей планете. Надо спешить, надо успеть повидать все, за что заплачены немалые деньги.
А вдвойне спешить надо мне. За сутки я должен влюбиться и вынести приговор.
Памятник, как ни странно, мне понравился. Он изображал благообразного бородатого мужчину с короткой стрижкой. В руке бородач держал что-то вроде посоха, что придавало ему внешность сказочного мага. Но подпись на постаменте гласила, что передо мной старший механик колониального баркаса, на четвертом году полета добрым словом и обрезком титановой трубы усмиривший мятеж. Я даже посмотрел короткий игровой ролик, из которого следовало, что главную роль в усмирении сыграли-таки добрые слова, а обрезок трубы служил лишь вспомогательным фактором. Ролик был хороший, но мои очки, подключенные к закрытой базе данных, немедленно выдали иную версию событий, где злосчастной трубе отводилась более заметная роль.
Возле памятника меня и начали пасти.
Вначале я заметил двух топтунов - один азиат, другой европеоид. Потом появился третий - пожилой негр. Потом четвертая - хорошенькая рыжая девица.
В окружении этой четверки я свернул в узкий проулок между мэрией и двухэтажным универсальным магазином.
Там меня ждал симпатичный интеллигентный юноша, похожий на музыканта или молодого перспективного актера. Очки, однако, отработали его сразу - перед глазами побежали строчки досье.
Сын мэра был вовсе не музыкантом, он возглавлял местную тайную полицию. По колониальным масштабам - серьезный пост. По земным... достаточно сказать, что все подчиненные юноши, в количестве четырех человек, стояли сейчас за моей спиной.
- Здравствуйте, господин исполнитель, - сказал юноша.
- Здравствуй, Денис, - ответил я. - Что ж ты всех служак сюда собрал? А если кто-то из туристов наркоту провез?
- Все чисто, - быстро ответил юноша.
- А если кто-то собирается контрабандой кристаллы с рудника вывезти?
Перед глазами замигала оранжевая точка - Денис напрягся:
- Это серьезно, исполнитель?
В общем-то, это не было моим делом. Но почему бы ни помочь законной власти?
- Приглядитесь к толстому рыжему немцу, - посоветовал я. - Особенно поинтересуйтесь, нет ли у него контейнера-импланта в брюшной полости.
Почти неуловимый жест - и азиат с девушкой ушли.
- Спасибо, исполнитель, - сказал юноша. - Скажите, что нам грозит?
Я молчал. Мы никогда не отвечаем на такие вопросы.
- У нас самая обычная колония, - будто себя уговаривая, сказал сын мэра. - К Земле лояльны, общих законов придерживаемся... в целом.
Я ничего не сказал.
- А с теми аборигенами... было не ясно, что они разумны, - продолжал юноша. - Да это и сейчас еще не до конца доказано! И виртуальный притон мы закрыли... как только директива с Земли пришла...
Что я мог ему сказать? Что эта колония - и впрямь не худшая из сотни мелких человеческих поселений. Что у них, хотя бы, не процветают изуверские культы, не практикуется рабство, к местным формам жизни относятся достаточно гуманно. Что я еще не вынес приговор, да и вряд ли он окажется суровым?
Нам запрещено отвечать на такие вопросы. Первое правило, которое я усвоил, с пяти лет обучаясь на экзекьютора: никаких дискуссий с подследственными. Ребенком я проверял школы, в возрасте этого паренька - контролировал мелкие фирмы. И никогда, никогда не отвечал на вопросы.
- Ты уже вынес приговор, исполнитель? - спросил юноша.
Я повернулся и двинулся обратно.
- Что случается, если исполнитель гибнет? - вопрос ударил в спину будто выстрел.
- Следующий экзекьютор учитывает этот факт, - я обернулся. - Но нас не так-то легко убить.
Эмоциональный индикатор пульсировал багровым.
Неужели на этой планете и впрямь творится что-то серьезное?
- Какое ты имеешь право судить? - выкрикнул юноша. - Двадцать лет колония была изолирована от Земли! Потом - тридцать лет без единого корабля! Вы наконец-то соизволили наладить транспорт - и первым делом прислали палача! Спасибо! Наконец-то прибыл палач, прибыл царь и бог, который вправе судить!
Вот тут я счел себя вправе ответить:
- У меня нет этого права. Пока - нет. Но оно будет.
Мимо изрядно нервничающего негра, мимо второго, более спокойного агента я вышел из переулка. Что ж, разговор состоялся. Он обязан был состояться - в той или иной форме. Со мной мог встретиться сам мэр, или местные криминальные заправилы... или представитель тех и других, вроде этого честолюбивого паренька.
Мысленно я отметил: "явная тенденция к наследованию власти". Это не большое преступление. Но все-таки.
С летающим транспортом на планете было плохо. "Левиафан" должен сгрузить полсотни легких флаеров, но пока весь планетный авиапарк состоял из старых, еще на колониальном баркасе привезенных шлюпок. Десяток машин находились в общественном пользовании, две или три - в личном. Еще пять служили в качестве такси.
Я не стал реквизировать общественный транспорт, а пошел и нанял последнюю тачку - четыре уже были арендованы японцами. Пилот прилагался - рослая молодая женщина с чуть грубоватыми манерами.
- Жанна, - протягивая руку сказала она. - Вас за пульт не пущу, и не просите.
- Даже не подумаю, - пообещал я, пожимая крепкую ладонь. Управлять старой техникой нас учили, но куда спокойнее довериться местному пилоту.
Женщина чего-то ждала. Наверное хотела, чтобы я представился.
- Полетели? - сказал я. - Времени очень мало.
- Странный вы, - пожимая плечами ответила Жанна. - Я землян другими представляла.
- А много землян вы видели? - не удержался я.
- Телевидение уже тридцать лет работает. Земляне, они... - Жанна заколебалась.
- Веселые? Открытые? Симпатичные? Кампанейские?
Женщина кивнула.
- Земляне разные, - сказал я.
Милая девушка из борделя ничего бы не поняла. А Жанне хватило нескольких секунд:
- Так вы передачи для колоний фильтруете? - воскликнула она. - Точно?
- Конечно. Гиперсвязь - дорогое удовольствие, зачем транслировать в колонию всякую ерунду?
Жанна захохотала и открыла дверцу кабины:
- Со мной сядете? Или в пассажирский салон?
- С вами, - устраиваясь в кресле второго пилота, сказал я. - Неудобно гонять такую махину ради одного пассажира?
- Вы же заплатили, - коротко ответила Жанна. - Других машин пока нет... Правда, что на "Левиафане" сотня флаеров?
- Полсотни.
- Все равно хорошо, - кивнула женщина. - Как хочется водить хорошую машину, а не этот утюг... А вы меня насмешили, да! Значит, земляне врут колонистам?
- Случается. Родители тоже не рассказывают детям о всех своих проблемах.
- Если так рассудить - то все верно, - согласилась Жанна. Опустила руки на пульт: торжественно, будто пианист на клавиатуру. Спросила: - Мы вам кажемся смешными? Дикими?
- Вовсе нет, - ответил я, не кривя душой. - У вас вполне процветающая колония. Вы даже способны торговать с метрополией. Хороший прирост населения, неплохая нравственность...
Завыла турбина, шлюпка медленно поднялась над землей.
- Значит, наказывать нас не будете, господин экзекьютор? - с усмешкой спросила Жанна.
- Один-ноль в вашу пользу, - признал я. - Но как вы меня опознали?
- На миллионера вы не похожи, а шлюпку арендовали без споров. Да и маршрут странный... три поселения аборигенов, старый рудник, новый рудник... Летим к первому стойбищу?
Машина резко взмыла в небо.
- Может быть, я этнограф? - спросил я.
- Еще скажите - ботаник! - фыркнула Жанна. - Прегрешения наши ищите, верно?
- А они есть?
- Наркотой кое-кто балуется, говорят, что виртуалка есть подпольная, мэр зажрался, скотина, сынок его трапперов данью обкладывает, - принялась перечислять Жанна. - Обычное дерьмо.
- В том-то и дело, что обычное.
- А против Земли мы не бунтуем, - усмехнулась Жанна. - Аборигенов... в цепи не заковываем.
Очки высветили оранжевый огонек.
- Что, все-таки, неладно с аборигенами? - спросил я.
Жанна замолчала. Голубовато-зеленое небо планеты раскинулась над нами, зеленый ковер джунглей стлался внизу.
- Я знаю, что лет тридцать назад произошло вооруженное столкновение, - мягко сказал я. - Битва у реки, так?
- Битва, - фыркнула Жанна. - Две очереди из пулеметов... матушка там была, рассказывала.
- Но вы не из-за этого волнуетесь, - сказал я.
- Что еще вам очочки подсказывают?
- Вам двадцать девять лет, разведены, маленькая дочь, две собаки, живете с мамой, вас уважают, но считают излишне резкой... и прямой в высказываниях.
- Это у нас семейное, - мрачно сказала Жанна. - Ладно, спасибо, что не все досье пересказали. Не хочу знать, что про меня власти думают.
- Так что с аборигенами? - повторил я.
Жанна не отвечала. Шлюпка начала снижаться.
Стойбище располагалось у кромки леса, рядом с маленьким озерцом. Сотня примитивных хижин, точнее даже просто шалашей, несколько костров. Жанна посадила шлюпку у воды, там, где проступал скальный грунт. Я потер камень носком ботинка - на застарелом нагаре остался светлый след. Здесь часто садились.
Жанна молча смотрела на меня, привалившись к бронированному боку шлюпки.
От стойбища шли аборигены. Ну просто образчик отсталой инопланетной расы - мохнатые, низкорослые гуманоиды в одежде из шкур, с деревянными копьями, заостренными и обоженными на костре. Впереди - то ли вождь, то ли шаман. За ним - два десятка крепких мужских особей с корзинами.
- Я бы не сказал, что о их разумности трудно догадаться с первого взгляда, - мягко заметил я.
- Никто и никогда не сомневался, - презрительно бросила Жанна. - А что было делать? Беспилотный зонд следов разумной жизни не обнаружил. Колониальный баркас не имел запаса топлива на возвращение. Пришлось... сосуществовать.
Аборигены остановились. Поставили на землю корзины. Старейшина, неуверенно переводя взгляд с Жанны на меня сделал, все-таки выбор в пользу мужчины.
- Фрукты, - довольно разборчиво сказал он, тыча пальцем в корзины. Вытянул руку по направлению к носильщикам, добавил: - Рабочие.
Я молчал. "Рабочие" переминались с ноги на ногу.
- Они не рабы, - сказала Жанна. - Они вправе уйти.
- Мы не рабы! - заволновался старейшина. - Мы вправе уйти!
- Что вы хотите взамен? - спросил я его. - Еда, огонь, лекарства? Оружие?
Старейшина запустил руку под шкуру, достал пластиковую фляжку с остатками жидкости на донце. Сказал:
- Оружие - нет, нет! Знаем закон! Лекарство - нет, нет! Питье!
Я взял из дрожащих рук фляжку, открутил колпачок, понюхал. Спросил Жанну:
- Настолько близкий метаболизм?
- Пробовать не советую, там большая доза метилового спирта. Для них это не опасно.
- Быстро спиваются? - спросил я.
- Год... два, - Жанна пожала плечами. - Кому это интересно? Работают - и ладно.
Вернув фляжку старейшине, я сказал:
- Потом. Другой раз. Сейчас нет питье. Подожди.
- Вождю лучше дать, а то может обидеться, - пробормотала Жанна. Нырнула в кабину, появилась с бутылкой местного виски. Протянула вождю, сказала: - Тебе! Привет!
- Привет! Привет! - хватая бутылку воскликнул вождь.
Я молча забрался в кабину. Жанна села в кресло пилота. Аборигены торопливо двинулись прочь от шлюпки.
- Что, сволочи мы? - почти весело спросила Жанна. - А нечего было матушке-Земле рассылать колониальные баркасы!
- Вы же знаете, Жанна, тогда существовала опасность гибели всей цивилизации.
- И вы складывали яйца по разным корзинам, - фыркнула Жанна. - Знаю, знаю... Ну вот, вы увидели очередного гадкого утенка, вылупившегося из уцелевшего яичка. Велико ли наше преступление?
- Велико, - сказал я.
Не мог и не хотел я говорить ей всего. Про первую и вторую нарковойны, про эпидемию виртуальной наркомании, про табачные бунты, про введение полного запрета на химические и электронные средства для изменения сознания. Она это, конечно, знала... отчасти. По передачам ти-ви "Метрополия". Она только не подозревала, как безобразно и страшно все это было.
- У вас только пиво, да? - спросила Жанна.
- Уже запретили.
Жанна фыркнула.
- Мы чистим планету, - сказал я. - Латаем генофонд. Я... я пробовал пиво. И вино тоже. Даже виски. Нам дозволено больше, чем рядовым гражданам.
- Так всегда, - ехидно сказала Жанна. - И вам понравилось?
На этот вопрос я не ответил. Признался:
- Возможно, сейчас мы перегнули палку в другую сторону. По большому счету достаточно было победить электронную наркоманию... Но человечество стояло на грани гибели и в средствах церемониться не приходилось.
- И что будет с нашей колонией?
- Вы будете наказаны, - ответил я. - В первую очередь, конечно, виноваты властные структуры. Но достанется всем. Таков закон. Распространение дурманящих веществ среди иных форм разумной жизни - очень тяжелое преступление.
Жанна помолчала. Потом сообщила:
- Приближаемся к второму стойбищу.
- Там то же самое?
- Да.
- Тогда летим в город. Аборигенов вы временно убрали не только с улиц, но, полагаю, и из рудников? Возвращаемся в город.
- Как прикажете, экзекьютор, - презрительно сказала Жанна. С неожиданно прорвавшимися эмоциями воскликнула: - Ну почему я? Именно я? Повезла бы этих амбалов-японцев на охоту, сидела бы сейчас у костра, байки травила! Нет, влипла! Стала пособницей экзекьютора! Вы улетите, а меня вся планета проклянет! Сашеньке станут говорить, что ее мама - предательница!
- На вашем месте мог...
- Но оказалась-то я! Им нужен будет козел отпущения, и козел теперь имеется!
Она помолчала и поправилась:
- Коза отпущения... А что мы должны были делать? Продавать аборигенам сталь? Оружие? Они не нуждаются в пище, не нуждаются в лекарствах. Им пока не интересен прогресс. А вот выпивка - это лучшая валюта!
- Я знаю. Так случалось на всех планетах, где колонисты встретили разумную жизнь. Иногда в ход шел алкоголь, иногда синтетические наркотики.
- На всех планетах? - поразилась Жанна.
- Ну... вроде бы мормоны обошлись без этого. У них обычное рабство.
- Значит, все так делают... - пробормотала Жанна. - И все равно вы нас накажете?
- Да.
Шлюпка пошла на посадку. Жанна молчала. Лишь перед самым касанием пробормотала:
- И почему вы считаете себя вправе судить нас?
Это все решило.
- Подождите минутку, - попросил я. - Не выходите.
Жанна удивленно посмотрела на меня.
- Вы правы в одном, - сказал я. - Правосудие не может быть беспристрастным. Не должно. Мы люди, а не математические формулы. Потому и существуют суды присяжных, прецедентное право... чтобы над строчкой закона всегда стоял живой человек.
- Соберете присяжных? - удивилась Жанна. - Если из наших - вердикт будет один. Если из ваших - другой. Где тут справедливость?
- Экзекьютор - сам себе присяжный, - сказал я. - Одну минуту, Жанна.
Я достал из кармана упаковку, открыл. Там лежала таблетка - одна единственная. Они очень дорогие, эти таблетки. Наверное, самый страшный наркотик, придуманный человечеством. Позволенный лишь экзекьюторам... и, наверное, тем, кто стоит над нами.
- Я люблю вас, Жанна, - сказал я. И раскусил маленький белый диск.
Во рту стало солоно. Голова закружилась.
- Что вы несете? - возмутилась Жанна. Заглушила турбину шлюпки, обесточила пульт.
- Это... тест... - пробормотал я. - Если бы времени было больше... я постарался бы обойтись без таблеток... но времени всегда не хватает...
- Дурак вы, экзекьютор, - пробормотала Жанна. - Дурак и напыщенный осел.
Она выпрыгнула на бетон посадочной площадки, хлопнула дверцей кабины, пошла к ангару. Я был уверен, что сейчас она кроет меня отборной местной бранью. И мне это было неприятно, горько, тягостно, потому что... потому что... потому...
Потому что любимая женщина ненавидела меня!
- Жанна... - пробормотал я. - Я же люблю тебя...
Люблю! Эту упрямую прямоту, эти резкие манеры, за которыми ты прячешь одиночество и слабость... Пусть многим ты кажешься самой обычной, а кому-то даже некрасивой - я-то знаю, сколько в тебе очарования, сколько настоящей, не показной женственности и нежности...
- Жанна... - закрывая лицо руками прошептал я.
Я экзекьютор. Я выполню свой долг.
И каким бы суровым ни был мой приговор - это будет приговор неравнодушного человека. Потому что я сужу не только колонию с банальным именем Новая Надежда, а любимую женщину.
И самого себя.
Коммутатор пискнул, когда я включил его на прямую связь.
- Экзекьютор-один... доклад... - прошептал я. Мне никто не ответил, но я знал, что меня слушают. - Колония Новая Надежда, вторая планета четвертой Лебедя... Обнаружены следующие преступления третьей степени: злоупотребление властью, коррупция, антидемократические настроения... Следующие преступления второй степени: употребление алкогольных напитков, недостаточная борьба с наркоманией, предположительно - недостаточная борьба с электронной наркоманией. Следующее преступление первой степени: вовлечение местной формы разумной жизни в употребление дурманящих веществ. Согласно закону о Спасении Разума выношу приговор... временное ограничение прав и свобод, размещение на планете полицейского гарнизона, наложение на все... все население штрафных санкций согласно пункту D... поправка - согласно пункту G закона о Спасении Разума, ликвидация всех лиц, пользовавшихся электронными наркотиками более трех раз, ограничение высоких технологий... отгрузку флаеров прекратить, доставленные на планету - передать под контроль гарнизона...
Я говорил еще долго, прежде чем произнес последнюю уставную фразу:
- Доклад закончен, приговор привести в исполнение.
И добавил не по уставу:
- Прощайте.
Японец подсел ко мне в ресторанчике, где я героически сражался с твердым кукурузным хлебом. Надо было привыкать к местной кухне - и я старался изо всех сил.
- Санкции согласно пункту G - не слишком ли сурово? - спросил японец. Он ничем не выделялся из толпы других туристов, такой же генетически улучшенный японец, высокий и с большими круглыми глазами.
Экзекьютору-два и не положено выделяться.
- Необходимо, - сказал я.
Японец кивнул. Заметил:
- Три часа до отлета корабля. Пойдем?
- Я остаюсь, - сказал я. - Это теперь и мой дом. Я останусь здесь. Рано или поздно Жанна поймет и простит меня.
Японец вежливо покивал:
- Жанна - та женщина-пилот? Хорошая женщина, крупная...
Я сдержался. Что он может понимать, глядя на этот мир холодными глазами чужака?
- Значит, таблетка еще действует, - флегматично продолжил японец. - И ты хочешь разделить судьбу с любимой женщиной?
- А ты бы поступил иначе? - взорвался я. - Возвращайся на корабль! Я вынес приговор, что еще от меня требуется? Я - не раб!
- Я выпью кофе, - сказал японец. - Можно?
- Пей, - сказал я. - Только не пытайся меня уговаривать.
Японец кивнул. Снял очки, печально посмотрел на меня. Спросил:
- Ты же понимаешь, что полюбил ее только под действием таблетки?
- Сейчас я люблю ее сам, - ответил я.
Японец на миг надел очки, видимо, посмотрел на часы. Снова их снял. Повторил:
- Я выпью кофе...
Минут через десять он заказал вторую чашку. Я торжествующе улыбнулся.
- Все индивидуально, - пробормотал японец.
Еще через десять минут японец встал и сказал:
- Пошли?
Я огляделся.
Чужие люди чужой планеты обедали и пили алкоголь, не подозревая, что через два с половиной часа от "Левиафана" отделится боевой бот, набитый вымуштрованными солдатами.
- Это... всегда так? - спросил я.
Японец кивнул.
- Почему все стало так пусто?
Он опустил руку мне на плечо, сочувственно заглянул в глаза. Сказал:
- Это пройдет, брат. У тебя это первый раз, но ты привыкнешь. Впереди другие планеты. Если ты полюбишь по-настоящему - то уйдешь и разделишь судьбу приговоренных.
- Я уйду, - прошептал я. - Однажды я уйду!
Японец кивнул:
- Мы не рабы. Мы вправе уйти.
