Я шел по пустыне второй день. Солнце, огромное и белое, висело в небе, обрушивая удушливый зной. Пустая фляжка легонько хлопала по бедру, назойливым метрономом отсчитывая каждый шаг. Шоколад, которым я собирался пообедать, растаял, превратившись в липкую коричневую жижу в обертке из блестящей фольги и промасленной цветной бумаги.
Дорога лежала передо мной — ровная как зеркало, прямая как стрела, узкая, как прихожая малогабаритной квартиры...
Остановившись, я повторил всплывшие из подсознания слова. Прихожая... малогабаритной... квартиры...
Нет. Не помню. Не знаю.
Лишь обрывки образов — мелькающие где-то на грани реальности и фантазии: полутьма... теснота... спертый воздух...
Не помню.
Раскаленный бетон припекал ноги даже сквозь толстые подошвы армейских ботинок. Тоже слова из прошлого. Тоже слова без памяти. Но надо же как-то называть свои вещи: начиная от легкой куртки из непромокаемой ткани и кончая тонким и острым клинком в кожаных ножнах за спиной.
Бетонная лента среди желтого песка. Пять лет пути назад... И сколько еще впереди?
Во всяком случае, сейчас я видел впереди Оазис.
Зелень деревьев казалась такой ненатурально яркой, что я заподозрил морок. Но еще через полсотни шагов воздух наполнился запахом прохлады. Неуловимый, сотканный из дыхания влаги и аромата растущей в тени травы.
Морок редко бывает таким убедительным.
Я ускорил шаги. Дорога шла прямо через Оазис, и удобный ночлег был мне обеспечен. Но до заката необходимо обшарить всю рощицу — поохотиться, избавиться от излишне агрессивной живности...
Чтоб мне сбиться с Дороги!
Замерев на месте, я извлек из полупустого рюкзака бинокль. Подкрутил настройку.
Точно.
Почти под прямым углом к моей Дороге в Оазис вел еще один путь. Тоже бетонная лента, но не серая, как моя, а желтовато-бурая, почти незаметная на фоне песка. Это обещало много интересного.
И неприятного — тоже.
Поправив перевязь с мечом, я вновь зашагал вперед. Бинокль вернулся в рюкзак — в мягкие объятия одеял и чистой смены одежды.
Маленький песчаный вихрь вначале не привлек внимания. И лишь когда желтая, бешено крутящаяся воронка выкатилась на Дорогу впереди, я понял, в чем дело.
Меч выскользнул из ножен с шипящим свистом. С острия сорвался сноп синеватых искр. Матовые грани клинка заблестели, принимая зеркальность.
Спасибо тебе, Мастер Клинков, чья Дорога пересеклась с моей много лет назад. Спасибо тебе, Великий Воин, полгода дожидавшийся меня в городе Мертвых — там, где на площади Ста Дорог ты устроил самый необычный в мире фехтовальный зал. Вы поняли мой Дар — и подарили частицу своего.
Зеркалом клинка я поймал беспощадно-жгучий свет белого солнца. И отразил его вперед по Дороге — на приближающийся песчаный смерчик.
Раздался негромкий вскрик — голос боли и отчаяния, обиды и ненависти. С шуршанием осыпался на бетонную гладь песок. Метрах в десяти от меня стоял пожилой мужчина — с лицом серовато-коричневым, как древесная кора, в плаще зеленовато-буром, как подсохшая листва.
— Я Хранитель Оазиса, — громко произнес он.
— Так.
— Ты можешь набрать воды в ручье и взять плоды с деревьев. А затем — уходи.
— Так.
— Ты не должен ночевать в Оазисе. Я, Хранитель...
— Ни один Хранитель Оазиса не станет скрываться в песчаном вихре, — ответил я. — Это так же верно, как и то, что ты — Властелин Дорог.
Я снова поймал плоскостью клинка солнечный луч. Но фантом впереди уже начал таять, не дожидаясь порции Истинного света. Передо мной последовательно мелькнули: улыбающийся рыжеволосый юноша, обнаженная молодая женщина, коренастый мужчина с уродливой козлиной головой, бесформенный монстр, окутанный зеленым светящимся туманом...
И морок кончился.
На дороге стоял мужчина. Скорее молодой, чем старый, тщательно выбритый и небрежно причесанный, в потрепанных синих джинсах и пятнистой буро-зеленой куртке. С таким же рюкзаком за плечами — и обнаженным клинком в руках.
— Почему тебе нравится мой облик? — поинтересовался я, мимоходом бросая на противника блик света. Он остался неизменным. — Ты ведь убедился, что копия всегда хуже оригинала...
— Потому что тебе неприятно убивать самого себя.
— Я привык.
— Можно привыкнуть лишь к чужой крови. Своя — всегда внове.
Он улыбнулся — всесильный и беспомощный, проклинаемый и восхваляемый, не имеющий сути, но познавший облик. Властелин Дорог.
— Мои предложения остаются в силе, — сообщил он.
— И какие же? Их было так много...
— Сегодняшнее — не ночевать в Оазисе. И вечное — забыть про свой Дар.
— Нет, — я даже смог улыбнуться. — Конечно же нет.
— Ты получишь лучшую в мире Дорогу. Без холода и жары, одиночества и грусти, врагов и...
— Нет.
Властелин Дорог кивнул. Улыбнулся в ответ — мягко, совсем как человек. Задумчиво сказал:
— Сегодня я постараюсь тебя убить. Я повел плечами, сбрасывая рюкзак. И ответил:
— А я не буду стараться. Но убью.
Наши клинки встретились — узкие полосы посеребренной стали, хранящие память бесчисленных поединков...
Наши взгляды столкнулись — тверже, чем металл оружия, смертоноснее, чем лезвие мечей...
— До скорого... — не то прошептал, не то подумал я, отбивая стремительный точный выпад, прежде чем мой клинок распорол его горло. И снова повторил, уже стоя над неподвижным телом, медленно тающим, превращающимся в песок пустыни и бетонную крошку Дорог:
— До скорого, Властелин...
Оазис был мал. Настолько мал, что никакого Хранителя в нем не оказалось. Но все же я выполнил положенные ритуалы: очистил от песка и сора родник, собрал с деревьев сухие ветки и сложил их на старое кострище, подобрал с земли опавшие, но не испорченные плоды.
Рюкзак я повесил на ветке самого большого дерева, между корнями которого расстелил одеяла и вонзил в землю меч. Клинку тоже необходимо набраться сил — а Властелин до завтрашнего утра не появится.
— Спасибо за отдых, — негромко сказал я, обращаясь то ли к роднику, то ли к дубу, под которым решил заночевать.
Если твой враг — Властелин Дорог, то не стоит ссориться с Хранителями Оазисов даже в мелочах.
Из пустыни внезапно налетел ветер. Короткий, сильный порыв. Деревья гневно зашуршали.
— Послушай... — прошептал мне ветер. — Подумай...
Я скосил глаза на меч. Сказал, пытаясь оставаться спокойным:
— Это не по правилам.
— Правила устанавливал я.
— Но не тебе дано их менять.
— Я не вмешиваюсь. Я лишь спрашиваю... Зачем тебе твой Дар? Ведь он не приносит счастья — наоборот. Сегодня ты будешь счастлив, завтра — нет, хоть и сделаешь кого-то счастливым навсегда...
— Не подвластным тебе.
— И это тоже. Но мелочи не тревожат меня, поверь. Один из миллионов, тысячи из миллиардов... Мелочи, друг мой, мелочи... Ты придаешь моей жизни остроту — и потому до сих пор жив. Но мне жалко тебя. Послушай... Я выхватил из земли клинок. Рубанул им поперек упругих струй ветра, навстречу вкрадчивым словам и фальшивой жалости. Голос превратился в невнятное бормотание и стих.
— Хватит на сегодня! Хватит! — закричал я, цепляясь за бугристую кору дерева. — С каких пор Властелин Дорог хозяйничает в Оазисах?
Дерево вздрогнуло. Ветви дернулись навстречу очередному порыву ветра
пустыни. Наступила тишина.
Я подошел к роднику. Умылся в круглом холодном зеркале прозрачной воды. Сделал несколько глотков — я до сих пор не мог утолить жажду большого пути.
— Сегодня ты опять окажешься не у дел, Властелин, — прошептал я. — И ничего не сможешь поделать. Правила твои — но никому не дано их менять.
Улегшись под деревьями, рядом с тонко журчащей нитью родника, я настроил бинокль. И стал разглядывать чужую Дорогу, пересекающую Оазис. Где в ней начало, а где конец? Один Властелин ведает. Но не зря же он так упорно отговаривал меня от ночлега в Оазисе.
Я ждал.
Солнце упало к горизонту, торопливо перекрашиваясь в розовый, а затем и в красный цвет. Наступал вечер, от песка почти мгновенно потянуло прохладой. Резко континентальный климат... Такая Дорога.
Но в Оазисы не приходят ночью.
Я коснулся черной кнопки на шероховатом пластике бинокля. Инфракрасный режим. Опять непонятное слово. Но очень простой смысл — можно видеть в темноте.
Темнота стала синеватым туманом. Песок пустыни — ровной зеленой гладью. Бетонная лента Дороги — оранжевой полосой. А по ней медленно двигалась красная точка.
Человек. Путник, спешащий к Оазису.
— Чем он не угодил тебе, Властелин? — прошептал я. — Или... и это Носитель Дара?
Ветер пустыни, уже не горячий, холодно-льдистый, стегнул меня по щекам. Звезды в безлунном черном небе начали затягивать тучи. Опережая их, упали на песок первые капли дождя. Деревья недовольно зашумели.
— Не по правилам, Властелин, — усмехнулся я. — Паникуешь...
Красная точка упорно двигалась к Оазису — по скользкой, мокрой
Дороге, сквозь черно-синюю сеть дождя.
Я встал с колючего песка, спрятал бинокль в футляр. Вынул меч, пристроил его в поясной петле. Когда дерешься среди деревьев, это гораздо удобнее.
Но уже через минуту я понял: драться не придется.
По дороге шел мальчишка. Его и подростком-то назвать было нельзя — лет десять, не больше. Мокрая одежда из тонкой светлой ткани облепила худенькое тельце, и я поежился, представив эффект такого компресса. Но пацан словно и не обращал внимания на холод — шел, запрокинув голову и жадно ловя открытым ртом дождевые капли.
— Из родника можно напиться куда быстрее, — негромко сказал я, когда он подошел поближе.
Мальчишка мгновенно остановился. Взглянул на меня — быстро, чуть
настороженно. И ответил с едва заметной тенью смущения:
— Говорят, от дождевой воды быстрее растешь...
— Говорят, от нее легко простываешь, — в тон мальчишке ответил я.
Пацан кивнул. Провел рукой по бедру — и я вдруг увидел направленный
на меня пистолет. Большой, тяжелый, абсолютно неуместный в детских руках.
— Это моя Дорога, — с едва заметным вызовом сказал он.
— А это — моя. — Я кивнул в сторону своей. Мокрой, глянцевито поблескивающей в полутьме.
— Общий Оазис? — Мальчишка просиял. Пистолет он теперь держал за ствол, будто собирался заколачивать им гвозди.
— Да. Мир?
— Мир...
Мальчишка подошел ко мне вплотную. Все с той же нерешительной робостью и полным пренебрежением к ливню.
— Вы один на Дороге?
Я кивнул.
Мгновение поколебавшись, мальчишка засунул пистолет за пояс. Тонкий кожаный ремешок тут же съехал под тяжестью оружия.
— Он не заряжен. У меня давно кончились патроны. Голос дрогнул, словно мальчишка уже пожалел о своих словах.
Я медленно вышел из-под ненадежной защиты деревьев. Дождевые струи хлестнули по плечам, волосы мгновенно слиплись мокрыми прядями. Осторожно, стараясь не делать быстрых движений, я тронул мальчишку за плечо.
— Оазис очень маленький. Здесь нет опасных зверей, я проверил.
Он кивнул — но все еще неуверенно. — Страшно одному в пути? — тихо спросил я.
Мальчишка вздрогнул. И прижался ко мне.
Палатка была маленькой, но для двоих это оказалось скорее преимуществом. Костер горел прямо перед входом, его тепло разгоняло ночной холод. Редкие капли, пробившиеся сквозь ветви деревьев, бессильно барабанили по непромокаемой ткани, шипели, падая на догорающие угли.
— А мы не загоримся среди ночи? — спросил мальчишка.
Я покачал головой.
— Это добрый огонь... огонь Оазиса, дома. Понимаешь?
— Нет, — честно признался мальчишка.
— Я и сам толком не объясню. Мы пришли сюда как гости — и потому не будем чужими. Я собрал для костра сухие ветки, развел огонь на старом кострище... Попросил разрешения. Надо не забывать, что пришел как друг — тогда не станешь врагом.
— Понятно, — не совсем уверенно заявил мальчишка. Мы лежали рядом, лицом к огню, под тонкой крышей палатки, на ворохе опавших листьев, накрытых одеялом. — Скажите, а правда, что все Дороги однажды кончаются Оазисом? Большим, где живет много людей, пятеро... или даже десять... И уже никуда не надо идти.
— Не знаю, малыш, — поколебавшись признался я. — Это известная легенда. Но сколько в ней правды... Скажи, ты помнишь что-нибудь другое?
— Какое?
— Прошлое или будущее... не знаю. Мир без Дорог. Мир со свободой направлений.
Мальчишка поежился и осторожно придвинулся ко мне.
— Нет... честное слово! Я помню свою Дорогу, Оазисы, перекрестки... воронку, где нашел пистолет. Село, пустое... почти. Там я стрелял.
Его начала бить мелкая дрожь. Я потянулся за своей курткой — гидрофобная ткань давно уже высохла, не то что остальная одежда. Набросил мальчишке на плечи. Едва заметно покачал головой — не было ничего особенного в этом мальчишке, бредущем по своей Дороге. Темноволосый, бледный, почти незагорелый. Слабенький и немного неуклюжий. Один из миллиардов. Просто наши Дороги сошлись на краткий миг...
Но Властелин Дорог пытался убить меня — свою любимую игрушку. И все ради того, чтобы мы не встретились.
— Буду звать тебя Тимом, — неожиданно сказал я.
— Почему? — Мальчишка взглянул на меня с любопытством. — Мы ведь не познакомились даже... а меня зовут...
— Тим. Тебя зовут Тим — потому что это Тимоти и Тимур, Тимофей и Тиман. Это имя любого мира, любой Дороги. Поэтому ты Тим.
— Ясно, — серьезно сказал мальчишка. — Логично... Только знаете, я ведь и в самом деле Тим.
Я улыбнулся. Почему-то не хотелось допытываться, правду он говорит или подыгрывает мне. Выбравшись из палатки, я торопливо снял с огня тонкие стальные палочки шампуров. С горячего, чуть подгоревшего мяса капал прозрачный жир. Маленькие помидорины, нанизанные вперемешку с мясом, потемнели и сморщились.
— Ешь, — я сунул Тиму пару горячих шашлычных палочек. — С приправами туго, но соль еще имеется.
— Угу, — пробормотал мальчишка, вгрызаясь в дразняще пахнущее мясо. Над нами сверкнула молния. Мягким прессом навалился гром. Властелин Дорог злился не на шутку... вот только почему?
Тяжелый выдался денек.
Я уснул первым, точнее не уснул, а погрузился в свинцово-беспробудную дремоту. И успел почувствовать сквозь сон, что Тим принялся укрывать меня, старательно деля на двоих узкое одеяло. Дерьмовый из меня вышел покровитель.
Утро выдалось таким красивым, словно Властелин устыдился вчерашней бури... или же решил побыстрее выманить нас из Оазиса на Дороги.
Отмытая от давней пыли зелень деревьев. Выросшая за ночь трава и спешащие за ней грибы. Беззаботное пение птиц, убедившихся, что вчерашняя буря была лишь сном...
И обломанные ветви с успевшей пожухнуть листвой, твердо помнящие реальность вчерашней бури.
Мои пальцы ласково погладили ребристую рукоять меча. После полудня Властелин Дорог сможет вернуться. Но я готов к новой встрече — готов всегда.
У Властелина будут основания для злости...
Тим умывался у родника. Я подошел, присел рядом. Приветливо кивнул — и мимоходом отметил, как бережно мальчишка зачерпывает ладонями воду.
— Расскажи про свою Дорогу. — Я постарался вложить в непристойные слова максимум небрежности.
Тим вздрогнул. Быстро встал, сердито взглянул на меня. Про Дорогу не спрашивают. О ней рассказывают сами — щедро пересыпая правду фантазиями, стараясь представить путь куда более красивым и легким, чем он есть на самом деле...
— Это моя Дорога, — твердо сказал он.
— Знаю. Расскажи о ней.
Не знаю, что заставило Тима подчиниться. Авторитет более старшего и опытного путника, робкая тень доверия, возникшая накануне. А может, легкое дыхание пробуждающегося Дара — дрожь в усталых мышцах, запах грозы в утреннем воздухе, электрический шелест синих искр на острие меча.
— У меня скучная Дорога. Через пустыни и степи... мертвые города и пустые села. Тебе обязательно о ней рассказывать? О двух парнях, что ждали меня на перекрестке...
— У одного была дубинка, а у другого — нож.
— Цепь. Откуда ты знаешь?
— Очень обычная история. Ты стоял перед перекрестком и ждал, пока они уйдут. А они улыбались и поджидали тебя за барьером Дорог — самоуверенные и наглые. И пистолет их не испугал. А когда ты выстрелил в воздух, один из них метнул в тебя нож... то есть нет, не нож... бросил дубинку.
— Свинцовый шарик. И попал в плечо.
— Тогда ты прицелился лучше. И стал стрелять.
Я замолчал. Лицо Тима исказилось — еще секунда, и он бросился бы на меня... или заплакал.
— Извини, малыш.
— Да пошел ты!..
Мальчишка подхватил с травы курточку из светлой, песочно-желтой ткани, накинул на плечи. И побрел между редкими деревьями Оазиса — к своей Дороге, своему пути.
"Дорога — всегда пряма, путь — всегда прав. Никто и никогда не сойдет со своей Дороги", — сказал когда-то Властелин Дорог. И это стало законом.
До тех пор, пока не появился Дар.
— Стой, Тим!
— Я не Тим, — огрызнулся мальчишка. Но остановился. В нескольких метрах от желтого песка и бурого бетона, от бесконечной ленты Дороги.
— Сейчас мы соберем палатку и позавтракаем. А потом ты сделаешь выбор.
— Какой еще выбор? — не оборачиваясь спросил Тим.
— Ты слышал легенду о Носителе Дара?
— Да, — тихо, очень тихо произнес мальчишка.
— Тогда ты знаешь, что я тебе предложу.
Мы стояли перед бетонной полосой. Ветер гнал по Дороге тонкие струйки пыли, извивающиеся, словно стремительные песчаные змеи. Трава у нас под ногами обрывалась четкой зеленой дугой, даже не пытаясь выбраться за пределы Оазиса.
— Именем Носителя Дара... — негромко начал я. Ветер взревел и бросил в меня песчаную дробь.
— ...именем ответа, который есть на любой вопрос; именем силы, которая стоит против каждой силы; именем исключения, которое есть в любом законе...
Ветер стих. Властелин Дорог смирился с неизбежностью.
— ...я рассекаю барьер Дороги, я дарю тебе право выбора. Взамен ты отдашь Властелину покой своей Дороги и правильность направления, потеряешь веру в истинность пути и радость отдыха. Согласен ли ты на обмен?
— Да...
— Еще раз.
— Да.
— Еще.
— Да!
Я вскинул меч — и ударил в пустоту перед собой. С клинка сорвалась короткая синяя молния, раздался звук бьющегося стекла. На мгновение воздух над Дорогой стал матово-белым, похожим на очень густой туман.
Тим не увидел этих картин — только Носителю Дара открывается путь, которым должен был пройти человек. Это иногда похоже на награду... а иногда на проклятие. Как в этот раз, например.
Знойная пустыня, по которой бредет уже не мальчишка — подросток... Юноша, дерущийся на площади города — не мертвого, живого, в окружении сотен любопытствующих... Он же, с окровавленным, но счастливым лицом, идущий по Дороге рядом с тоненькой смуглой девушкой. И маленький дом на лесной поляне — в синеватых сумерках, с теплым светом в окнах и легким дымком из очага...
Дороги, которыми пойдет человек, сам выбирающий свой путь, Носитель Дара не видит. Наверное, потому, что их еще нет. Иногда это похоже на проклятие... а иногда на награду. Как в этот раз.
— Ты сам выбираешь свой путь... отныне... — тихо сказал я. — Постарайся не ошибаться, Тим. Он может оказаться даже хуже прежнего... но ведь это будет твой путь. Верно?
— Да, — Тим почти не слушал. Главным для него сейчас была Новая Дорога. Та, на которую он может ступить, впервые сойдя с заданного навсегда направления.
— Мы можем пойти вместе, для начала, — предложил я. — По моей Дороге. И на любом перекрестке ты свернешь куда захочешь.
Тим кивнул. И храбро шагнул на бетон моей Дороги — едва заметно прищурившись, ожидая мягкого, но неодолимого барьера. "Никто и никогда не сойдет со своего пути..."
— На любую силу есть другая сила, — прошептал самому себе я и пошел следом. Меч подрагивал в руке. Сейчас для Властелина самое время вмешаться. Ведь он так не хотел, чтобы этот мальчишка ушел со своего пути...
Ничего не происходило. Ветер дул ровно и спокойно. Солнце задумчиво следило за нами с неба. Тим рассмеялся и взял меня за руку.
— Хранитель, а кого тебе легче уводить? Детей или взрослых?
Я поморщился. Но ответил честно: — Одинаково трудно и тех, и тех. Но взрослые редко соглашаются сменить Дорогу... Побежали наперегонки?
Секунду Тим молчал, обдумывая новое занятие. А потом бросился вперед. Пистолет за поясом мешал ему — и он кинул его в песок, коротко и сильно размахнувшись.
К перекрестку мы вышли под вечер. Тим стер ногу и слегка хромал, мой темп оказался для него слишком быстрым. Последний час мы шли неторопливо, то болтая друг с другом, то просто держась за руки.
— Хорошо идти вдвоем, верно? — уже не в первый раз спрашивал Тим. И я согласно кивал. Сейчас мне было хорошо. Но Властелин был прав, когда напоминал о неизбежной расплате. И на мой Дар есть свое проклятие... Я принялся тихо напевать:
Я — хозяин Дорог
И попутчик вольного ветра...
Я иначе не мог,
Ведь позвали меня километры...
Песня была не моей, я не умею сочинять стихи. У меня свой Дар. А эту песню сложил Володя, музыкант и сказочник, чья Дорога уже дважды пересекалась с моей. Теперь я ношу песню с собой.
— Перекресток, — негромко сказал Тим. — Никого нет, жалко...
Он вдруг снова засмеялся. Смеялся он здорово, даже в детстве не все так умеют.
— Хранитель... Ведь мы можем свернуть на Новую Дорогу!
— Сейчас посмотрим, Тим.
Краешек солнца еще висел над горизонтом, красноватый, но яркий. Я подставил под закатный луч плоскость клинка и послал Истинный свет вдоль чужой Дороги.
...Темно-синий, в белой окантовке прибоя, край моря. Зеленые леса вдоль берега. И город из белого и розового камня, уже зажигающий вечерние огни в окнах и узорчатых уличных фонарях.
Даже не думал, что такое возможно.
Я присел перед Тимом, взял его за плечи. Улыбнулся. Осторожно провел ладонью по мягким тонким волосам, заранее зная, что мальчишка досадливо мотнет головой, уворачиваясь от непрошеной ласки.
— День прошел неплохо, верно? Он кивнул — и в глазах зажглась искорка страха.
— Это очень хорошая Дорога, Тим. Она ведет к морю, в город, где живут добрые и умные люди. Тебе нужно пойти по ней.
— А ты. Хранитель? Ты не хочешь идти?
Я молчал.
— Хранитель! — обиженно выкрикнул Тим.
— У меня своя Дорога. Я рад, что смог помочь тебе... надеюсь, что смог. Тебя почему-то очень не любит Властелин.
— Хранитель, в городе тоже есть Дороги. Подумай, сколько людей научатся выбирать пути... если ты пойдешь со мной.
Он смущенно замолчал.
— Тим, тебе покажется странным, но я не могу сойти с Дороги.
Ни звука, ни слова. Весь вопрос, все недоверие оказались в глазах.
— Я меняю Дороги для других. Моя ведет лишь вперед.
— Это потому, что тебя никто не позвал за собой, — тихо, но твердо сказал он. — Идем.
Его ладонь легла в мою. И он шагнул через барьер — уже не существующий для него, но запретный для...
Моя рука прошла сквозь невидимую преграду. Я вскрикнул, впервые в жизни почувствовав ветер Новой Дороги.
Он был чуть влажным и прохладным — от близкого моря. И солоноватым по той же причине — я ощутил это кончиками пальцев, оголенными нервами, бьющимся в судорогах Даром. Клинок приплясывал за плечами, рассыпая фонтаны колючих искр.
Так вот почему тебя боялся Властелин. Я меняю Дороги и рушу барьеры — а ты умеешь вести за собой. Это твой Дар.
Я шагнул дальше — и почувствовал, как барьер напрягся, затвердел. Воздух впереди начал сгущаться, превращаясь в моего двойника, и я выхватил клинок. Темно и нет Истинного света. Но время миражей миновало — а сталь убивает и в темноте.
— Какая милая картина, — насмешливо сказал Властелин. — Носитель Дара уходит со своего пути. Все равно как если бы Целитель бросил больных, а Музыкант перестал петь.
— Я выбрал Новую Дорогу, Властелин, — сухо ответил я. — Это не измена Дару, и ты это понимаешь.
— Тебе не дано уйти с Дороги. Барьер удержит тебя.
— Мне дано прокладывать пути другим. А мальчик умеет вести за собой. Ты не удержишь нас.
— Очень жалею, что не сделал его Дорогу покороче, — процедил сквозь зубы Властелин.
Тим крепче сжал мою руку. И сказал:
— Наверное, я зря бросил пистолет? Там оставался один патрон, если по-честному...
— Пули здесь не помогут, — стараясь казаться спокойным, ответил я. — А клинка хватит вполне.
Властелин презрительно улыбнулся:
— Твой меч лишь останавливает меня... на время.
— Мне хватит и этого.
— Ты хочешь настоящего боя? Ты погибнешь, Носитель Дара. Человек не может победить судьбу.
— Ты знаешь, Властелин, — с внезапным пониманием сказал я, — настоящего боя между нами не будет. Не может быть. Ты не совсем Судьба... а я не просто Человек. Сними барьер!
— Нет!
Властелин сделал к нам несколько шагов — и остановился, глядя на лезвие моего меча. Поток синего огня с посеребренной сталью в сердцевине.
— Если тот, кто прокладывает пути, начнет менять свою Дорогу, наш мир погибнет. А он не так уж и плох! Вспомни судьбу мальчика!
— Не думаю, что новая будет хуже.
— Стой! — В голосе Властелина уже не было насмешки или пренебрежения. Только страх. Дикий, нестерпимый страх.
— Выслушай меня! Выслушай...
Его голос сорвался в шепот, и я опустил клинок, по-прежнему сжимая ладошку Тима.
— Говори, Властелин.
— Мы не можем убить друг друга. Мы — две части целого. Я храню неизменность пути... а ты учишь людей менять Дороги. Нам никогда не убить друг друга.
— Я знаю.
— Пусть все и дальше останется так, пусть! Иди по своему пути, он вечен! Учи людей менять Дороги на чужие, учи их не бояться нового пути. Но не сходи со своей Дороги!
— Потому что тогда мир изменится.
— Он погибнет!
— Станет другим. Я помню, каким он был... или будет. А ты знаешь это точно. Тебе в нем места нет.
Властелин Дорог обмяк. Безнадежно пробормотал:
— Ты не веришь... Мир не станет лучше. А для меня есть место в любом мире. Да, этот мир проще, нагляднее, честнее!
Бетон Дороги дрожал и крошился. Какая-то звезда полыхала на горизонте, превращаясь то в ледяную синюю искру, то в огромный, на полнеба, багровый шар. Горячий ветер пустыни бросал в лицо горсти колючего снега.
— Пойдем... Дорога ждет... — робко попросил Тим. — Пойдем?
Его пальцы были горячими и твердыми. Я чувствовал, как бьется тонкая ниточка пульса.
— Идем, Тим... — Я в последний раз взглянул на Властелина Дорог. На позолоту и драгоценные камни, осыпающиеся с плаща. На лицо — мое лицо! — становящееся бетонной маской. И ударил клинком по невидимому барьеру, разделяющему Дороги.
Обломки посеребренной стали осыпались на Дорогу. И я шагнул вперед — к запаху моря, шуму прибоя, разноцветным звездам, теплым ладоням в моих руках...
Полутьма. Тусклая лампочка в настольной лампе, повернутой к стене. Теснота. Узкая и короткая кухня — крупногабаритный гроб. Табачная вонь, напильником дерущая глаза. Тлеющая сигарета на блюдце рядом с пустой кофейной чашечкой. Старая пишущая машинка с заправленным бумажно-копирочным бутербродом... Я Властелин Дорог и Носитель Дара. Я прокладываю Дороги и учу их менять. Мир прост и понятен.
И вместо теплых ладоней в моих руках колючие осколки стали.
