Евгений МУШТАЙ
Забытый день рождения
14 октября 1998 года замечательному писателю- фантасту
Владиславу Петровичу Крапивину исполнилось 60 лет.
Ох, как не хотел я ставить именно этот заголовок! Даже решил подождать со статьей, Однако против факта не попрешь; шестидесятилетие Владислава Крапивина нашими СМИ было проигнорировано на 100%. Что, в общем, неудивительно, Для нынешнего истеблишмента такого человека нет, потому что его быть не должно. Зато вон юбилей Марка Захарова (тоже шестидесятилетие) второй месяц никак допраздновать не могут.
Крапивин – писатель культовый. Уточню: культовый – значит имеющий не всенародное признание и почитание, но весьма многочисленный круг читателей, почитателей, поклонников и фанатов. Последние склонны отделять себя от остального человечества по принципу причастности и создавать свою субкультуру, отталкиваясь от созданного своим невольным гуру. Примеров – пруд пруди, от БГ-образных до толкинистов...
Не спешите морщиться. Я не Дима Быков и тем паче не сурьезный Арбитман. Более того, могу с полной ответственностью сказать: очень во многом этот писатель меня сделал. Изменил, так сказать, сознание. Раз и навсегда. И говорить о нем беспристрастно я уже вряд ли когда смогу, Так что заметки эти будут очень личными. Считайте их попыткой разобраться прежде всего в себе и в своем к Крапивину отношении. Таково мое право читателя.
Вообще, сделанное Крапивиным может оставить равнодушным совершенно определенную группу читателей (слава Богу, весьма многочисленную) – тех, кто в литературе ценит и любит превыше всего литературу. Ибо писателем настоящим, имеющим хотя бы уважение к "могучий русский языка", его стройности и красоте, его законам и принципам Крапивина назвать давно уже нельзя. Никак. Причины тому есть, и о них – ниже. А начинал он блестяще. Как тонкий и точный стилист, обладатель своей неповторимой манеры, (Желающие могут перечитать "Ту сторону, где ветер", например). Ну, манера-то осталась, развивалась и развилась. В пародию на самое себя. И назвать Владислава Петровича писателем язык у меня не повернется. А И НЕ НАДО. Не тем он уникален, не тем "цепляет". Не литературой как таковой.
Что до стилистики, ее можно определить двумя словами. ГАЛИЧ-МЛАДШИЙ. Сопоставить, думаю, нетрудно.
* * *
Уникальность... Действительно, уникальность. Несмотря ни на что. Ни на однообразие (единообразие) текстов, сюжетных линий, речевых оборотов. Ни на проскальзывающее пресловутое "мощное сюсюканье". Ни на откровенную халтуру порой (особенно в текстах последних лет). Ни на оголтелый местами пафос... Все равно – уникальность. Как тот акын из анекдота: всю жизнь поет на разные лады одну и ту же песню. Зато какую... Писателей, короче, много, Крапивин – один.
Прежде всего. Он берет не текстом – берет "нутром". Чутье и интуиция – поразительные. Вспомните себя в двенадцать-тринадцать лет. Я, кажется, чуть тогда не свихнулся: он думал так же (то есть СОВСЕМ так же!), как я, чувствовал так же, дышал так же, Ни один из близких мне людей такого полного совпадения и ' понимания дать не мог. А ведь таких "чуть не свихнугых" подростков по России были тысячи. Это, знаете ли, на грани визионерства. Сделав эту интуицию единственной образующей силой своих текстов, Крапивин временами добивается того, что не под силу и иным гениям: говорит с читателем напрямую, минуя даже саму литературу, сам язык. Эго ведь тоже преграда, и какая... Кстати, возраст читателя уже значения не имеет,
* * *
Вот и обратная сторона медали: талант писателя пожертвован таланту чутья. Еще несколько причин, скорее внешних, – избранный Крапивиным путь. Неплохо бы назвать его гуру, да только доверие к этому слову уже утрачено. А жаль. Так сложилось, что он встал на путь создания собственной "другой" реальности – с вытекающими отсюда последствиями. Реальность эта странна и неестественна. Держится только за счет таланта ее творца, Не станет таланта – не станет и "миров Крапивина".
Не зря все-таки столько нападок было на его творчество – порой злобных, порой подлых, "на добивание", но порой и совсем не бессмысленных. Куда как велик соблазн донести свое до читателя, не утруждая себя соотнесением с реальностью реальной – не той, что вокруг нас, но той, что в наших душах. Вот и получается вместо мира – мираж, вместо войны – войнушка, зло – гипсовое, а добро –... (Ре марка: когда читал "Крик петуха", сцену уланской погони и гибели бедняги Кригера, в голове вертелось: "На конспиративной квартире нас ждет засада. Мы надеемся с вашей помощью поразить врага. Я дам вам парабеллум!"). Как все просто. Взрослея, многие начинают отличать настоящее от ненастоящего и чувствуют себя обманутыми. Или, если хотите, преданными. Обвинять их в чем-то бессмысленно и глупо. Эго лишь одна из разновидностей цены за свободу творчества. Настоящей цены, которая, как известно, есть грех неизбывный...
Да, равнодушным к крапивинским книгам остаться трудно, Как угодно – от резкого неприятия и едкого сарказма до фанатичного обожания, – но только не равнодушным. Нормального, беспристрастного литературоведения на крапивинские темы я не встречал, И не встречу, наверное. Обязательно эмоции, обязательно идеология. Та или иная. Это тоже часть цены и признак уникальности дара. Прозаик Крапивин работает с тем, с чем не могут совладать поколения поэтов: с чувствами, а не разумом.
"Так шо ж ви хотите?" – сказала тетя Соня. (Ремарка № 2: есть теория, что Крапивин – просто один из многих стихотворцев-неудачников, подавшихся в прозу. Среди таких есть и подлинные гении: Ницше, например. Или мой любимый Довлатов. Умеющие чувствовать, как никто, но не умеющие сказать достойно чувству. Результат, как правило, непредсказуем).
* * *
Помимо всего, Крапивин опасен. По-разному и для разных. Но по-настоящему. Ой как не хочется вдаваться в пафос, да только уже не пафос окружает меня, а жизнь. Великий дар — относиться с пониманием и жалостью к людям, которые друг другу – tabula rasa (Довлатов). Но не дай Бог просто показать им, что можно по-другому. Светло. Чисто. Без шкурничества и скуки. Даже просто показать – растерзают при первой возможности. Не говоря уже о том, чтобы расставить акценты. За это вообще – десять лет расстрела через повешение и без права переписки. Человек с внутренним чувством, даже не добра, – справедливости! – потенциальный смутьян. Потенциально опасен. Так что спасибо еще, что просто замалчивают, расторгают издательские договоры; не подкладывают гранату в подъезд – и то хорошо. Не из совести, а просто боятся.
Но не так все ясно. Крапивин опасен не только для этих. Опасен и для всех. Трижды прав был в своих тревогах умница Дима Быков. Книги Крапивина учат не только любить. Ненавидеть они тоже весьма продуктивно учат. Яростно и страстно, горячо и запальчиво, И обязательно – благородно. А потом многие годы уходят на то, чтобы понять, что благородная ненависть – химера. Что есть просто ненависть, чудище обло, огромно, стозевно и т. д. Некоторым и жизни не хватает. А жизнь – сломана. И это тоже цена. Только сила и неповторимость дарования позволяют Крапивину годами балансировать на грани, рискуя сорваться... И удержаться, кстати, не всегда получается.
* * *
Да, а все-таки главное – вот оно. Ненавидеть умеют многие. А любить... Никто больше так просто уметь любить не умеет. Эго вторая – и главная – составляющая крапивинского дара. Почти уверен: большинство из активно не приемлющих его книг подсознательно руководствуются только лишь собственной тоской, Тоской неумения. Видеть свет за окном – несовершенный, незатейливый, но свет – и не войти в него... Не твое, не тебе, А раз так – у советских собственная гордость, Ужо мы вам покажем... И показывают, благо поводов более чем достаточно.
* * *
Вот и все. Неюбилейная получилась статья. Сумбурная и нелогичная, наверное. Только повторю снова. Я очень многим в себе обязан этому человеку. И так же скажут тысячи разбросанных по своим норкам и дыркам людей с раз и навсегда измененным сознанием. Может ли любой итог любой жизни быть более достойным?
С днем рожденья!
(Материал опубликован в журнале
"Питерbook", 1998 г., N11)
© Евгений Муштай, 1988 г
