5. Реттерхальм. Кристалл
Ежики любил вокзалы. А этот, Южный, — с громадными подземными залами, запутанными переходами, с неожиданно открывающимися закутками кафе, видеокомнат, "зеленых уголков" с фонтанами — любил особенно. Здесь у Ежики возникало ожидание . Странная надежда, что может в его жизни случиться что-то новое. Чувство это смешивалось с другим — с ощущением Дороги.
Загадочная Дорога жила везде — в цветных светящихся указателях, в широких экранах оповещения и мерцающих табло, в шорохе эскалаторов и официальных голосах динамиков. В особом вокзальном запахе и мелькании тысяч людей.
Отсюда уходили за Перешеек дальние поезда, разбегались по всему Полуострову автобусы. Они увозили пассажиров и к взлетным полосам Воздушных линий, и к стартовым полям далекого Новочельского космопорта.
Ежики отсюда никуда не уезжал. Только на Кольцо. Но Кольцо — тоже Дорога. Думаете, замкнутая, без выхода? Но вот же — вывела на Якорное поле! Ожидание не обмануло...
Рассказать про все Яшке, спросить, что он про это думает... Бедный Яшка! Ежики теперь мучила совесть: оставил Яшку в глухой железной камере почти на сутки!
Прыгая по эскалаторам, виляя в толпе, как электронный заяц в старой игре "Ну, погоди!", ныряя под плывущие на спинах туристов рюкзаки, он примчался в зал хранения багажа. Вот и дверца с любимым числом 333, вторая снизу... Чуть присев, Ежики прижал правую ладонь к черной пластине дешифратора. Сейчас, в полсекунды, электронные датчики снимут рисунок кожи, проверят и пересчитают тепловые точки... Ну же!
Бронированная дверца не шевелилась. А над ней, на матовом стекле, зажглось:
"Извините, Вы пользуетесь этой камерой уже десятый раз. Следует заплатить 15 к.".
Новое дело! Вот тебе и любимые цифры! Брал бы каждый раз новую ячейку — никаких забот. А теперь... Конечно, пятнашка — сумма грошовая, да в кармане-то ничего, кроме нескольких мелких дырок. Будь у Ежики, как у взрослого, магнитная чековая плашка, прижал бы к дешифратору, и все дела. Плашка такая есть, с мамиными сбережениями, но она у Кантора. Чтобы получить мелочь на всякие пустяки, надо каждый раз идти, выпрашивать. Противно. А сейчас тем более: "Матиуш, я же просил вас не уходить из лицея..." Да и бежать туда-обратно — полчаса уйдет!
Ежики остервенело почесал затылок сжатым кулаком. А в кулаке-то — монетка...
Размером точно с пятнашку...
Попробовать?
"Не надо, Ежики. Один раз уже отдал..."
"Но тогда я с перепугу! А сейчас, чтобы Яшку выручить!"
"Полчаса-то еще он потерпит..."
Но сам Ежики терпеть столько не мог. И слова кристаллика о том, что монетка, если вернется, поможет ему, Яшке, вспомнились отчетливо. Чего же тут думать!
А все же не по себе. Будто опять он делает что-то не то... Но ничего страшного с ним случиться все равно не может. Оно уже случилось год и три месяца назад...
Жаль монетку? Но из-за этой жалости он мучает Яшку... Один раз уже он получил его за денежку в десять колосков, надо и теперь... А то Яшка, чего доброго, обидится и разговаривать не станет...
Чтобы не мучить больше себя колебаниями, Ежики задержал дыхание, суетливо толкнул монетку в щель. Она звякнула где-то среди электронных потрохов. Надпись погасла.
Дверца не шелохнулась.
Ежики перепуганно, беспомощно дернул ее за рычаг. Потом уронил руки. Вот... Добился, дурак, чего хотел, да? Сразу все повернулось в голове по-другому: второй раз отдал монетку с Хранителем, вместо того чтобы сделать йхоло, сам накликал беду! Ничего страшного не может случиться? А если... если он больше не попадет на Якорное поле?
Показалось, что малыш Гусенок стоит сзади и с печальной укоризной смотрит в затылок. Ежики обернулся рывком. Проходили мимо люди, никто не глядел на мальчишку... А дверца камеры с никелированным рычагом на уровне живота была стальная, ей все равно... Ежики всхлипнул, еще раз дернул рычаг. И чтобы отомстить уже не дверце, а себе, трахнул по нижнему краю коленом!
Съежился, присел, переглатывая боль. Зажмурился... А когда разлепил ресницы, на матовом стекле горело крупно и ярко:
ВОЗВРАТ!
Звякнуло, выдвинулся рядом с дверцей латунный желобок. В него съехала монетка.
Милая ты моя! Он стиснул ее в кулаке, а кулак прижал к рубашке. Мячик сердца нервно прыгал и колотился под костяшками.
Ежики глянул на дверцу: "А с тобой мы еще поговорим!" И тогда случилось второе чудо: он увидел, что дверца отошла — между ней и стенкой растет щель...
Бить ногой по стали — дело неразумное. Всю дорогу до лицея Ежики хромал. Но не шел — бежал. И жалел даже полминуты, чтобы накрыть ушиб ладонью, унять боль. И про иттов не вспоминал. Дышал часто и нервно. Ох как не терпелось поговорить с Яшкой! Он сжимал его во вспотевшем кулаке, вместе с монеткой (сжимал так, что потом оказалось: грани кристалла поцарапали число 10 и колосок).
В комнате схватил он "Собеседник" — и в парк. Никого вокруг не было, но Ежики, как подраненная птаха, уковылял в самую лопуховую чащу: подальше от дежурных воспитателей, от объективов.
— Яшка... Привет, Яш... Ты не обижайся, ладно?
Медленно, важно и с тихим торжеством Яшка сказал своим мальчишечьим голосом:
— Спасибо тебе, Ежики.
Может, насмехается Яшка? Ежики растерялся, испугался даже:
— За что?
— Ты нес меня вместе с монеткой. Она мне помогла... — В углу экрана спокойно и радостно засветилось желтое окошко с переплетом в виде буквы "Т". Нет, Яшка не шутил.
— А... как помогла?
— Я — вспомнил! Знаю — кто я!
Желтое окно крошечно уменьшилось, вокруг зажглось еще множество таких же окошек. Вокруг них образовались в вечерней синеве дома с крутыми крышами и башни. Старинный город. Все было так неожиданно, что Ежики на минуту забыл о своих тревогах.
— Кто ты, Яшка?
Он сказал с ноткой ребячьего самодовольства:
— Меня вырастила и взлелеяла Валентина фон Зеехафен, самая ученая на свете женщина, бакалавр всяческих наук... Слушай...
Эта история — о городе Реттерхальме и его жителях. ("Реттерхальм" — "Рыцарский шлем", — отметил про себя Ежики.) Случилась она давным-давно, однако уже и в те времена город был старинным. И жила там на улице Рыжего кота известная всему Реттерхальму очень мудрая женщина. Знакомые и друзья звали ее, несмотря на почтенный возраст и ученость, просто мадам Валентина. Была она добрая душа, хотя и со странностями. Одна из странностей — та, что среди друзей мадам Валентины водилось множество мальчишек...
Однажды мальчишки принесли и показали мадам Валентине монетку из города Лехтенстаарна... Да-да, в точности такую же: с профилем мальчика, числом "десять" и колоском. Эту монетку разглядел издалека (а вернее, ощутил с помощью нервов-лучей) маленький кристалл, который подрастал у мадам Валентины на подоконнике среди кактусов.
И сейчас он, Яшка, сразу узнал монетку! А узнав ее — вспомнил остальное!
Да-да, он вырос в обычном цветочном горшке. Но вовсе не из обычного зерна, а из редчайшей звездной жемчужины, какие иногда прилетают на Землю из космоса в период густых августовских звездопадов... И растила его мадам Валентина не просто так. Она создавала крошечную модель всеобщего Мироздания. Потому что была уверена: Вселенная имеет форму кристалла...
Обо всем этом кристаллический детеныш узнал впервые из разговора мадам Валентины с мальчишками — как раз в тот день, когда они принесли монетку. Потому так все и запомнилось...
Потом Яшка узнавал и другие подробности: и о мадам Валентине, и о Реттерхальме, и о всей Планете. И о Вселенной. Мадам Валентина учила его, читала ему умные книги, знакомила с науками.
И кажется, любила...
— Потому что она... раз она меня вырастила из капельки... она ведь все равно как мама, да, Ежики?
Ежики торопливо кивнул. Он почти не дышал и не двигался, только машинально тискал пальцами припухшее колено.
Яшка сказал:
— А еще меня любил один мальчик. По имени Лотик, по прозвищу Головастик. Самый младший из всех ребят. Хороший... Он сбежал от своих трех теток и жил у мадам Валентины. И поливал меня самой чистой водой, чтобы я рос быстрее... А потом из желтой бумаги сделал и наклеил на меня вот такое окошко... — На экране, заслонив город, опять выросло светящееся окно. — Мадам Валентина сперва рассердилась, а он говорит: "Это же Вселенная, значит, дом для всех, кто в ней живет..." Она тогда засмеялась...
— А потом? — тихо спросил Ежики. Он видел перед собой другое окно — там, на станции...
— Потом... — В Яшкином голосе послышался вздох. — Начались дожди. Они шли и шли, и совсем даже не стало солнца, на несколько лет. Что-то сделалось с природой. Дома стали сползать со склонов холма, люди начали уезжать... Наш дом тоже однажды пополз и развалился. Подоконник перекосило, на меня упала стена, я откололся от корня... А скоро я увяз под развалинами в жидкой глине. Надолго...
— А мадам Валентина не искала тебя?
— Наверно, искала, да не нашла...
— И долго ты там лежал? — стесненно спросил Ежики.
— Ой долго... Но в общем-то я умею отключаться... Меня разбудили радиоволны. Защекотали так... Это когда вы, люди, придумали радио.
— Значит, ты как детектор сделался?
— Н-не знаю... Тут другое... У меня каждая грань — антенна для всех частот... И я начал впитывать информацию...
— Поэтому ты и знаешь столько всего...
— Ага... — Желтое окошко на экране замигало. — Но много путаницы. К тому же у меня скол, нарушенная структура... Я понимаю, во мне нет системы...
— А кто тебя нашел? — Ежики хотелось отвлечь Яшку от грустных мыслей.
— Мальчишки. Они приехали из школы, из города Черемховска, чтобы делать раскопки на месте Реттерхальма. Хотели найти всякую старину... Только ничего, кроме меня, не нашли...
— Почему?
— Тут у меня путается... Не могу толком объяснить. Но, видимо, потому, что мадам Валентина перенесла город через Грань... Да, конечно! И ушла сама. Поэтому она меня и не отыскала. Так просто она бы меня не бросила... Она же... вырастила.
Желтое окошко разбилось на крупные капли, они скользнули за край дисплея.
— Как это "за Грань"? — спросил Ежики. Под рубашкой скользнул холодок — зябкое касание тревожной и неясной догадки. Намека на догадку...
— Ну, как... Ты разве не учил в школе? Если Вселенная — кристалл, у нее множество граней. Только они — не плоские, как у меня, а каждая — целый мир...
Крупный зеленоватый кристалл возник в глубине стереоэкрана. Потом его плоские грани-зеркальца вспухли пузырями, в них появились деревья, домики. И в каждом пузыре зажглось крошечное солнце.
— Вот, — самодовольно сказал Яшка. — Примитивно, зато наглядно. Конечно, это очень простая модель, на самом деле все во множество раз сложнее...
— И мадам Валентина перенесла город в другой... пузырь?
— Сам ты пузырь... Да, перенесла!
— Тут же сто тысяч машин и экскаваторов надо, — сказал Ежики, притворяясь глупее, чем он есть.
— Ты совсем бестолковый! — взвинтился Яшка и мигнул на розовом экране черными зигзагами. — При чем тут машины! Она создала эффект Мёбиус-вектора, она говорила, что умеет...
— Да ты не злись!.. Что такое Мёбиус-вектор?
— Скручивание и соединение пространств... — Яшкин голосок вдруг потускнел. — Я ведь тоже не все знаю... Я не целый кристалл, не взрослый, а только росток... Да к тому же отколовшийся.
"Яшка — росток. И якорек — росток..." — толкнулось у Ежики. И он сказал примирительно, осторожно:
— Не сердись, Яш... Послушай теперь меня. Как ты думаешь... Можно уехать на другую грань на поезде?
— На каком? — буркнул Яшка (экран не светился).
— На местном... По Кольцу.
— По Кольцу все можно, — отозвался Яшка насупленно. — Если Мёбиус-вектор... Вселенная вся завязана в кольцо...
— Да я не про Вселенную, а про наш город, про местную линию... Ты послушай...
Яшка выслушал историю про Якорное поле, не перебивая, не включая экран. И молчал, когда Ежики закончил.
— Яш... Может быть такое?
— Ты же сам говоришь — было.
— А как объяснить?
Яшка не ответил.
— Яш...
— Я думаю, не мешай...
— Ладно, я подожду.
Яшка молчал долго. Ежики сидел, откинувшись, упираясь ладонями в травянистую землю. Кругом просвечивали зеленью большущие, как слоновые уши, лопухи.
Ежики думал: отчего Яшка сегодня такой? Рассеянный какой-то и раздражительный. Озадачен своим открытием? Или обиделся? Почуял, что в истории про Якорное поле Ежики не сказал всей правды? Ежики умолчал о Голосе. О своем разговоре с диспетчером. Не мог он про это... Даже сам с собой говорить про это боялся. Отчаянная надежда, вспыхнувшая вчера, сегодня была уже крошечной, как еле живой огонек. Но ведь была... Однажды они с Яриком полезли искать старинное оружие в катакомбах под Бастионным сквером и для интереса взяли не фонарики, а свечки, которые зажигают на именинах и новогодних праздниках. Свечки потрескивали, огоньки дрожали. "Не смотри на них, — прошептал Ярик, — они боятся взгляда..." Вот так и надежда Ежики боялась внимательного взгляда, слишком пристальной мысли. Могла мигнуть и погаснуть...
Что-то защекотало тыльную сторону ладони. Ежики скосил глаза. По руке шла крупная черно-зеленая гусеница. Мохнатая, с глазами-точками.
— Куда, глупая... — сказал Ежики.
Гусеница преодолела запястье и стала подниматься к локтю. Ежики повел плечами, но терпел. Мохнатая гостья путалась ножками в незаметных волосках на коже и упрямо шла вверх. Ежики взглядом провел ниже локтя черту: "Дальше не смей". Гусеница остановилась. Подняла переднюю часть туловища с головкой.
— Будешь соваться куда не надо, никогда не станешь бабочкой, — шепотом предупредил Ежики. Гусеница подумала и пошла назад. "Быстрее, — мысленно приказал Ежики. — Ну-ка брысь!" Незваная гостья свернулась калачиком и упала в траву.
— Здорово ты ее! — звонко сказал Яшка. Ежики вздрогнул. "Собеседник" лежал рядом, на лопухе. На экране плясал человечек с головой-картошкой.
Ежики положил компьютер на колени (поморщился — больно еще). Человечек упрыгал, опять появился вечерний городок. Среди домов проскочил крошечный трамвай с огоньками.
— Ну что, Яш? Подумал?
— Здорово ты ее! Сделал черту и — щелк!.. Ты, наверно, койво?
— Кто?
— А, ты не знаешь... Так у нас в Реттерхальме назывались люди, которые умеют всякое необыкновенное. Как мадам Валентина... Или вот он...
Ежики увидел на экране мальчишку. Длинноволосого, босого, в мятой парусиновой рубахе с синим воротником, в узких штанах до колен. Мальчик стоял на каменном уступе, смотрел куда-то. И так четко все было — ну прямо кино!
— Кто это?
— Тот, кто принес монетку... А потом его выгнали из города. Сказали, будто из-за него сошел с рельсов трамвай, когда ребята играли у путей. Но это неправда... А потом он спас город. Остановил в полете бомбу, когда враги выстрелили с корабля.
— Как остановил?
— Посмотрел на нее, и она не долетела.
— Сказки, — вздохнул Ежики.
— Не сказки. Ему поставили памятник.
Мальчик на экране сделался неподвижным, потемнел. И стало видно, что он из бронзы...
— А ты тоже... Гусеницу остановил, — напомнил Яшка.
— Это же пустяк! Сравнил: гусеница и бомба!
— Все равно. В тебе особый талант.
— Ну, тогда здесь, в лицее, каждый — койво. У любого особый талант. Да и не в лицее тоже. Каждый умеет что-нибудь... такое. Ярик, например, может бумажными голубями управлять: запустит, и они летают, летают, всякие петли делают...
— У тебя не только это...
— У меня, говорят, индекс воображения выше нормы... Вот, говорят, и представил себе Якорное поле... Яшка, ты скажи! Ты уже подумал? Разве может быть, чтоб такое просто привиделось? Ведь и якорек есть... и вообще...
— Мне бы твои заботы. — С человеческим вздохом Яшка выключил экран.
— Ты же обещал подумать!
— Я думал не об этом... Про Поле ты можешь решить сам. Поедешь и поглядишь: есть оно или нет.
Ежики опять зябко шевельнул плечами. Проще всего — поехать. Об этом он думает все время. Но... вдруг там ничего нет?
— А если я скажу, что нет, — проницательно заметил Яшка, — ты ведь все равно поедешь искать.
Ежики вздохнул. А Яшка попросил шепотом:
— Ты лучше скажи: мне-то что делать?
— А... что? — не понял и растерялся Ежики.
— Ну, зачем я на свете?.. Вырастили меня... Модель Вселенной... А что дальше? Так и буду болтаться по карманам?
— Я... не знаю. Не думал, — признался Ежики.
— И я не думал, пока себя не помнил... И сейчас ничего не придумывается. Каша в голове... — Это было ничуть не смешно, хотя, казалось бы, какая у Яшки голова.
Ежики виновато молчал.
— Мне нужна система, — хмуро сказал Яшка. — Чтобы все привести в порядок. — На экране возникли белые концентрические кольца. — Чтобы ясность была... Мне нужна какая-то философская кон-цеп-ция... Ты можешь соединить меня с Всеобщим Информаторием?
— Я... нет, наверно, Яш... Через "Собеседник" нельзя, с Информаторием только через главный компьютер соединяются. И надо каждый раз Кантора спрашивать... И как туда тебя затолкаешь?
— Не надо меня толкать! Мне бы только к кабелю Информатория. Прильнуть к нему... Хотя бы на часик!
В лицее жили не очень-то общительные ребята. А Ежики был вообще из тех, кого называют "рак-отшельник". Но не всегда же и он, и другие сидели в своих "раковинах". Случалось играть вместе, шастать по парку и по лицейским старинным подвалам. И Ежики знал, где по бетонному подвальному коридору (кстати, незапертому) тянется разноцветная лента пластиковых проводов и труб — жилы различных служб и связей. А то, что у кабеля Всеобщего Информатория оранжевый цвет, знает каждый первоклассник.
Через дверь он все-таки не пошел. Отодвинул решетку подвального окошка в гранитном цоколе, среди высокого белоцвета, пролез, прыгнул в сухую каменную прохладу (колюче отозвалось в колене). Апельсиновый пластик изоляции светился среди других проводов. Ежики двинулся вдоль линии, запинаясь в сумраке за неровности плит. "Собеседник" болтался на ремешке через плечо. В конце подвала, у самой стены, был бетонный квадратный столб, провода уходили за него.
— Вот, Яшка, здесь тебя спрячу... Никто не увидит.
— Ага... Я чую провод... Ежики, ты на меня не обижайся.
— Я и не думаю...
— Нет, ты обиделся. Но не надо...
— Ладно, — тихо вздохнул Ежики. — Все равно, кроме тебя, у меня здесь друзей нет.
Яшка вдруг спросил:
— Из Опекунской комиссии не было новостей?
— Ректор говорит, пока не было.
— А почему ты сам не выяснишь? Обратился бы во Всемирный Комитет по охране детства.
— Ты скажешь... Будут они слушать пацана!
— А на фига они нужны, если не будут?.. Ну, ладно... Устраивай меня. А завтра заберешь.
Ежики вытащил кристалл из компьютера, прикинул, как его приспособить к пластику.
Кабель был толщиной в два пальца, изоляция скользкая. Прижать соседним проводом? Но он тоже круглый и гладкий... Вот балда, не взял чем привязать. Не идти же обратно...
Морщась, Ежики нагнулся, рванул от сандалии мягкий ремешок искусственной кожи. С магнитной пряжкой и клепками. Обмотал вместе Яшку и кабель, притянул. Прижал пряжку к металлической клепке. Вот так, держись...
В парке он, хлюпая сандалией, добрался до скамейки у мраморной скульптуры "Мальчик с воздушным змеем" (змей символизировал мечту). Мальчик был ничего, славный, но змей тяжелый, тоже мраморный. Никогда он не сможет взлететь. И Ежики не первый раз уже посочувствовал кудрявому пацаненку... Впрочем, он каменный и никогда не был настоящим... А тот мальчишка в матроске — сперва живой, а потом из бронзы... Зачем? Людям, которых уже нет, хоть по тыще памятников поставь, не оживишь... Почему так — сперва есть, а потом нет? И зачем тогда всё? Вот и Яшка, хотя и не человек, задумался — зачем он на свете? А сам Ежики — зачем?
Сверху упал тяжелый каштан, колюче прокатился по ноге.
Каштан... Гусенок в помидорных лапотках... ("Что-то все у меня птичьи сравнения: вчера Вороненок, сегодня Гусенок...") Монетка. "Вот она, моя хорошая, в кармашке у пояса. Открыла камеру и сама вернулась... Теперь ты точно будешь моим йхоло. Поможешь мне?"
"В чем?"
"Сам не знаю, в голове каша, как у Яшки... Хоть какой-то кончик найти бы у этого клубка".
Ежики соединил в "Собеседнике" разогнутые контакты дешифратора. Выдвинул на всю длину антенну. На цифровой клавиатуре набрал три ноля и пятерку — вызов общего пункта учебных консультаций. Звякнул сигнал ответа, на экране возникло внимательно-приветливое лицо дежурного учителя.
— Добрый день... Лицеист Матвей Радомир... У меня вопрос по общей теории Космоса.
— Добрый день, рад вам помочь, Радомир... А почему вас нет у меня на экране?
— Я не по общей связи, а через "Собеседник". Я... в парке занимаюсь.
— На лоне природы? Ну что ж... слушаю вас.
— Можно узнать о теории кристаллического строения Вселенной?
— М-м... — Доброе интеллигентное лицо слегка затуманилось. — Зачем вам? Это же далеко за рамками учебных программ.
— Ну и что...
— Видите ли... Это даже не теория. Это одна из устаревших гипотез строения мира. Довольно наивная, давно признанная несостоятельной, исключенная из сферы научных проблем. Ну, скажем, как вечный двигатель... Заниматься ею сейчас — все равно что возвращаться к вопросу: не стоит ли Земля на черепахе и трех слонах...
— Но если в историческом плане...
— В историческом... Но это за пределами нашего консультационного материала. Свяжитесь с отделом научных гипотез в Информатории. Только, разумеется, не через "Собеседник"...
— Благодарю, господин профессор.
Тот дернул бородкой, отключился.
Ежики отнес в комнату бесполезный компьютер. Потом спустился в столовую. Есть еще не хотелось, но потом, когда захочется, здесь будет полно лицеистов. А ему сейчас не до встреч, не до приветствий и бесед...
Пожевав без охоты (даже не заметил что), глотнув какого-то газированного питья, опять пошел в парк. Мраморный мальчик все так же пытался запустить змея. Бедняга... Ежики двинулся дальше, загребая сандалиями песок аллеи...
— Матиуш! Здравствуйте...
Очки Кантора искрились на солнце. Ежики склонил в лицейском поклоне голову.
— Как вы себя чувствуете, Матиуш?
— Вполне... Благодарю вас.
— На занятия, как вижу, не пошли?
"Как вижу"! Наверняка следил с утра... Спокойно, Ежики..."
— Я сперва пошел в гимназию, но раздумал... Сидел в парке, решал задачки с "Собеседником".
— Похвально... А скажи-ка мне, мальчик, почему тебя вдруг заинтересовала теория кристаллической Вселенной?
Надо было оставаться хитрым. Сдержанным. Ежики, однако, не сдержался:
— Настучали уже?
— Ну право же, Матвей, что за термин... Учитель Бельский сообщил о необычном интересе лицеиста Радомира. Это обязанность любого консультанта.
— А что в моем интересе необычного? — Ежики глянул в сторону, усмехнулся. — У меня же индекс воображения, фантазии всякие. Вчера Якорное поле, сегодня Кристалл...
— Но... м-м... Кристалл — не совсем фантазия. Такая гипотеза на самом деле бытовала. Вот мне и стало интересно: где вы про нее узнали?
— Я... — Ежики смешался. Опустил глаза. Сразу-то ничего не придумаешь...
— Ну, секрет так секрет, — добродушно сказал Кантор. — Дело ваше... — И тоже опустил глаза. — О... а что у вас с ногой?
— Оторвался ремешок.
— Я про колено...
— Стукнулся где-то. Прошло уже... — И опять не выдержал: — У меня привычка лупить ногой по неподходящим предметам.
Кантор проглотил и это.
— Сходите к доктору Клану.
— Ну вот, из-за болячки ходить в медпункт.
— Я все-таки прошу вас...
Ежики поглядел в очки. И сказал, что думал (наплевать!):
— Вас интересует не нога моя, а голова. Чтобы доктор Клан проверил, не свихнулся ли я совсем.
— Радомир... Я знаю вашу антипатию ко мне, хотя и не понимаю причин. Однако есть же нормы приличий и лицейской этики...
— А я не соответствую, да? Но я сюда и не просился... Почему я не могу жить дома?
— Вот в чем дело! Понимаю. Но я не виноват... Хорошо, я сегодня же сделаю очередной запрос Комиссии.
"Сделаешь ты..."
— А к доктору все-таки зайдите, Матиуш, не ершитесь. Я вас умоляю.
Не пошел он к доктору Клану. Тот своей врачебной властью (с которой не поспоришь!) уложит, чего доброго, его в тихую палату. У тебя, мол, мальчик, нервное перенапряжение... Пока такого не случилось, подальше от лицея! И вообще, почему он, Матвей Юлиус Радомир, боязливо медлит? Давно уже мог бы оказаться там!
Это "там" все равно есть! Лишь бы неведомые силы не закрыли к нему путь...
Все как в прошлый раз. Хвостовой вагон — сперва почти пустой, потом пустой совершенно. Шуршит вентиляция, воздух шевелит рубашку и волосы. Успокаивает?
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Малый ипподром...
"Скорее же, мама!"...
— Следующая станция — Магазин "Радуга"...
— ...Дом капитанов...
— ...Отель "Кочевники"...
— ...Эстакада...
— ...Солнечные часы...
"Не обмани меня! Ну, пожалуйста!!"
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Якорное... поле.
