Рик — лайка с Ямала
(Тепло с Севера)
Когда сын полярного лётчика Тополькова одиннадцатилетний Валерка вернулся из школы, он узнал грустную новость. Отец сообщал в письме, что задерживается на Ямале еще на два месяца, Там была важная работа. "Знаю, что скучаешь, — писал он Валерке, — но сейчас улетать мне нельзя, сынок. Лучше уж сразу сделать так, как нужно, чтобы потом было легче на душе".
В конце письма Топольков обещал, что через несколько дней пошлёт сыну хороший подарок.
Видимо, письмо задержалось на почте, потому что не через несколько дней, а в тот же день высокий неразговорчивый лётчик привёл Валерке серого щенка-лайку.
Валерка придумал щенку имя. Он вспомнил книгу "Айвенго" и назвал щенка Ричардом, а потом стал звать его просто Рик.
Шло лето. Рик стал большим псом. Подрос и загорел до черноты Валерка. Все дни он проводил на берегу реки в дружной компании мальчишек-рыболовов. Ему некогда было скучать. Лишь иногда, услышав в воздухе рокот мотора, Валерка забывал об удочках и следил за самолётом, стараясь разобрать на крыльях номер.
Как-то раз Павлик — Валеркин товарищ — сказал:
— Ты всё смотришь и смотришь, будто знаешь, на каком самолете прилетит отец.
— Я знаю, — ответил Валерка. — Он говорил, что прилетит на своей машине.
— А когда?
— Скоро. На днях.
Они лежали на залитом солнцем берегу. Знойный воздух струился над нагретым песком, и сильно пахло смолой от причаленных к берегу плотов. Валерка, не вставая, швырнул в воду щепку, и Рик стрелой кинулся за ней. Он тут же вернулся к ребятам, держа щепку в зубах, и стал ждать, когда её постараются отнять у него. Но мальчишкам было лень двигаться. Обиженный пес бросил щепку, отряхнулся и лег.
— Хорошая собака, — вздохнул Павлик. — Я бы что угодно за такую не пожалел.
Валерка усмехнулся и, дотянувшись до Рика, потрепал его по мокрой спине.
Лениво шлёпая колёсами, выполз из-за поворота низкий, грязно-белый пароход.
— "Механик" ползёт, — зевнул Валерка и поднялся на ноги. — Надо идти домой, а то опоздаем к обеду.
На свое несчастье, он не опоздал.
Они ворвались в комнату, обгоняя друг друга. Валерка плюхнулся на диван и отбивался ногами от Ричарда. Тот, скаля зубы, носился вокруг.
— Боже мой, — сказала мама. — Шум, лай, крик. Прекратите, пожалуйста.
— Рик, прекрати, пожалуйста! — приказал Валерка. Он поднялся с дивана и стоял, тяжело дыша.
— Устал, — вздохнул он.
— Носитесь, как сумасшедшие, — заметила мама. — Еще бы не устать.
Она оглядела сына. В тёмных волосах запутался сухой листик полыни, светлые царапины виднелись на коричневых плечах. Белая майка в светло-зелёных разводах. Видно, опять где-то пробирался сквозь заросли.
— Ну почему ты всегда какой-то исцарапанный, вымазанный, растрёпанный. Вот Павлик вчера заходил. Чистый, аккуратный.
— Видела бы ты его сегодня, — усмехнулся Валерка.
— Сегодня не видела. — Мама о чем-то задумалась, потом спросила:
— Завтра в нашем институте организуют прогулку на катере. Не поехать ли и нам?
— Поехать, конечно, — согласился Валерка, но потом задумался. — Только вдруг завтра папа прилетит.
— Не прилетит, — сказала мама. — Сегодня пришло письмо. Он пишет, что задержится дней на десять.
— Ну, вот. — Валерка сразу приуныл.
— Ничего, это не долго. Зато завтра поедем на катере. — Она подтолкнула мальчика к двери. — Иди, умойся. К обеду придёт Виталий Матвеевич, а ты на себя не похож.
Виталий Матвеевич был мамин знакомый, они работали в одной лаборатории. Он изредка заходил к Топольковым. Валерка не любил его за привычку разговаривать ненатурально веселым тоном и задавать глупые вопросы.
— Пусть приходит, нам-то что. Верно, Рик ? — вздохнул мальчик.
— Идем умываться.
Когда Валерка вернулся в комнату, Виталий Матвеевич сидел уже за столом.
— Салют, компаньеро! — бодро воскликнул он. — Как жизнь?
— Ничего, — буркнул Валерка.
— Значит, завтра едем?
— Вы тоже?
Виталий Матвеевич кивнул и уткнулся в тарелку. Потом спросил, не поднимая головы:
— Рыбачишь?
Он, видимо, считал нужным поддерживать разговор. Валерка проглотил ложку горячего супа и с досадой посмотрел на аккуратную белую нить пробора и маленькие розовые уши собеседника.
— Рыбачу.
Думал он совсем о другом. Вспомнил, что уже начало августа и через десять дней может вполне испортиться погода. Тогда отца ждать бесполезно. "Сначала там будут дожди, потом здесь, аэродром не станет принимать".
— Валерий, ведь с тобой разговаривают, — раздался мамин голос. Мальчик вздрогнул и взглянул на Виталия Матвеевича.
— Я спрашиваю, лещи здесь не попадаются? — повторил тот с вежливой улыбкой.
— Ну, какие здесь лещи. Смеетесь вы, что ли?! — раздраженно воскликнул Валерка. Он вспомнил, что сегодня утром смотрел у Павлика барометр-анероид. Стрелка анероида стояла на последней букве слова "переменно". Павлик щелкнул по стеклу, и стрелка дернулась влево — к дождю.
Мама подняла брови.
— Что с тобой? Ты не можешь отвечать по-человечески?
— Ты сама говорила, что за столом нельзя разговаривать.
— Но ответить, когда спрашивают, можно.
— А я не хочу отвечать, — Валерка чувствовал, что дело принимает скверный оборот, но сдерживаться уже не стал.
— А из-за стола выйти ты не хочешь?
Валерка резко оттолкнул стул и пошёл к себе в комнату. Он сел на кровать, позвал Рика и положил его передние лапы к себе на колени. Пес понимающе смотрел ему в лицо умными коричневыми глазами.
— Разболтался без отца, — наконец, громко сказала мама. — Не смей сегодня выходить из дома. И если ты думаешь, что поедешь завтра на катере, то глубоко ошибаешься.
То же самое она повторила и утром, хотя Валерка ни о чем не спрашивал. Он молча смотрел, как она укладывает в сумку продукты.
Пришёл Виталий Матвеевич, подмигнул Валерке.
— Ну, как? Мы готовы?
— Он не поедет, — сказала мама.
— Это почему же?
— Он знает, почему.
— Ну, стоит ли так? Мало ли чего не бывает, — протянул Виталий Матвеевич, сообразив в чем дело. — Он больше не будет. Верно, брат?
Валерке стало противно, и он ничего не сказал. Ему очень хотелось поехать, но он промолчал и ушёл к себе. Уходя, он услышал, как мама проговорила:
— Пусть сначала научится себя вести.
Они ушли.
Оставшись один, Валерка направился в кухню, где должен был находиться Рик. Собаки не было.
— Рик! — позвал мальчик.
— Рик! Ричард!! Иди сюда сейчас же, — кричал он через несколько секунд с крыльца. Напрасно. Он вернулся в дом и нигде не нашёл кожаного поводка собаки. "Взяли с собой Рика, — подумал Валерка с горечью. — Чтобы мне ещё хуже было".
Он лёг на кровать и хотел заплакать от обиды, но где-то далеко послышался и стал нарастать звук самолётного мотора. Валерка встал и, прижавшись лбом к стеклу, смотрел, как опускается за крыши к недалёкому аэродрому маленький "По-2".
Весь день Валерка провёл с Павликом на реке. Пришёл домой он около восьми. Дома всё ещё никого не было, и мальчик почувствовал смутную тревогу. "Скорей бы уже возвращались", — подумал он.
Они вернулись в десятом часу. Валерка стоял на крыльце. Собиралась гроза. С юго-запада медленно ползла туча, и неяркие первые звёзды одна за другой исчезали за её краями. Уже опускались сумерки, но туча была гораздо темнее их, синих и полупрозрачных.В воздухе залегла непрочная тишина.
— Хорошо, что успели до дождя, — необычно громко сказала мама Виталию Матвеевичу, мельком взглянув на Валерку.
Валерка молчал, отыскивая глазами Ричарда. Его не было.
— Где собака? — спросил он, не оборачиваясь. Они поднялись на крыльцо и замолчали у него за спиной. Валерка ждал ответа с тревожным нетерпением, но не двигался и не повернул головы.
Неожиданно Виталий Матвеевич положил ему на плечо широкую, неприятно теплую ладонь.
— Понимаешь, брат. — Он старался говорить очень грустным голосом.
Валерка повернулся так резко, что рука Виталия Матвеевича слетела с плеча и ударилась о косяк.
— Где Рик? — со звоном в голосе заговорил он. — Куда вы его дели? Ну, кто вас просил.
— Валерка, ты же не маленький, — начала мама. — Ты не плачь. Он сам прыгнул в воду. А когда его хотели вытащить, винтом ударило его. Моторист не совсем выключил мотор.
— Моторист — болван, — сказал Виталий Матвеевич. — Это его вина, и ему это так не пройдёт.
Он говорил ещё что-то. Кажется, утешал, обещал достать щенка волкодава.
Валерка молчал. Он почувствовал какое-то холодное равнодушие ко всему. Мысль, что теперь ничего не сделать, ничем не помочь была похожа на страшную, давящую усталость. Абсолютно ничего нельзя сделать. Можно заплакать, можно крикнуть, что это они виноваты. Можно перевернуть землю, пробить головой стенку, но Рик погиб. Всё равно.
— Где он утонул? — спокойно спросил Валерка.
— Километрах в семи от города. Знаешь, где вышка на берегу? На третьем повороте, — с готовностью разъяснил Виталий Матвеевич, видимо, обрадованный Валеркиным спокойствием.
— Пойдём домой, сынок. Дождь начинается. — Мама говорила тихо и торопливо. — Виталий Матвеевич, вам нужно переждать дождь. Будем пить чай.
Но Валерка пить чай не стал. Он сразу лёг спать.
— Вот видишь, все обошлось без слез, тихо, спокойно. Ничего страшного, — говорил Виталий Матвеевич.
Мама что-то ответила. Валерка не слышал. Он отчетливо вспомнил славную умную морду Рика с золотыми искрами в коричневых глазах, и в горле встал комок. Но Валерка не заплакал. Он вдруг подумал, что Рик мог и не утонуть. Сначала эта мысль показалась совсем пустой, но лишь на секунду. "Ведь могло просто оглушить, ранить винтом, — подумал мальчик. — А они не стали ждать. Торопились."
За окном вспыхивали тусклые молнии и набегали негромкие раскаты.
Валерка подумал, что на повороте реки собаку может выбросить на берег течение. Он помнил тот поворот с узкой песчаной косой.
Лунный свет заливал соседнюю комнату. Тонкий луч проник в полуоткрытую дверь, протянулся поперек половиц и, добравшись до кровати, опоясал узким обручем Валеркины плечи. Он медленно двигался. Вскарабкался на подбородок, перебрался через плотно сжатые губы, пополз по переносице и упал на глаза. Глаза были открыты, Валерка не спал. Он зажмурился от яркого света и сел, обхватив руками колени.
Тикал будильник. За окном звонкие капли падали с карниза в бочку с водой. Глухо и печально трубили на станции тепловозы.
Валерка откинул одеяло. Он теперь твердо знал, что поступает так, как нужно. Лучше уж сразу сделать так, как нужно, чтобы потом было спокойно на душе.
Неслышно одевшись, он вышел на крыльцо, сырое от недавнего дождя. Круглая луна быстро катилась навстречу светлым рваным облакам. Тёмный тополь шевелил намокшими листьями, сбрасывая тяжёлые капли.
Валерка передёрнул плечами. Было холодно в рубашке и коротких брюках. Но возвращаться он не стал и, спустившись с крыльца, вывел из сарая своего "Орленка".
Валерка знал дорогу. Быстро миновав улицы спящего городка, он выехал на шоссе.
Мокрое асфальтовое шоссе, обсаженное редкими березами, блестело под луной. Кругом лежало тёмное поле. Оно тянулось до самого горизонта, лишь впереди вставала туманная полоска леса. Валерке стало не по себе в этом пустом огромном поле, под светлым небом с быстро бегущими облаками. Он оглянулся на далекие уже городские огоньки, пригнулся к рулю и нажал на педали.
Гребешок леса медленно вырастал впереди, и за деревьями мальчик увидел тригонометрическую вышку. Скоро он свернул на просёлочную дорогу. Ехать стало труднее, под шинами зашуршал песок, но Валерка давил на педали, чтобы страх перед темнотой леса, обступившего дорогу, не догнал его.
Совсем неожиданно среди чёрных деревьев блеснула река. Валерка слез с велосипеда и через густой кустарник выбрался на берег.
Миллиарды голубых бликов плясали на воде. Ярко освещённая песчаная коса белым языком вытянулась до середины реки. На ней можно было бы разглядеть любое пятнышко, но отмель была пуста.
Черные высокие ели замерли на другом берегу. Пронизанная лунным светом немая тишина окутала лес. И страшно было нарушать эту тишину.
Валерка с трудом заставил себя разжать губы.
— Рик! — негромко позвал он, чувствуя, что делает совсем бесполезное дело. — Рик!
Даже эхо не ответило ему. Всё так же неподвижны были деревья, и лунные блики беззвучно плясали на воде. А сзади стоял молчаливый лес.
— Рик! Ричард! — отчаянно крикнул мальчик. Эхо проснулось на этот раз и глухо откликнулось с того берега.
Больше Валерка не кричал. Понял, что не найти ему собаку на этом громадном замершем берегу.
Он очень устал.
Днём Валерка почти ничего не ел, ужинать не стал тоже. Теперь он почувствовал, что сильно кружится голова.
Валерка бросил велосипед и сел, поджав колени к подбородку. Потом прислонился затылком к тонкому стволу берёзы.
Сверху посыпались холодные капли, но он не пошевелился. Почти сразу Валерка задремал. Мокрые листья касались его лица, а мальчику казалось, что Рик выбрался из воды и лижет его влажным языком. Он вздрагивал и открывал глаза. Кругом были только тёмные кусты, и река блестела в разрывах между ними. Налетел из-за реки лёгкий ветер, прошумел в кустах и затих. Стало теплее. Тонкая берёза низко склонилась над Валеркой. Так низко, что ветки её спустились до земли, и несколько листьев коснулись Валеркиных ног. Все листья были холодные, лишь один был тёплым и шероховатым.
Медленно-медленно открывал глаза Валерка. Сердце у него билось редкими сильными толчками. Он был уверен, что ему просто показалось. Но, протянув руку, он почувствовал под ладонью густую собачью шерсть.
— Рик, — тихо сказал он, — ты пришёл все-таки, хорошая моя собака.
Потом он подтащил велосипед, крутнул переднее колесо и направил на собаку свет фонарика. Рик лежал на боку и старался приподнять морду. На голове у него виднелась кровавая полоса, одно ухо было надорвано, а правая передняя лапа перебита. Смутно белели сухожилия. Валерка вздрогнул и зажмурился.
Но он заставил себя открыть глаза и осмотреть раны. Потом, оторвав от рубашки полосу, стал перевязывать лапу. Было трудно бинтовать. Приходилось всё время крутить колесо, чтобы не гас фонарь. Валерка все-таки туго обмотал перебитую лапу собаки и хотел забинтовать голову. Но тут Рик стал тихо взвизгивать и даже слабо огрызнулся.
— Ладно уж, — сказал Валерка. — И как ты добрался до меня, бедняга?.. И как мы доберемся домой?
Было ясно, что на велосипеде им не добраться.
Валерка очень устал. С минуту он сидел, закрыв глаза, потом поднялся и затащил велосипед в густой кустарник.
Луна уже скатилась к самым верхушкам елей на другом берегу реки. Небо очистилось от облаков, и ярче стали звезды.
Густой негромкий гудок растолкал тишину. Из-за поворота показались пароходные огни, Валерка подождал, проводил взглядом уходящий пароход, поднял Рика и выбрался на дорогу.
Он не знал, сколько времени шёл. Помнил только, что дорога была пуста, а низкие звёзды над ней медленно раскачивались. Качались и тёмные берёзы, качались, не сгибая стволов и не шевеля ветвями.
Валерка нёс Ричарда, как охапку дров, на согнутых руках. Голова собаки лежала у него на плече. Усталости в руках он не чувствовал. Руки просто сильно болели, но это было лучше, чем усталость. Боль Валерка ещё мог выдержать.
Ныла спина, потому что приходилось шагать, откинувшись назад. Но хуже всего была тошнота, подкатывающаяся к горлу. Она не проходила даже тогда, когда Валерка садился отдохнуть. А отдыхал он часто.
Показались редкие огни города. Они тоже качались, но не так сильно, как звёзды. Потом вдоль шоссе потянулись дома с тёмными окнами. Валерка сначала не заметил их. Только увидев освещённый переулок, он понял, что шагать осталось совсем немного.
Улицы были так же пустынны, как дорога. До самого дома Валерка не встретил ни одного человека. Он вошёл во двор, толкнул ногой дверь сарая и, осторожно ступая в темноте, пробрался к месту, где раньше стоял велосипед.
Валерке казалось, что руки уже одеревенели и не разогнутся. Но едва он решил положить Рика на пол, как руки опустились, словно перебитые, и собака, слабо взвизгнув, ударилась о доски.
Валерка принёс воды в консервной банке, но Рик не стал пить. Мальчик наклонился над ним.
— Нахлебался воды, — сказал он. — А кто тебя заставлял прыгать с катера?
Он стянул рубашку, свернул и осторожно подложил под голову собаки. Всё равно рубашка уже никуда не годилась.
— Ладно уж, — сказал Валерка. — Спи, Рик. Утром мы что-нибудь придумаем.
Утро было близко. Луна давно спряталась, и на востоке уже плавала в небе предрассветная синева. Налетел свежий ветерок и, вздрогнув, зашелестел тополь. Валерка вновь почувствовал сильную тошноту. Он пробрался в дом, разделся и лёг. На минуту радость, что Рик спасён, пробилась сквозь усталость, и мальчик улыбнулся. Но тут кровать мягко качнулась и, плавно кружась, стала опускаться в тёмную глубину.
Проснулся Валерка рано. Руки и ноги у него гудели, но голова уже не кружилась. Он быстро встал. Мама еще спала. Валерка взял на кухне кусок хлеба с колбасой и пошёл в сарай.
Рик был на старом месте, даже голова его лежала на рубашке, как раньше. Валерка подошёл ближе и увидел, что не нужно было нести хлеб. Зубы Ричарда были слегка оскалены и открытые глаза подёрнуты мутной пленкой. Валерка положил кусок и сел на пол рядом с собакой.
Солнечные лучи узкими полосками пробивались сквозь дощатую дверь. Они скользили по серой шерсти Ричарда, и шерстинки вспыхивали крошечными искрами.
Несколько минут Валерка сидел неподвижно. Потом он осторожно погладил мёртвую собаку и вышел из сарая. Может быть, ему снова хотелось заплакать, но он не стал. Он знал, что сделал всё, что мог.
Не заходя домой, Валерка пошёл к Павлику. Тот уже не спал.
— Надо съездить за моим велосипедом, — сказал Валерка. — Я — на багажнике, ты — крутить. Я всё расскажу потом, по дороге.
Он был рад, что Павлик понимает его с полуслова. Говорить не хотелось.
Когда они были совсем близко от леса, Валерка тронул Павлика за плечо, и тот остановил велосипед.
— Слышишь? — спросил Валерка, соскакивая с багажника. — Это с Севера.
За лесом нарастал рокот мотора, нарастал быстро и уверенно. Валеркино сердце вдруг заколотилось торопливо и сбивчиво. Он не забыл про недавнее письмо, но с нетерпением ждал, когда из-за березовых вершин покажется низко идущий самолет.
Ждал, почему-то убеждённый, что на этот раз не ошибся.
