Глава пятнадцатая
Поход в кино кончился мирно, хотя мог бы кончиться боем. В кинотеатре действительно отирался Дыба с компанией, и компания не теряла времени: в уголке у туалета прижала перепуганного мальчишку лет одиннадцати. Юный Вовка Стеклов уже тянул пальцы к его карману. Мальчишка что-то объяснял жалобным полушепотом.
— О чем здесь разговор? — небрежно поинтересовался Климов и, зевнув, сунул руки в карманы. Кирилл и остальные поступили так же. Кроме Женьки, которая за неимением карманов заложила руки за спину.
— Это что за шмакодявки? — удивился приятель Дыбы Совушка и захлопал веками.
Но Дыба моментально оценил обстановку. Кирилл и его группа стояли тесным полукругом и смотрели вполне решительно. Дыба широко улыбнулся.
— Общественность на страже, — объяснил он компании. — Не будем шуметь в культурном месте. Мы пошутили с мальчиком, ты, мальчик, иди...
Мальчишка моментально исчез.
— Не шутил бы ты так, Дыба, — сказал Кирилл. — Не надо.
— Нехорошо... — вежливо поддержал Климов и тоже улыбнулся. Он был гораздо уже Дыбы в плечах, но повыше.
— Вроде мы незнакомы, — заметил Дыба и медленно осмотрел Климова от ботинок до макушки. — Вроде мы дорогу друг другу не переходили.
Климов зевнул.
— Вроде... — сказал он. — Вот и не переходи. Как кого зацепишь, считай, что перешел.
— И?.. — спросил Дыба, уперев пальцы в бедра.
— Будет тогда "И", — сказал Климов и перестал улыбаться. — "И" с точкой. Знаешь, такая точка и палочка.
Дыба посмотрел на Кирилла.
— Я все понял, — сказал он. — Ты, Кирюха, не забыл утренний разговор?
— А ты? — спросил Кирилл.
— Я тебе вроде говорил: "Будем друзьями..."
— Насчет друзей — это успеется, — сказал Кирилл, разглядывая пятиугольную Дыбину физиономию. — А как насчет Чирка? Сколько ты ему должен?
— Жаль мне тебя, — сказал Дыба.
— А себя?
— Позвольте пройти, — почти ласково попросил Дыба и пошел из закутка в фойе. За ним компания: Совушка, Димка Обух, Козочка, унылый тип по кличке Банан и Вовка Стеклов.
— Шесть на шесть, — сказал Валерка Самойлов. — Могли бы и стыкнуться.
— У нас одна девочка, — заметил Райский.
— Ничего, с тем хлюпиком она бы справилась, — решил Кубышкин.
— А ты — сразу с тремя, — огрызнулась Женька. — Да ну вас... У меня внутри все трясется с перепугу.
— Ну и зря, — сказал Климов. — В кино они не стали бы драться. И вообще этот народ не нападает, когда силы равные. Они любят работать наверняка.
— А чего мы, собственно, добились? — задумчиво спросил Райский.
— Ну все-таки... — нерешительно откликнулся Кирилл. — Парнишку выручили. И Дыба узнал, что не все его боятся.
— Да, — сказал Климов. — Только теперь нам чаще надо ходить вместе и реже по одному... Особенно тебе Кирилл.
— Я пришел к выводу, — грустно сказал Райский, — что одних запасных очков мне будет мало.
Они посмотрели румынский детектив "Шкатулка с секретом" и разошлись, договорившись, кто за кем бежит и кто кому звонит, если надо будет собраться срочно. Потому что мало ли какую шутку могут выкинуть Дыба и его дружки.
— К Чирку-то заскочишь? — спросил у Кирилла Климов.
Кирилл кивнул. Он все время помнил о Петьке. Надо забежать и хотя бы у матери спросить, что сказал врач, если к самому Петьке не пустят. Не отправили бы Чирка в больницу... Эта тревожная мысль постоянно царапалась внутри и даже портила радость от первой маленькой победы над шайкой Дыбы.
Но прежде чем ехать к Петьке, нужно было привезти из молочной кухни Антошкин обед.
Дома Кирилл торопливо скинул форму, натянул свой летний наряд и не стал даже обедать. Лишь бы скорее!
На кухне, к счастью, не было очереди. Кирилл получил молочное питание, зажал сумку на багажнике и покатил к дому.
Он выбрал короткий путь — по узкому переулку, поднимавшемуся от площади Жуковского на улицу Мичурина. Это был даже не переулок, а просто дорога между деревянными заборами — кусочек почти деревенской старины, сохранившейся среди больших улиц. Впрочем, не такой уж старины — рядом с дорогой, вдоль канавы, тянулась полоска вполне современного асфальта.
Подъем был крутой. Кирилл соскочил с седла и пошел по теплому асфальтовому тротуару, держа велосипед за руль. Было безлюдно, цвели в канаве маленькие ромашки и совсем по-летнему гудел в траве у забора шмель.
До верха было далеко еще, когда, раздвинув доски в заборе, навстречу Кириллу вышли Дыба и незнакомый парень.
Парень был ростом с Кирилла, но пошире.
Они встали на дороге.
...В колыбельной песне для Антошки были слова про пять минут на решение и пять секунд на бросок. Сейчас пяти минут не было. Пяти секунд — тоже. Была, пожалуй, секунда, чтобы рывком развернуть "Скиф" и прыгнуть в седло. Но в эту секунду Кирилл успел понять и решить многое. Он почувствовал, что, если теперь спасется бегством, всегда потом придется бегать и прятаться. Ведь не будешь всю жизнь ходить вшестером. И получится, что они с Дыбой одинаковы: если сильный, то король, а если слабее — поджимай хвост.
И к тому же в "Колыбельной" ни словечка нет о дороге назад.
Кирилл шагнул вперед.
Дыба заухмылялся.
— Гордый, — сказал он. — Поначалу все гордые...
Его приятель растянул бледные губы. Это, видимо, тоже была улыбка, но какая-то бесцветная. Кирилл увидел темные щербатые зубы. Еще он заметил, что у парня слезятся глаза, а лицо словно припорошено серой пылью. "Насквозь, дурак, прокурен, — машинально подумал Кирилл. — Дыхание, наверное, еле-еле..."
— Поставь машину, поговорим, — небрежно предложил Дыба. — Драпануть все равно не успеешь.
— Успел бы, если бы хотел, — сказал Кирилл и дернул руль, на который Дыба положил лапу. — Не цапай, я потом не отчищу.
Он прислонил велосипед к забору и прислонился сам — рядом с задним колесом.
— Ну, чего надо?
Они стояли в метре от него. Дыбин приятель смотрел равнодушно, а Дыба все ухмылялся. Он хотел казаться обрадованным, но в ухмылке проскальзывало разочарование: пойманный Кирилл вел себя не по правилам.
Дыба перестал улыбаться и спросил:
— Тебя, цыпленочек, когда-нибудь били? По-настоящему?
— Это по-бандитски, значит? Как вы Чирка? — прищурившись, произнес Кирилл.
Дыба снисходительно разъяснил:
— Не, Чирка мы любя, для воспитания. Чтобы слушался. А как по-настоящему, сейчас узнаешь.
Кирилл быстро глянул по сторонам: нет ли прохожих? Было пусто. Он торопливо сказал:
— Если тронете, сволочи, будете через час визжать и слезами умываться.
Дыба опять заухмылялся:
— У-у, где мы будем через час! Тю-тю...
— Далеко не утютюкаете. Не сегодня, так потом...
— Потом — это потом. А сейчас — это сейчас, — рассудительно заметил Дыба и деловито сказал: — Тюля, давай...
Прокуренный Тюля вынул довольно грязный платок и зачем-то начал наматывать на пальцы. Не спеша и аккуратно, будто к работе готовился. Кирилл ощутил внутри противную дрожь. "Ну-ка, не вздрагивай. Знал, на что идешь", — приказал он себе.
Дыбе и Тюле сказал:
— На психику давите? У меня нервы в порядке.
Он дернул на сумке застежку молнию и выхватил бутылку с молоком. Двухсотграммовую бутылочку с делениями на белом боку, с пушистой ватной пробкой. Жаль Антошкиного обеда, но выхода нет.
— Расшибу о башку, кто первый сунется, — пообещал он и решительно сцепил зубы.
Дыба сделал скучное лицо и нехотя проговорил:
— Да ну его, Тюля, чокнутого. Пошли, а то вон кто-то сюда прется...
Кирилл попался на удочку. Посмотрел в сторону, и в тот же миг бутылочка, выбитая из руки, разлетелась на асфальте. Дыба довольно заржал.
И тогда, неожиданно даже для себя, Кирилл влепил ему хлесткую оплеуху.
"Глупо, — тут же понял он. — Этим его не свалишь". Однако Дыба стоял, изумленно приоткрыв рот, и Кирилл развернулся к Тюле. "Ногой его..." Но Тюля увернулся и встретил Кирилла прямым ударом в лицо. Будто граната взорвалась!
Кирилл отлетел на забор. Красные тяжелые капли начали часто падать на майку. Он не ощутил сильной боли, только голова отяжелела. И страха не было. Но майку вдруг стало жалко до слез: отец так радовался, когда подарил ее... Кирилл вытер ладонью слезы, локтем кровь с нижней губы и прыгнул к Тюле. Сумел закрыться от кулака и ткнуть костяшками в Тюлины губы. Но вмешался Дыба: тяжелым толчком швырнул Кирилла в молочную лужу с осколками.
Как на горячие гвозди...
Кирилл не смог подняться сразу. Но они не спешили, они дали ему встать. Он встал и посмотрел себе под ноги. По ногам из порезов бежали тонкие алые струйки и смешивались на асфальте с молоком. С локтя тоже капало. И с подбородка.
— Хватит на первый раз? — спросил Дыба и сплюнул. — Или еще? Айда, Тюля...
— Боишься, гадина? — тихо сказал Кирилл и посмотрел на Дыбу исподлобья. — А ну, стой.
Он четко знал, что сейчас сделает. Головой ударит Дыбу в поддых, а когда тот согнется, он толкнет его на молчаливого палача Тюлю. Потом рванет с велосипеда тяжелый насос и врежет тому и другому по ненавистным рожам! Наотмашь! За все... За Чирка, за свою боль, за эту бело-розовую лужу на асфальте. За всех, над кем они издевались! За всех, кого они еще могут обидеть! За Антошку!
Он пригнулся и бросился на Дыбу, но от умелого удара под ребра опять отлетел к забору и упал в траву у своего "Скифа".
Тюля подскочил и воровато, но сильно ударил ему два раза ботинком в бок. Кирилл приподнялся на локте и хотел вцепиться ему в ногу, но не сумел. Он почти не мог дышать.
И сквозь гудящую боль он вдруг услышал далекий тонкий голос:
— Кир, держись! Кир, я сейчас!
У Тюли оказалась кошачья реакция: он взлетел на забор и упал с другой стороны. Дыба не был так ловок. Он суетливо зацарапал ногтями по доскам, стараясь нащупать ту, которая отодвигалась. И не мог.
А сверху летел на велосипеде Митька-Маус. Он не тормозил на спуске. Наоборот, он так вертел педали, что коленки его мелькали на солнце, будто зайчики на желтых лопастях ветряка. Он вцепился в руль одной рукой, а в другой он, как палицу, поднял схваченный где-то кривой тяжелый сук. И, как черный грозный вымпел, металась у него над плечом оторвавшаяся лямка...
— Кир, я здесь!
Дыба так и не нашел доску. Он торопливо зашагал вниз, потом не выдержал и побежал неуклюжей рысью. Видимо, ему, как и Тюле, в голову не пришло, что горластый пацаненок мчится сюда один. Они же не знали, что вчера Кирилл и Митька договорились всегда заступаться друг за друга.
Кирилл опять встал. Глотнул воздух. "Не уйдет, — подумал он про Дыбу. — Мы на колесах..."
Он шагнул к велосипеду, однако от колючей неожиданной боли в ребрах согнулся и прислонился к забору. Боль словно пришила его к доскам. Но через несколько секунд Кирилл сжал ее в себе.
Он опять начал медленно выпрямляться.
А Митька был уже совсем рядом и все кричал:
— Кир, держись! Кир, я сейчас!
