МАГИСТР
1
Елка была большая, украшали ее долго. За окнами давно стемнело.
Директор наконец сказал дежурным пятиклассникам, что они могут идти
домой. Их учительницу он тоже отпустил. Она в глубине души была
довольна, однако суховато спросила:
– Как же так? Дети не кончили работу.
– Ничего. Я останусь, и мы кончим.
Она не удержалась:
– Простите, директор Яр. Вы и... кто еще?
– Мои ребята.
Учительница поджала губы. То есть она улыбнулась, но мысленно поджала
губы. Но даже мысленно она не позволила себе произнести слово
"любимчики". Это была пожилая опытная учительница, строгая к другим
и к себе. Она гордилась тем, что всегда была справедливой. Другой
вопрос, что справедливость эта часто была причиной ребячьих слез. Зато
никто не мог упрекнуть ее в необъективном отношении к людям. Вот и
сейчас она одернула себя: "Вовсе не любимчики. Просто давние
знакомые директора. Он был дружен с этими детьми, когда еще не работал
в школе. (Хотя странно, конечно: как это можно дружить с детьми?)
Говорят, они много испытали во время нашествия, спасали друг
друга. Естественно, он позволяет им немного больше, чем другим
школьникам..."
Впрочем, подумала она, директор и другим позволяет бог знает что. Он
разрешил девочкам являться на занятия без лиловых форменных фартуков,
заявив, что девочки должны быть похожи на девочек, а не на юных
послушниц из монастыря кармелиток. (Кстати, необходимо узнать, кто
такие кармелитки).
Он смотрит сквозь пальцы на то, что дети приносят этих ужасных
бормотунчиков и пользуются их подсказками на уроках математики.
Когда учитель естествознания не сдержался и закатил болтливому
четверокласснику оплеуху, директор Яр самолично содрал с его
форменного сюртука нашивку старшего преподавателя и предложил
немедленно покинуть школу. И это на глазах учащихся! Конечно,
оплеухи – не лучший и даже запрещенный метод. Но все-таки учитель был
учитель...
В коридорах теперь на переменах вместо чинных прогулок – беготня,
гвалт и хохот младших учеников. На школьном дворе до самого снегопада
было то же самое. Эти любим... эти юные друзья директора научили
третьеклассников и четвероклассников какой-то дикой игре с
мячиками. Мячики надо катать через ямки, а потом куда-то
швырять. Причем ямок должно быть пять! Один из директорских мальчишек,
сумрачный очкастый подросток с непонятным прозвищем – не то Чила, не
то Чира – даже организовал в младших классах соревнования по бросанию
мячика в цель. Соревнования были командные. Это вообще не одобряется
нынешними правилами, а тут еще каждая команда состояла из пяти
человек! Дети, конечно, веселились, а каково педагогам? Никто не
спорит, надо бороться с предрассудками, но нельзя же нарушать
приличия! Да и что за глупая игра – мячики? Чего с ее помощью
добились? Порядка? Хороших оценок? Только того, что любой мальчишка
теперь попадает мячом с тридцати шагов в открытую форточку...
Впрочем, эти мысли не очень тревожили наставницу пятиклассников. Они
были не новыми и потому привычными. Гораздо больше ее беспокоили
семейные дела. Дома больной муж и взрослая дочь, которая успела выйти
замуж и развестись, а в короткий период супружеской жизни родила
учительнице внучку. Это, конечно, радость, но хлопот от такой радости
выше головы. Вот и разрываешься между работой, домом и магазинами...
Бакалейная лавка на Южной еще открыта, надо забежать, купить хоть
чего-нибудь для новогоднего вечера. Если, конечно, удастся. После
нашествия прошло полгода, а в магазинах все еще пусто. Может быть, к
празднику подбросят продуктов?.. Праздник! Одно название. Скорее бы уж
он миновал. Так хочется думать, что следующий год окажется счастливее
минувшего. Кстати, на собрании учителей директор говорил, что так и
будет... Он все-таки ничего директор, хотя и с причудами. Не
заставляет заниматься лишней писаниной, добился, чтобы все учителя
получали дрова, пока в Орехове не восстановят центральное отопление.
Говорят, что не боится никакого начальства. Говорят даже... но это уж
не ее дело! Мало ли что говорят в учительской женщины! Главное, что
директор отпустил ее пораньше.
Учительница вышла на школьное крыльцо. Над ним качалась от ветра голая
лампочка, но в пяти шагах было уже темно. И вьюжно было, и
холодно. Учительница поежилась: до лавки три квартала. "Не опоздать
бы",– подумала она. И ощутила крайнюю досаду, когда из темноты
шагнул заснеженный бородатый человек и сказал:
– Прошу прощения. Не смогли бы вы проводить меня к директору?
Бестолковые пятиклассницы порвали елочные бусы. Теперь Данка сидела на
ящике из-под игрушек и надевала блестящие шарики и висюльки на новую
капроновую нитку. Алька торчал на трехметровой стремянке. Он
развешивал на ветках стеклянные сосульки и звезды из желтой фольги,
похожие на подсолнухи. Повесив игрушку, он обязательно спрашивал с
высоты:
– Яр, ну как?
– Нормально. Только не загреми,– с беспокойством отзывался Яр и
поглядывал на дверцу у сцены. Там была комнатка, в которой ребята
готовили гирлянду. Наконец появился Чита. Он сказал:
– Переключатель искрит, надо перепаять. Ничего, это быстро...
Открылась большая дверь, и недовольный голос учительницы произнес в
коридоре:
– Директор Яр, к вам пришли.
В зал шагнул человек в барашковой шапке и заснеженном пальто.
Бородатый. Борода была светлая, подстриженная аккуратным квадратом.
Пахнуло холодом.
Пахнуло холодом не из открытых дверей, а словно отовсюду. Яру
показалось, что кто-то незаметно и быстро вынул из окон двойные
стекла. У Данки посыпались с нитки бусины (к счастью, не на пол, а в
подол). Сверху, от Альки, упал и глухо лопнул на полу серебристый шар.
– Растяпа. Уже четвертый,– быстро сказала Данка, хотя это был
первый разбитый шар.
– Ничего подобного, третий,– отозвался Алька и стал сбивчиво
насвистывать.
Яр посмотрел на Читу. Чита коротко зевнул и прислонился к стене у
дверцы. Он стоял в небрежной позе и разглядывал елочную верхушку.
Левую ладонь держал за спиной, правую – у брючного кармана. Карман
кругло оттопыривался, будто в нем лежало яблоко.
– Прошу прощения, директор Яр,– хрипловато сказал в бороду
незнакомец.– Я не решился бы на это бесцеремонное вторжение, если бы
не крайняя нужда.
– Проходите,– сказал Яр, стараясь задавить в себе тоскливое
ожидание беды.– Можете раздеться... Можете даже снять бороду, если
она вам мешает. На роль Деда Мороза вы все равно не тянете.
– Не тяну,– согласился гость.– Но борода натуральная...
насколько это возможно.
Он снял шапку, стряхнул с нее капельки. Размотал шарф. Медленно,
по-стариковски, стянул пальто. Вешалки в зале не было, он положил
одежду на стулья у входа. Выпрямился. Теперь он был похож на пожилого
профессора: аккуратная седоватая прическа, отутюженный пиджак, что-то
вроде университетского значка на лацкане. Широкая борода наполовину
закрывала темно-малиновый галстук.
Бледноватое лицо "профессора" было добродушным, голубоглазым и
вполне живым. Однако и в лице, и в речи его была та излишняя
правильность, которая резанула тревогой Яра и ребят. Даже Данку и
Альку, хотя они знали тех только по рассказам.
– Где мы можем побеседовать, Ярослав Игоревич? – осведомился
"профессор".
– Здесь,– сказал Яр.
– Но...– "Профессор" посмотрел на ребят.
– Ничего,– сказал Яр.– Они в курсе. Это те, кто был в крепости.
– А! – произнес "профессор" с чисто человеческой ноткой. С
уважением и сдержанной грустью.– Это ваши бойцы...
– Да,– сказал Яр. Он шагнул к окну, снял с шахматного столика
коробку с елочной мишурой, придвинул два стула.
– Садитесь.
– Благодарю...– Гость сел, аккуратно поддернув на коленях
отглаженные серые брюки. Стало тихо. Чита смотрел на елочную
верхушку. Алька с очень беззаботным видом укреплял на ветке
золотистого петуха. Данка вновь собирала бусы.
"Профессор" наконец сказал:
– Я понимаю, что мой визит слегка портит вам предпраздничное
настроение...
– Не скрою, портит,– отозвался Яр.– Но еще больше удивляет. Не
думал, что после того... инцидента на почтамте кто-то из вас решится
на прямой контакт с нами.
Гость задумчиво похлопал по столику узкой ладонью.
– Пришлось, Ярослав Игоревич... А почему бы и нет? Мы же не
враги. Нас столкнули роковые обстоятельства, но, если разобраться, нам
совершенно нечего делить в этом мире. Мы можем жить, не мешая друг
другу и даже помогая...
– Да! – ровным голосом сказал Яр.
– Я понимаю... Были горькие эпизоды, были потери... Но в итоге вы
оказались победителями! Ярослав Игоревич! В последнем конфликте вы
ликвидировали одного из наших... гм... представителей. Хотя со всех
точек зрения он был неуязвим.
– Сам полез,– подал голос Чита.
– Разумеется! – воскликнул "профессор".– Кто же спорит, что ваши
действия были логичны и справедливы!
– Мы звали его "Наблюдатель",– без улыбки сказал Яр.– По-моему,
он был большой дурак.
– Безусловно! – весело согласился "профессор".– Безнадежный
болван. Это и понятно, всего единица... Не его жаль, а то, что он так
бездарно провалил маневр. А главное, что не успел проинформировать
нас, какое оружие вы применили. Казалось, что такого оружия не
существует. Увы, оно есть, и нас это до сих пор озадачивает. Говорю
вам это вполне откровенно.
Яр незаметно взглянул на Читу. Чита смотрел на верхушку елки. Но губы
у него чуть шевельнулись.
Яр с усмешкой спросил:
– А что значит "единица"? Какая-то мера интеллекта?
– В известной степени... если интересно, я могу пояснить.
Яр сел поудобнее, давая понять, что ему интересно.
– Видите ли, мы во многом отличаемся от гуманоидных цивилизаций, к
которым принадлежите вы,– доброжелательно и чуть печально сказал
гость.
– Это заметно,– с ехидцей отозвался Яр. Его тоскливое беспокойство
приутихло, и теперь ему было по-настоящему любопытно.
– Я имею в виду не мораль и не цели нашей деятельности, а чисто
физическую сущность,– терпеливо разъяснил "профессор".– Наша
осознавшая себя общность состоит как бы из атомов разума. Из сгустков
энергии мысли... Есть представители, которые, как простейшие молекулы,
состоят из одного такого атома. А есть "молекулы", напоминающие
колоссальные скопления... Я, конечно, упрощаю, чтобы объяснить
доступнее...
– Вы объясняете вполне популярно,– сказал Яр.– А позвольте
поинтересоваться: сколько этих самых сгустков разума заключено лично в
вас?
"Профессор" улыбнулся, как улыбаются взрослые, когда слышат
бестактный вопрос ребенка. Но ответил почти без задержки:
– Не вижу смысла скрывать: семьсот двадцать девять.
– Ого,– сказал Яр.
– Чего ж такое неровное число? – высказался наверху Алька.– Хотя
бы до семисот тридцати дотянули...
– Число ровное,– вежливо объяснил "профессор".– Просто у нас
другая система, не десятичная.
– Тогда еще вопрос,– жестковато произнес Яр.– Как прикажете вас
именовать? Чин у вас, очевидно, не рядовой. Не хотелось бы
использовать прозвища или местоимения.
Гость кивнул:
– Зовите меня Магистр. Это в какой-то степени будет отражать истину.
– Тогда к делу, Магистр,– сказал Яр.
2
Пока они говорили, Чита вынул из кармана мячик. Мячик был синий с
белыми полосками. Чита рассеянно играл им: легонько бросал об пол у
своих ботинок и ловил на уровне пояса. Удары мячика были негромкие:
туп... туп... туп... Особенно слышны они были, когда в разговоре
наступала пауза.
– Тогда к делу, Магистр...
Магистр молчал. Собираясь с мыслями, он морщил лоб. Кожа на лбу его
была совершенно человечья, не то что на глазированном лице Тота.
Вспомнив про Тота, Яр с усмешкой сказал:
– Надеюсь, вы не собираетесь уговаривать меня вернуться на крейсер...
– Упаси господи! С чего вы взяли?
– Тот уговаривал.
– Тогда были иные обстоятельства... К тому же Тот не отличался
гибкостью ума, всего двадцать две единицы. Хотя был исполнителен и
точен.
– Был? – сказал Яр.
– Да... его кончину вы тоже можете отнести к числу ваших побед.
– Что же с ним случилось?
Магистр усмехнулся и шевельнул мохнатыми бровями.
– Бедняге Тоту запала в мозги ваша идея, что каждый человек – это
целая галактика. Возможно, для вас это была просто фраза, но он на ней
свихнулся. Он не смог опровергнуть эту идею логически, утерял смысл
существования и распался... Видите, я от вас ничего не скрываю,
Ярослав Игоревич. И от ваших друзей... И я надеюсь на ответную
откровенность.
– Гм...– сказал Яр.
– Что "гм"? – спросил Магистр с чисто человечьей досадой.
– Смотря какая откровенность,– объяснил Яр.– Если вы захотите
узнать об оружии, которым грохнули Наблюдателя...
– Да упаси господи! Ярослав Игоревич, я же понимаю!.. Да и зачем нам
это? Мы не собираемся воевать с вами, это во-первых...
– А во-вторых?
– Ну... не сочтите за дерзость, но вы же, наверно, догадываетесь: в
случае крайней необходимости мы сможем перемешать с космической пылью
всю Планету. Вместе со всеми, кто на ней находится, и с вашим
оружием...
"Тихо,– сказал себе Яр.– Тихо. Только не горячись..."
Он помолчал и сдержанно улыбнулся.
– Вы в чем-то сильны,– сказал он.– А в чем-то очень опрометчивы и
наивны. Почему вы решили, что мы дадим вам перемешивать Планету с
пылью? Вы же не знаете наших сил и наших возможностей...
"Ну и нахал я,– ахнул он про себя.– Что я могу?"
– Но, Ярослав Игоревич...– снисходительно начал Магистр.
– Что "Ярослав Игоревич"? Ярослав Игоревич уже не тот лопоухий
новичок на Планете, каким он был летом. Он больше не уповает на
семизарядные пистолеты устаревшей системы "викинг". Он уже кое в чем
разобрался. И, кстати, успел кое-что посчитать. Ваши фокусы с
нашествиями, извержениями и прочими грандиозными мероприятиями
повторяются с периодичностью в двенадцать-тринадцать лет. Чтобы
сделать очередную гадость, вам надо сперва подкопить энергии. А чтобы
размолоть Планету – тем более. Да и размалывать ее – себе
дороже. Что будет с вашими базами, с производством гипсовых
манекенчиков? Один вокзал на побережье чего стоит! Не так ли, Магистр?
Магистр нерешительно мигал, и смотреть на это было приятно.
"Вот сейчас я его неплохо зацепил,– подумал Яр.– Но все же нельзя
так. Пока нельзя..."
Магистр сказал без особой уверенности:
– Вы же не знаете... У нас есть другие способы.
Яр коротко зевнул. Кажется, это получилось нарочито, но Магистр не
заметил. Яр заговорил опять:
– Не будем пугать друг друга. Способы есть и у вас, и у нас. Но,
может быть, перейдем к вашему делу?
– Я этого и хочу! – обрадовался Магистр. Потом замялся, оглянулся на
Читу.– Простите... Не мог бы мальчик перестать стукать мячиком? Меня
это отвлекает.
– Мальчик, не стучи мячиком,– попросил Яр.– Это нервирует гостя.
– Я больше не буду,– сказал Чита голосом, каким обычно говорил
провинившийся Алька.
Алька на стремянке неприлично хихикнул. Данка коротко усмехнулась.
– Итак? – проговорил Яр.
Магистр сказал негромко и торжественно:
– У нас к вам, Ярослав Игоревич, очень большая и очень серьезная
просьба. Просьба о помощи.
Сделалось совсем тихо. Даже Данка перестала позванивать бусами.
– Любопытно,– отозвался наконец Яр.
– Ярослав Игоревич, вы не единственный человек, пришедший на Планету
из вашего мира. Много лет здесь живет ваш... одноземлянин. То есть
земляк. Так это принято говорить?
– Так,– полушепотом сказал Яр. И удивился – как беспорядочно и
глухо застучало сердце. "Ну и что? – сказал он себе.– Что такого?
Почему бы и нет?.." Но от волнения заболел затылок и перехватило
горло.
Магистр постучал пальцами по столику и наконец сказал:
– Мы очень хотим, чтобы вы с ним встретились.
"Я тоже! – подумал Яр.– Я очень-очень хочу!.. Но конечно, не
затем, зачем это надо вам..."
– Какая цель? – не то сказал, не то прокашлял он.
– Цель серьезная. У вашего земляка с давних пор хранится крошечная
модель галактики. Она нам очень нужна.
– Ясно,– сказал Яр, хотя почти ничего не было ясно.– Она нужна
вам, а ему тоже нужна. И он ее вам не дает. Так? А отобрать не
можете...
– Не можем,– согласился Магистр.– По многим причинам... И
договориться не можем. Этот человек ненавидит нас гораздо больше, чем
вы. Хотя причин у него гораздо меньше, чем у вас.
"Что вы знаете о моей ненависти",– подумал Яр. И вспомнил, как
шлепались о пальто невозмутимого Тота пули из "викинга". И как
сыпалась крепость. И как плакала на могиле матери Данка...
– Нужны подробности,– сказал Яр.
– Вот подробности. Глеб Сергеевич Вяткин. Появился на Планете около
сорока лет назад. Чем занимался до этого и кем был у вас, мы не
знаем. Здесь известен под именами Стрелок и Глеб Дикий. Бывший
террорист, нынче малоизвестный писатель. Живет недалеко от Орехова, в
поселке Холмы на улице Лучников в доме номер одиннадцать на втором
этаже. Одинок и по характеру нелюдим...
– Почему? Тоскует по Земле? – спросил Яр.
– Не думаю. Насколько известно, он никогда не делал попыток
вернуться...
– А что за модель?
– Он очень дорожит ею, хотя практически она ему ни к чему. Видимо,
просто память. По некоторым данным, эту модель сделали дети в городе
Старогорске, еще там... у вас. Сделали для игры и потом
подарили... Глебу Сергеевичу. Подробностей не знаю.
– Дети сделали, а вы не можете,– сказал Яр.
– А мы не можем. Мы многого не можем из того, что могут ваши дети. В
этом причина целого ряда наших несчастий. И ваших, к сожалению, тоже.
– Это верно,– глухо сказал Яр.
Магистр очень натурально по-стариковски вздохнул.
– Что за модель и зачем она вам? – спросил Яр.
– Ярослав Игоревич... Я могу быть уверен, что сведения, которые вам
сообщу, не будут использованы против нас?
– Не знаю. Вам придется рискнуть.
– Мы рискнем... Ради прекращения вражды и, может быть, ради будущего
союза.
– Судя по всему, вам очень нужна модель,– заметил Яр.
– Очень... Дело в том, что это не просто модель. Это... я не могу
подобрать нужного термина. У нас есть понятие, которое можно перевести
приблизительно как "зеркальный фактор". Но "зеркальный" – это
неточно... Вы не знакомы с теорией близнецов?
– Увы...– произнес Яр.
– Тогда самый простой пример. Два близнеца всегда удивительно
похожи. Не только внешне, но и мыслями и чувствами. Бывают случаи:
один обожжет палец, а у другого тоже вскакивает на пальце волдырь...
Модель, о которой мы говорим, и настоящая наша Галактика – такие вот
близнецы. Носители зеркального фактора... Я, кажется, крайне
бестолково объясняю.
– Ничего, я улавливаю,– вежливо сказал Яр.
– Собственно, это даже не близнецы, а как бы одно целое, хотя
галактика по нашим понятиям колоссальна, а модель – это просто
искорка. Ее в просторечии так и зовут – "искорка". Но дело не в
линейных величинах, здесь вступают в силу иные понятия...
– И, воздействуя на "искорку", вы надеетесь изменить что-то в нашей
грешной Галактике?
– Вы уловили суть...
– Уловил... Но не уловил, почему я должен становиться вашим
сообщником? Помогать тем, кто принес Планете столько горя! И уверен,
что не только этой планете! Не так ли, Магистр?
Магистр опять побарабанил пальцами по шахматному столику.
– Я понимаю вас... Но никакое развитие, никакая история не обходится
без жертв. Их нельзя было избежать. Люди часто гибнут во имя высшей
цели...
– Во имя вашей цели наши люди...– Яр кивнул на
Данку: – Объясните этой девочке, ради чего во время нашествия погибла
ее мать.
– Я приношу свои соболезнования,– тихо сказал Магистр.
Чита стукнул об пол мячиком и спросил:
– От имени всех семисот двадцати девяти единиц интеллекта?
– Да, мальчик,– сказал Магистр.
– Не думаю, что мы договоримся,– сумрачно произнес Яр.
– Но почему? Ярослав Игоревич! Если у нас будет модель, мы как раз
сможем избавить Планету от нашествий, эпидемий и других нежелательных
явлений, которые вызывает эксперимент! Мы будем работать не с
Галактикой, а только с ее моделью!
– Да! И однажды воткнете в искорку булавку. Ради эксперимента. И в
центре Галактики к чертовой бабушке разлетится ядро с тысячами
обитаемых миров...
– Ярослав Игоревич... Извините, но нельзя же мыслить так примитивно.
Яр устало вздохнул:
– Что поделаешь. У меня всего одна единица интеллекта. Она не может
понять, почему ради вашей бредовой цели...
– Цель не бредовая,– сухо перебил Магистр.– Вы просто не в
состоянии осознать. Мыслящая галактика – это пик развития. Высшее
достижение... Это дает нам ощущение вечной жизни и полного
удовлетворения. В этом мы видим смысл нашего существования.
– Вы – это вы! – бросил Яр.– А другие видят смысл по-своему.
– Вот именно! Каждый из вас по-своему,– с явной насмешкой отозвался
Магистр.– Мы, по крайней мере, знаем, зачем живем. А вы, люди?
– Люди живут для счастья,– сказал Яр.– Вы, Магистр, этого не
поймете. Несмотря на семьсот двадцать девять...
– Действительно, не пойму. У вас у каждого свое счастье. Один
счастлив, когда женится на любимой девушке, другой – когда на
вдовушке с хорошим счетом в банке. Третьему достаточно купить
мотоцикл, четвертый счастлив благодаря солидной зарплате и красивой
даче...
– Есть кое-что и помасштабнее...
– Не спорю. Один считает целью жизни выиграть как можно больше
сражений, другой посвятил себя тому, чтобы сражений никогда не было.
Третий мечтает открыть неизвестную планету...
"Не в планетах дело,– подумал Яр.– Когда-то мне казалось так же,
а теперь знаю – не в них дело. Счастье – когда счастливы те, кого
любишь. И когда они есть – те, кого ты любишь... Вот этого ты,
глиняная дубина, не поймешь никогда".
Но Магистр что-то понял. А может быть, просто уловил мысли Яра.
– Ну, что же,– примирительно сказал он,– каждому свое. Смысл
человеческих привязанностей для нас действительно неясен... Но раз они
так сильны, может быть, именно это заставит вас согласиться?
– То есть? – жестко сказал Яр и взглянул на Читу. Чита оттолкнулся
лопатками от стены и стоял к Яру вполоборота, руку с мячиком держал,
слегка отведя от бедра.
Магистр сказал негромко и раздельно:
– Ярослав Игоревич, давайте так: вы достанете нам искорку, а мы
возвратим вам мальчика.
Стало опять очень тихо. Сверху снова сорвался шарик, но никто не
обратил на это внимания.
Яр встал и медленно спросил:
– Какого мальчика?
– Ну, того... Вашего приемного сына. Которого звали Игнатик Яр.
Яр молчал.
– Я понимаю,– осторожно сказал Магистр.– Вы видели его могилу. Но
он... он не мертв. По крайней мере, в наших силах вернуть его вам
целым и невредимым.
Яр молчал.
– Так что же! – тихо, но нетерпеливо спросил Магистр.
Тогда Яр громко сказал:
– Тик!
Дверца у сцены открылась. Игнатик шагнул через порог, на шее у него
висели провода с цветными фонариками.
– Яр! Я все перепаял, только надо сменить лампочку...
– Тик,– сказал Яр,– посиди с нами, мы тут беседуем... Итак, я
вас слушаю дальше, Магистр...
3
С утра была оттепель, но сейчас холод покрыл подтаявшую дорогу крепкой
ледяной коркой. Эту корку заметала сухая мелкая метель. Слой снега был
еще тонким и непрочным, он срывался под колесами, и стертые шины
скользили на ледяных буграх. А во вмятинах, где намело уже порядочно,
колеса увязали, и мотор тогда выл с отчаянием угодившего в яму волка.
Старый школьный "козлик" с фанерными дверцами двигался по окраинной
дороге к поселку Холмы. Яр вертел баранку, стараясь удержать машину в
колеях. Ее кидало. Горела только одна фара, и желтый конус луча
потерянно метался над заледенелыми рытвинами. В луче летела справа
налево колючая вьюга.
На заднем сиденье мотались, подпрыгивали и валились друг на друга
Игнатик и Алька.
Алька вдруг засмеялся:
– Как у него отвисла челюсть! Будто у настоящего, у живого! От
удивленья...
– У кого? – не понял Яр.
– У Магистра! Когда Тик появился...
Яр усмехнулся, вспоминать об этом было приятно. Яр крутнул влево и
сказал:
– Хорошо отвисла... Совсем как у меня тогда, в сентябре, когда Тик
шагнул из соседней комнаты. Хотя, конечно, чувства у меня и у Магистра
были разные...
– А вид похожий, я помню,– хихикнул Алька.– Тик, а как это у тебя
получилось?
– Отстань. Я тыщу раз рассказывал.
– Ты рассказывал, когда меня прогоняли спать домой, я подробностей не
знаю... Они тебя взаперти держали?
– Конечно... А главное – в полусне. Я просто ничего не хотел: ни
есть, ни пить, ни думать. Открою глаза погляжу на потолок и опять
сплю. Комната какая-то белая, окно под потолком... Я даже не знал,
что три месяца прошло. Они сказали, что Яр улетел, что вас тоже нет, и
мне было все равно... А потом ветерки прилетели, принесли снежинки. И
тут голос по радио... Ну, ты же сам знаешь!
– Я не совсем знаю... Ты сразу ушел?
– Сперва сделал чучело под одеялом, будто сплю. Не помню уже, из чего
сделал. Потом дернул дверь – она заперта. Я тогда говорю: "Сейчас я
ее открою. И там Яр и ребята. Обязательно так и будет, потому что..."
Ну, я знал, что мы все этого хотим. Дернул дверь и шагнул. Как тогда,
в скадер...
Яр сказал:
– Одно непонятно: как они тебя не хватились до сегодняшнего дня?
– По-моему, понятно,– отозвался Игнатик.– Посмотрят в щелку,
видят – спит человек. Ну и пускай спит, забот меньше.
– С сентября спит...
– Ну и что? Они же меня под гипнозом держали... Ой-ей!
– Ничего себе "ой-ей"! – возмутился Алька.– Сам коленом по
затылку меня трахнул да еще ойкает! Дай-ка я тебя так трахну!..
– Надо было дома сидеть,– сказал Яр.– Сами напросились,
липучки. Захотелось новогодней сказки и приключений.
– Сказка-то еще не новогодняя,– падая на Тика, заспорил
Алька.– Новый год еще послезавтра. А ты, Яр, не обзывайся липучками,
ты же рад, что мы с тобой поехали.
– Ага,– подтвердил Игнатик.
– Нахалы,– сказал Яр, который в самом деле был рад.
– Конечно, с Читой тебе было бы лучше,– самокритично заметил
Игнатик.– Он мячики бросает без промаха.
– Нет уж...– пробормотал Яр, пытаясь укротить вздыбившегося
"козлика".– Чита остался с Данкой и правильно сделал. Так
спокойнее.
– Кому? – подал голос Алька.
– Данке... И мне...
– Ты боишься, что Магистр сделает какую-нибудь гадость? – спросил
Игнатик.
– Не думаю. Это я так...
Яр обманывал. Он боялся. Правда, не столько за оставшихся у него дома
Данку и Читу, сколько за незнакомого Глеба Сергеевича Вяткина. Вдруг
Магистр что-то срочно предпримет против обладателя таинственной
искорки? Поэтому и решил Яр махнуть в Холмы немедленно... Легко
сказать "махнуть". На такой-то колымаге...
Впрочем, колымага все же двигалась, мотор был приличный. Яр сам
перебрал его две недели назад. Другие школы люто завидовали директору
Яру – у них никаких автомобилей не было...
– По-моему, Магистр ничего не сделает, он слишком обалдел,– сказал
Алька.
– Может быть,– согласился Яр.– Не болтай, не отвлекай меня.
Но Алька заговорил опять:
– А зря ты все-таки не пустил за Магистром Читу.
Яр вспомнил, как растерявшийся, даже обмякший Магистр встал на шатких
ногах и пробормотал: "Я... с вашего позволения, навещу вас еще
раз. Пока я не готов... к дальнейшему разговору..." Он неловко
кивнул, напялил пальто и шапку и шагнул за порог. Бесшумный и гибкий
Чита сжал в кармане мячик и двинулся за Магистром. Яр в ласковом
голосе, как в тройном слое ваты, спрятал сталь приказа: "Чита,
пожалуйста, останься..." Чита остановился. Обтянутая черным свитером
спина его закаменела. "Не надо, Чита",– сказал Яр. Чита шагнул
назад. "Зря",– тихо проговорил он. "Не зря, Чита. Мы пока про
многое не знаем". Чита пожал плечами, стукнул мячиком об пол и молча
сел...
Яр опять крутнул руль и вслух повторил:
– Мы пока про многое не знаем...
– Ага,– сказал Алька.– Интересно, из чего у него борода? Врет,
что настоящая...
