Глава седьмая. БУРАН
1
Снова было похоже на июнь. Вокруг голубятни
лежал ковер цветущих одуванчиков. Дальше цвела сурепка и еще какие-то солнечные
цветы. От них весь пустырь казался ярко-желтым. Одуванчики качались под
теплым ветром. И квадратная тень голубятни шевелилась на них, как живая.
По одну сторону тени стоял Яр. По другую
Алька. Друг на друга они не смотрели. Яр поправлял под курткой ремень блика.
Алька расковыривал дырку на своей трикотажной фуфайке. Потом он быстро
глянул из-под ресниц и жалобно попросил:
– Яр...ну, прости, а?
Яр сопел, дергая пряжку – ее заело.
– Ну, Яр...
– Ага, теперь «прости», – пропыхтел
Яр. – Надо было думать...
– Я больше не буду, – по-настоящему
виновато сказал Алька. Почти по-настоящему.
– Ага, «не буду»... За твои слова
знаешь что? Драть надо как следует...
Алька опять стрельнул глазами из-под
пшеничных ресниц, совсем понурился и вздохнул:
– Ну... ладно. А потом простишь?
– Видно будет. Иди сюда, – деревянным
голосом сказал Яр.
Алька, загребая башмаками одуванчики,
побрел через тень голубятни. Остановился перед Яром. Полная покорность
и раскаяние.
Яр хмыкнул, взял в пятерню отросшие
Алькины волосы, качнул туда-сюда покаянную голову, подхватил Альку, взметнул
над собой.
– Вот заброшу балбеса на голубятню...
Алька радостно заверещал, задрыгал ногами,
роняя, как всегда, башмаки. Сказал с высоты:
– Не-а! Не забросишь.
– Это почему?
– Потому что ты уже не злишься.
– Злюсь! – рявкнул Яр.
– Не!..
– Откуда ты это взял?
– Ну... потому что ты же понимаешь...
что сам виноват... – И Алька испуганно заморгал.
Яр опустил его в одуванчики.
– Ах, значит, я виноват?
– То есть я... Но ты тоже...
немножко.
– Тьфу на тебя... Тоже мне психоаналитик, –
проворчал Яр.
Алька смотрел преданно, весело и бесстрашно.
Яр ничего не мог ему возразить. Потому что он и в самом деле был виноват.
По крайней мере, с точки зрения Альки. Недаром Алька так заорал. Тогда,
в крейсере...
Ой-ей-ей! Яр никогда не думал, что веселый
и ласковый Алька может так яростно и беспощадно орать.
Когда прошла первая радость, когда Яр
выпустил Алькины плечи и с усмешкой оглянулся на обалдевших членов экипажа,
Алька сказал коротко:
– Почему ты сбежал? Пойдем.
Яр понял, что надо решать. Немедленно
и навсегда. И... начал глупо и жалобно говорить, что он там, наверно, лишний
и лучше будет, если...
Вот тут Алька и взорвался.
– Ты что! – закричал он, исходя
яростью и слезами. – Сперва наобещал, а теперь... Какое ты имеешь право?!
Врал, что никогда не уйдешь, а сам!.. Пошли сейчас же!!
– Но, Алька...
– Не пойдешь?! – бешено крикнул
Алька. – Тогда... Тогда ты самый паршивый дезертир, вот кто!!
Стало тихо. Лишь в Альке клокотало гневное,
смешанное со слезами дыхание. И в этой тишине случилось неожиданное. Капитан
Сайский начал ржать. Интеллигентный, безукоризненный Сайский уронил золоченое
пенсне, бухнулся в кресло и стал не смеяться, а непотребно ржать: как загулявший
рыбак в баре у Черного Якова, услышавший какой-нибудь пудовый анекдот...
Сквозь сумятицу мыслей, сквозь обиду,
растерянность и досаду на себя, сквозь щемящую нежность к негодующему Альке
и радость оттого, что он пришел, сквозь злость на идиота Сайского до Яра
смутно дошел комизм положения.
Сайский, всхлипывая, сказал:
– Клянусь субпространством, такого
не было в космосе за всю историю полетов... Ярослав Игоревич, вдумайтесь:
вы в любом случае оказываетесь дезертиром. Так что уж идите с мальчиком.
На Земле вас, по крайней мере, хоть как-то оправдают.
«Бред какой-то, честное слово», – беспомощно
подумал Яр. Но отозвался сухо:
– Позволено мне будет взять кое-что
из личного имущества?
«Боже мой, что это я говорю? И что опять
делается?»
– Почему же нет? – отозвался
Сайский. – Даже и не из личного... Возьмите блик. Судя по всему, он не
будет для вас лишним.
– Но... – Яр иронически взглянул
на капитана. – Не выглядит ли это как «вооруженное вторжение на планету
с неизвестной цивилизацией»?
– Откуда я знаю? – серьезно
сказал Сайский. – Здесь явно непредусмотренная ситуация. Будем решать на
свой страх и риск... Только давайте, Ярослав Игоревич, составим подробную
запись в вахтенном журнале. Своего рода акт о вашем уходе. – Сайский оставался
Сайским.
– И еще вот что... – добавил
он. – Пусть Кротов сделает фотоснимок всех нас вместе с... нашим гостем.
Это лучше, чем четырехкопеечная монета. Я говорю о доказательстве случившегося,
на тот случай, если...
– На тот случай, если я не вернусь, –
усмехнулся Яр. Он был уверен, что не вернется.
И теперь они стояли под голубятней.
И хитрый негодный Алька, почуяв слабинку в Яре, выговаривал:
– Ушел – и крышка. А как мы
без тебя, подумал?
– Неужели ты, балда, решил, что
я ушел нарочно? – Огрызнулся Яр.
– А откуда мы знали?.. Чита даже
читать перестал, ходит, как вареная макарона. Данка ревет целыми днями...
– Как... целыми днями? Сколько
же времени прошло?
– Как сколько? Ты сам не знаешь?
Почти три месяца.
Яр присвистнул. «Побеседовали в кают-компании...
Хотя, конечно, так и должно быть...»
– То-то, я смотрю, ты подрос...
Алька в самом деле стал повыше. Старенький
трикотажный костюм сделался короток: штаны до щиколоток, из-под фуфайки
смешно выглядывает голый живот – загорелый и расцарапанный, видно, Алька
лазил на дерево.
Яр посмотрел на ствол высохшего тополя.
Его могучие сучья были опилены на одном уровне. На них-то, как на растопыренных
пальцах, и стояла теперь голубятня.
– Как она здесь оказалась? –
спросил Яр.
– Это другая. Та сгорела. Мы
набрали досок и построили новую, почти такую же... Здесь лучше, спокойнее.
Людей меньше.
Яр присел на чемоданчик. Поставил Альку
перед собой. Посмотрел снизу вверх в его потемневшие распахнутые глаза
– неспокойные и требовательные.
– Алька... А как ты сумел до
меня добраться?
Он смущенно и чуточку гордо улыбнулся:
– Я старался... Я очень хотел...
И ребята просили...
– Раньше это мог только Игнатик...
Алька серьезно сказал:
– Я теперь многое умею то, что
раньше Игнатик... Только свечку зажечь не могу.
– Ну, Игнатик тоже не мог, если
не было пятерых.
Алька досадливо мотнул головой.
– Не в этом дело... Я никогда
не смогу. И никто не сможет. Это один Игнатик мог, это его... Яр, смотри,
Данка идет и Чита!
Они подошли спокойно, будто заранее
договорились о встрече. Данка вертела в пальцах ветку цветущей сирени.
Чита был без книги. С мячиком в руках.
– Ага, появился, – сказал Чита
радостно и все же с тенью упрека.
– Здравствуй, Яр, – улыбнулась
Данка.
– Вы подросли, – сказал Яр.
– За лето всегда подрастают, –
согласилась Данка.
– А я не успел даже выспаться, –
виновато проговорил Яр. – У нас всего два часа прошло.
Данка не удивилась.
– Здесь уже осень, – сказала
она. – В этом году такая замечательная осень. Обычно в это время уже снег
идет, а сейчас будто вторая весна. Одуванчики... И сирень снова зацвела...
Смотрите, ребята, сколько в ней цветков с пятью лепестками. Прямо сплошь...
– У нас это считалось, что к
счастью, – вспомнил Яр.
– А у нас говорят, что к беде, –
сердито усмехнулся Чита.
– Но это неправда, – вмешался
Алька.
– Конечно, неправда, – мягко
сказала Данка. – На самом деле хорошо, если пять... Будто Игнатик знак
подает...
Тоска по Игнатику опять резанула Яра.
Он отвернулся, чтобы скрыть от ребят лицо. У них-то минуло три месяца,
а для него и двух суток не прошло с той ночи на кладбище...
Но и ребята запечалились. И чтобы встряхнуть
их и встряхнуться самому, Яр громко спросил:
– Ну, похитители скадерменов,
что будем делать дальше?
– Как что? Жить, – сказала Данка.
– Просто жить?
– Не просто, – тихо и удивительно
жестко сказал Чита. – Будем учиться. Будем спокойно и подробно все узнавать
про этих гадов. Кто они и зачем они. И какое против них есть оружие.
«Вы же дети», – чуть не возразил Яр.
И не возразил, потому что не было смысла – они решили.
– Наверно, это придется делать
долго, – сказал Яр.
– Ничего. Зато потом... – сказал
Алька и незнакомо сузил глаза.
«А как быть с пятым? Нужен нам кто-нибудь?»
– чуть не спросил Яр. И не решился. Он спросил о другом:
– А все-таки... что делать мне?
Ни крыши, ни работы... Я здесь никто.
– Крыша есть, – отозвался Чита, –
а работы в городе сколько хочешь. Например, можешь стать учителем. Хочешь?
– Каким же учителем? Я не знаю
ни истории здешней, ни географии...
– Можешь быть учителем физкультуры, –
предложил Алька. – У тебя вон какие мускулы.
Яр вздохнул.
– Мускулы... А меня возьмут?
Данка серьезно сказала:
– Сразу. Сейчас в школах так
не хватает мужчин...
– Я смотрю, вы все обдумали.
– Ага, – сказал Алька.
Неожиданно потемнело. Солнце укрылось
в сером облачке с косматыми краями. Следом за этим облачком тянулись еще,
а ближе к горизонту вырастала хмурая туча. Сразу стало зябко.
– Снежные тучки-то, – озабоченно
проговорила Данка. – Пошли, а?
Яр подхватил чемоданчик.
Над пустырем прошелся резкий ветер и
принес издалека, от тучи, первые снежинки. Алька съежился и взял себя за
плечи. Он один был одет по-летнему, остальные в куртках.
– Давайте к автобусу, – скомандовал
Чита.
Они торопливо зашагали через пустырь.
Цветы оставались яркими, солнечными, хотя стало совсем пасмурно и снег
летел все гуще.
Ветер принес льдистый холодок. Алька
запрыгал, как козленок.
– Вадик, возьми чемодан, – сказал
Яр. Подхватил Альку на руки, прикрыл его широкой полой куртки, ускорил
шаги.
– Ну чего, я сам... – для порядка
буркнул Алька.
– Не дергайся... Давайте, ребята,
скорее... Вадик!
Но Чита стоял в непонятной позе: замер,
согнувшись и подняв к самым глазам чемоданчик Яра.
– Смотрите...
Яр и Данка встревоженно подошли.
– Снежинки, – сказал Чита. –
Как цветки на сирени...
У снежинок был четкий узорчатый рисунок.
Сказочные шестиконечные звездочки, как на новогодних открытках. Но... не
только шестиконечные. Яр увидел, как на черную искусственную кожу села
звездочка с пятью концами. Потом еще, еще...
– Видите! – с непонятным торжеством
сказал Чита. Что-то пошептал над снежинками, сдул их, махнул чемоданом
и торопливо зашагал впереди всех. Потом весело обернулся.
– Данка, ты держи Яра перед автобусом!
Чтобы он опять не пропал...
2
Шмели пронеслись над городом полосами. Они
обуглили землю, деревья и здания. Деревянные дома стояли обгорелые, а каменные
были словно изъедены кислотой или миллионами червей. Их стены превратились
в сизый ноздреватый шлак. Но многие кварталы оказались не задеты нашествием,
жизнь в них шла самая обычная.
От старой голубятни остались только
обугленные столбы. Забор вокруг большого двора тоже сгорел. Кирпичное здание
переплетных мастерских чернело пустыми окнами. Но двухэтажный деревянный
дом уцелел. И, как в июне, двор пестрел одуванчиками. Только сейчас на
них сыпался снег.
Данка жила на первом этаже. В маленькой
двухкомнатной квартире, похожей на ту, в которой жил когда-то Валерка Дымов.
Яр даже увидел на стене коврик с оленями – такой же, какой висел над кроватью
Валеркиной мамы...
Яр бухнул Альку на кровать, накрыл курткой
и сказал Данке:
– Грей чай. Надо оттаивать этого
обормота.
– Вадик, поставь чайник, – распорядилась
Данка. И когда Чита ушел, она сказала Яру: – Вот в этой комнате ты будешь
жить.
– Я? В этой?
– Да... Раньше это мамина комната
была. Теперь будет твоя... Ой, а если тебе не нравится, можешь в той...
– Мне нравится, – неловко проговорил
Яр. – Но... это ничего, что я... у тебя?..
– Конечно, ничего! Ой, Яр, да
мне все равно кого-нибудь подселили бы. Сколько домов сгорело, а я одна
в двух комнатах.
Яр вздохнул и сказал прямо:
– Данка, я не об этом. Ты вон
какая... уже почти взрослая. Скажут: поселился у девушки, в женихи метит
старый хрыч.
Данка улыбнулась, поправила платьице,
чуть порозовела. Но ответила спокойно:
– Никто не скажет. Я уже всем
объяснила, что ко мне дядя приезжает, мамин брат.
– Ну и ладно, – решительно сказал
Яр. – Тем более что деваться мне все равно больше некуда.
Он повесил на спинку стула блик. Стул
скрипнул, тяжелый аппарат закачался у пола на длинном ремне.
Вошел Чита. Сразу спросил:
– Это что? Электродрель?
– Сам ты дрель, – сказал с кровати
закутанный Алька. Он был немного в курсе. – Не трогай эту штуку. С ходу
разнесешь полгорода в пыль...
Очки у Читы блеснули.
– Правда?
– Неправда, – сказал Яр. – Полгорода
не разнесешь. У этой штуки направленный удар. Старая система: боевой линейный
излучатель Кузнецова.
Чита заложил руки за спину и присел
перед бликом на корточки.
Яр достал из кармана помятую фотографию,
поставил на стол. Прислонил к вазочке с веткой сирени. Чита поднялся. Все
смотрели на снимок. Алька сказал:
– Тетка Игнатика куда-то уехала
из города, навсегда. Если бы он... был... он бы, наверно, остался жить
с нами. Вот здесь...
Они помолчали. Чита сходил на кухню
и вернулся с чайником. Данка достала чашки.
– Садитесь...
Они долго сидели и разговаривали. Сначала
у стола, потом на кровати, где опять устроили закутанного в куртку Альку
(он все еще зябко вздрагивал). Сначала рассказывал Яр – про все, что с
ним было после обвала. Потом ребята – как жили без Яра. Потом опять Яр.
Потому что Чита попросил:
– Расскажи еще раз про этого...
который Тот.
Когда Яр снова, с подробностями, поведал
о встрече на вокзале (про кладбище повторять не стал), Чита сказал хмуро
и пренебрежительно:
– Глиняные болваны.
– Не болваны, – вздохнул Яр. –
И далеко не глиняные.
– Все равно глиняные болваны, –
упрямо повторил Чита. – У них логика глиняная... И хотят, идиоты, чтобы
получилась мыслящая галактика с глиняными мозгами.
– Откуда они все-таки взялись?.. –
вздохнула Данка.
– А я знаю, – сказал Алька. –
То есть... Ну, мне так представилось... Вот стоит город, живут в нем люди,
все нормально, и вдруг взрыв! Тот большой взрыв, бомба, которая расколола
планету...
– Знаешь, Алька, если планета
раскололась, то гораздо раньше этого взрыва, – перебил Яр. – Еще в очень
давние времена...
– Ну, может быть. Я не про то...
Вот взрыв! И люди все погибли, а вот эти... они были просто манекены в
магазинах... они ожили от атомных лучей. И решили, что теперь наступила
их пора хозяйничать. Наверно, подумали: раз люди такие бестолковые, что
сами себя сжигают...
– Как же эти манекены сделались
такие сильные и ничего не боятся? – возразила Данка.
– Они боятся, – сказал Чита. –
Цифры пять почему-то боятся. Яра боятся, Игнатика... боялись... И еще многого,
только мы не знаем.
– Боятся заходить в Город, –
вспомнил Яр.
– Говорят, после большой войны
была еще одна: между левым и правым берегом, – сказала Данка. – Вот с той
поры люди и не любят переходить реку, хотя давно никаких войн...
– А при чем здесь Город? – не
понял Яр.
– Город тогда очень долго сопротивлялся
осаде. Все люди в нем погибли, но взять его чужие солдаты так и не смогли.
Не знаю почему... Но опустел он не тогда, а позже.
– Не совсем опустел, – сказал
Яр. – Все-таки он живой.
– А не уйти ли нам всем туда?
– спросила Данка вполне серьезно.
– А мама? – сказал Алька. Покраснел
и испуганно посмотрел на Данку. Она слабо улыбнулась.
– Про Город есть сказка, – заговорил
Чита. – Будто в него ушли барабанщики. Мальчишки вроде нас. Когда лицей
горел и повстанцы отступали, барабанщики остались их прикрывать...
– Кто же оставил их, самых маленьких?
– спросил Яр.
– А кого они спрашивали?.. Они
стояли шеренгой и барабанили все марши, которые знали. И враг этих маршей
боялся и не мог подойти...
– Какой враг?
– Не знаю... Но он боялся. А
когда марши у ребят кончились, налетел сильный ветер, просто ураган, и
все окутал пылью. И барабанщики исчезли в этом вихре. Говорят, они сами
превратились в ветерки и живут теперь в Городе... Яр, ты их не встречал?
– Встречал, пожалуй, – сказал
Яр.
Алька вздохнул, закутался в куртку по
уши и тихо проговорил:
– А может, Игнатик тоже стал
ветерком? Улетел от тех и стал...
– Ну и что хорошего? – печально
спросила Данка. А Чита сказал:
– Ветерки, они хорошие. Только
что они могут?
– Многое могут, – как бы заступаясь
за Игнатика, сказал Яр. – Корабли гонять, пожар раздуть. А если вместе,
они – ураган.
– Раздуть пожар могут, – тихо
проговорил Чита. – А маленькую свечку зажечь не смогут. Это может только
живой Игнатик... Яр, ты уверен, что Тик умер?
Яр вздохнул. Он знал, что ребята не
верят. Точнее, не совсем верят. Но надо было отвечать честно.
Яр сказал:
– Я был на его могиле.
И снова тоской сдавило сердце: «Игнатик
Яр...»
За окнами темнело и шелестел ветер.
Снег не кончался.
Данка поднялась и сказала, что надо
думать об ужине. Как народ отнесется к макаронам с консервами?
Народ отнесся положительно.
– Вот и отлично. Потому что все
равно больше ничего нет. Даже хлеба... Вадик, ты сходишь в булочную?
– Мы сходим с Яром, – сказал
Чита.
– И я! – подскочил Алька.
– А ты разденешься и залезешь
под одеяло. И никуда не сунешься до завтра. Смотри, все еще трясешься...
– А мама что скажет?
– Я зайду, предупрежу ее, – пообещал
Чита.
– Сговорились... – пробурчал
Алька. Но послушно отдал Яру куртку.
Чита сказал Данке:
– В ближней булочной хлеба наверняка
нет. Мы пойдем на Тополиный спуск, но там, конечно, очередь. Не волнуйтесь,
если мы задержимся.
– Лучше идите на Южную. Это дальше,
зато там народу меньше.
– Пожалуй, – согласился Чита
и глазами показал Яру на блик.
Яр понял. Приладил тяжелый излучатель
под курткой.
– Зачем это? – забеспокоилась
Данка.
– На всякий случай, – беспечно
разъяснил Чита. – И для того, чтобы здесь к этой штуке никто не лез и ничего
не нажимал.
– Я что, ненормальный? – обиделся
Алька.
– Пошли, Яр, – сказал Чита.
3
Вечер был серый, и полосы летящего снега
тоже были серые. Теперь ветер гнал не снежинки, а хлопья.
Чита поднял воротник у курточки и сказал:
– Яр, у меня к вам важный вопрос.
– Я чувствую...
– Вы ведь разбираетесь в радиоаппаратуре?
– Думаю, что да...
– У меня родители одно время
работали на городском почтамте. Я часто приходил к ним, меня везде пускали...
Яр, там на верхнем этаже есть аварийная радиостанция. Сейчас почтамп пустой
и электричества, конечно, нет. Но у станции автономное питание, аккумуляторы.
Может быть, они сохранились...
– Ну... допустим, сохранились, –
осторожно сказал Яр и ощутил тяжесть блика. – И зачем же нам станция, Вадик?
Он поморщился и жалобно попросил:
– Не называйте меня Вадиком.
Чита я и есть Чита...
– Данка же называет, – улыбнулся
Яр.
– Это Данка...
– Ладно. А ты перестань говорить
мне «вы». Сколько можно?
– Хорошо... Яр, вы... ты как
видел Игнатика в тот раз... когда хоронили? Близко?
«Опять», – подумал Яр и неохотно сказал:
– Издалека.
– Ты его узнал?
– Я же говорю: было далеко...
Неужели ты думаешь, что тысяча людей устроила для меня спектакль? Зачем?
– Не люди, а те... Люди
не знали, а тем не трудно устроить обман. Они обманывают всю Планету.
– Но зачем бы они стали обманывать
меня?
– Как зачем? Чтобы вы... чтобы
ты убрался с Планеты.
– Ты надеешься, – горько сказал
Яр, – что Игнатика они где-нибудь спрятали, а похоронили куклу?
– Почему бы и нет? – сердито
отозвался Чита. – Они сами куклы. Что им стоит?
Чтобы задавить в себе бесполезную надежду,
Яр проговорил беспощадно:
– Нет. Им проще было сделать,
чтобы он погиб. Раз и навсегда.
– Яр... Ты же сам говорил, что
они не могут это сделать, если нас пятеро.
– Но Игнатик не знал, что вы
живы...
– Зато те знали. К тому
же Игнатик догадывался...
– Кроме того, это был несчастный
случай.
– Подстроенный случай – тоже
убийство... Яр...
– Что?
– Яр, а вдруг Тик живой и они
держат его где-нибудь взаперти? А он и не старается вырваться, потому что
они сказали, будто ты ушел с Планеты... Совсем ушел...
– Он доверчивый, – сказал Яр. –
Но этому он бы не поверил.
– Яр, ты не обижайся... но ты
же по правде ушел.
– Это получилось, потому что
Игнатика нет, – через силу сказал Яр.
Чита опустил голову, долго шел молча.
Хлюпал ботинками по раскисшему на асфальте снегу. Потом хмуро спросил:
– Почему ты боишься надеяться?
– Потому что... – глухо сказал
Яр, – надежда погибнет, и будет еще страшнее.
Чита удивленно вскинул голову и снял
очки.
– Страшнее? – звонко спросил
он. – Что может быть страшнее для Игнатика, если он погиб? Или вы боитесь
за себя, Яр?
– Дурак! – крикнул Яр. Жалобно,
зло и с непонятным облегчением. – Чего я боюсь?! Я...
– Вот почтамт, – сказал Чита.
...Почтамт был знаком по Нейску. Три
этажа, полукруглые окна, башня с квадратными часами. Левое крыло здания
было изъедено огнем и шмелями, камень превратился в сизую губку. Правая
часть и центр с башней уцелели, только на башне покосилась решетчатая антенна.
Окна выбиты, нигде нет огонька.
– Почтамт. Ну и что? – насупленно
сказал Яр.
Чита переглотнул. Прищуренно посмотрел
на антенну.
– Если станция цела, можно дать
сигнал... Яр, сразу по всем каналам! «Тик, мы живы, мы тебя ждем!» Нас
попытаются заглушить, но сразу не успеют.
– Чита, но если он... если ты
говоришь, его держат взаперти, разве он услышит радио?
– Он все равно узнает. Вся Планета
будет знать, узнает и он... Яр, он услышит. Он даже траву умеет слушать,
даже снег...
«Он говорит умеет, а не умел», –
подумал Яр. У него редко и глухо стало толкаться рядом с бликом сердце.
Чита смотрел на Яра требовательными
глазами стрелка. И сказал:
– Даже если это самый маленький
шанс...
Сумрачный вечерний свет входил в громадные
разбитые окна, и в залах стояли серые полусумерки. Чугунные лестницы плавными
разворотами вели с этажа на этаж. Ступени гудели под ботинками, эхо тоже
гудело в пустой громаде здания – от подвала до башни. Кафельные полы были
усыпаны бумагами. Сквозняки шевелили их.
Чита сказал на ходу:
– Может быть, это смешно... Знаешь,
Яр, я попросил снежинок-пятилистников рассказать про нас Игнатику. Если
ветры донесут их к нему. Но радио, конечно, надежнее...
Яр промолчал.
На верхнем этаже Яр и Чита прошли несколько
больших комнат, заставленных телеграфными аппаратами. Шелестели бумажные
ленты, катались под ногами наполовину сгоревшие свечи. Такие же свечи стояли
у аппаратов и на подоконниках, посреди лужиц застывшего стеарина.
– Смотри-ка, – уважительным полушепотом
произнес Чита. – Электричества уже не было, а люди все равно дежурили.
При свечах...
Здесь, наверху, было как-то уютнее.
Почти все окна оказались целыми, не гуляли сквозняки. В одной из комнат,
за панелью громадного коммутатора трещал неизвестно как выживший сверчок.
Казалось, коммутатор включен и ждет вызова, хотя из панели торчали оборванные
провода.
Чита привел Яра к обитой жестью двери.
– Вот здесь...
Дверь была закрыта. У скважины замка
висела на проволочке пломба.
Яр оглянулся на Читу, пожал плечами
и оборвал пломбу. Надавил на дверь плечом. Сильнее, сильнее... Что-то пружинисто
лопнуло, дверь отошла...
В полукруглой комнате была стеклянная
крыша. За стеклами (видимо, очень крепкими и потому уцелевшими) беззвучно
летели темные сгустки снега. Начинался настоящий буран. Но серого света
все же хватило, чтобы различить на черном пульте клавиши и тумблеры.
– Разберешься? – прошептал Чита.
– Как-нибудь, – отозвался Яр.
Слева от пульта, в пыльном закутке он отыскал рубильник аварийного питания.
Чита обрадованно ойкнул: на панели зажглись разноцветные стеклянные капельки.
Тонко пропищал непонятный сигнал.
Яр шагнул к пульту. Чита стоял в двух
шагах и напряженно смотрел на Яра. На тонком лице у Читы лежали цветные
отблески огоньков. С волос капал растаявший снег.
Яр медленно нажал клавишу общей трансляции.
Из панели выдвинулся на изогнутой лапе решетчатый микрофон: говори.
Что говорить?
«Игнатик... Игнатик Яр! Если ты жив,
знай, что и мы живы. Игнатик, мы тебя ждем...»
Яр представил, как невидимые волны несут
над Планетой этот беспомощный зов. Над тихой, раз и навсегда испуганной,
потерявшей себя Планетой. Над заросшими рельсами, заброшенным вокзалом,
рыбачьим поселком с людьми, которые боятся рассказывать. Еще над тысячами
таких же поселков и городов. Над опустевшим Городом, который не сдался,
но и не победил. Над темным кладбищем у моря...
В этом было какое-то кощунство. Игнатик
лежит, зарытый в холодную почву Планеты, а крик, обращенный к нему, сейчас
полетит в эфир, заставит вздрогнуть пыльные репродукторы и скрипучие приемники...
Но... Чита смотрел жестко и упрямо.
Как, наверно, смотрели те барабанщики-повстанцы, когда играли последний
марш. И он был прав: нельзя упускать ни малейшего шанса. Потому что...
да, капелька надежды опять дрожит где-то на самом дне души.
– Игнатик... – хрипло сказал
Яр микрофону.
Вверху, под стеклянной крышей вспыхнули
белые лампы. Цветные капельки на пульте погасли. Высокая черная панель
радиостанции треснула от пола до верха, разошлась, как ворота. Из широкой
щели с дымящимися катушками и обрывками кабелей шагнул к отшатнувшемуся
Яру Тот.
Яр швырнул Читу к двери и отскочил сам.
Тот, растопырив руки, деревянно
двинулся к Яру и Чите.
Впрочем, это был не Тот. Другой
это был. Яр узнал его. Узнал неподвижные злые глаза, бессмысленную улыбку,
трещину на глазированной щеке. Пестрый альпинистский костюм.
Наблюдатель поднял скрюченные руки до
плеч, будто хотел обнять Яра и Читу. Медленно шагнул к ним, вынося негнущиеся
ноги в стороны. Он не торопился, он был уверен, что никто от него не уйдет.
Яр вспомнил, как Тот резал из трубы колечки и комкал чугунную батарею.
И как беспомощно падали в снег пули.
Ладно, сейчас не пули...
– Зажми уши и зажмурься, – сказал
Яр Чите.
Он передернул на ремне блик. Откинул
на прикладе опорную площадку и прижал ее к груди. Припал на колено, чтобы
стрелять снизу вверх – иначе луч, уходя в пространство, превратит в ничто
верхние этажи уцелевших домов.
Наблюдатель шел и тупо улыбался. Яр
положил большой палец на кнопку. Она была вогнутая, удобная. Наблюдатель
сделал еще шаг. Яр нажал.
Режущий свист и белая вспышка ударила
в стену. Лампы погасли.
В панели станции появилась метровая
пробоина.
Сквозь зеленые пятна в глазах Яр увидел
на светлом фоне пробоины силуэт Наблюдателя. Наблюдатель постоял и сделал
шаг к Яру.
Яр выстрелил опять. Будто в ответ на
это, снова загорелись лампы. Сверху сыпались стекла. Края пробоины в панели
дымились.
У Наблюдателя с поцарапанной щеки слетело
несколько чешуек глазировки. Он, улыбаясь, шагнул к Яру.
– Уходи! – крикнул Яр Чите.
Оглохший Чита покачал головой. Яр выкинул его за порог. Выскочил сам. Захлопнул
тяжелую дверь, хотя это было совершенно глупо.
– Пошли отсюда! – крикнул Яр
снова.
Чита странно улыбался. Он громко спросил:
– Почему ты больше не стрелял?
– Это бесполезно!
– Нет! – сказал Чита. – Стреляй.
Наблюдатель не открывал дверь. Он аккуратно
резал ее. Сначала тонкие щели прошили толстую жесть крест-накрест, потом
разделили дверь на квадраты. На квадратики. Квадратики посыпались на пол.
Наблюдатель шагнул в дверной проем.
Яр опять встал на колено и выстрелил.
Белый луч унес в пространство все, что встретил на пути. Стены ахнули.
А Наблюдатель стоял.
Постоял и снова шагнул.
Яр перевел кнопку на постоянное излучение.
Огненный рев потряс пустой почтамт. Это было похоже на запуск стартовых
ракет. Стена впереди исчезла.
Сыпались камни и штукатурка.
Потом стало тихо. Яр увидел вдали круглый
глаз чистого неба: луч высверлил в облаках туннель. Буран втягивался в
этот туннель спиральными вихрями. Чистое небо стремительно заплывало снежной
мутью.
Наблюдатель постоял, словно ожидая,
когда Яр придет в себя. Потом шевельнулся и опять пошел к Яру.
Яр сорвал с ремня горячий блик и бросил
его в Наблюдателя, как бомбу. – Попал. Наблюдатель качнулся и пошел скорее.
Яр дернул за руку Читу, и они побежали.
По залам, по чугунным лестницам, по узким темным коридорам. Влетели в какую-то
комнату с низким потолком и полукруглым окном.
– Черт, заблудились, – со всхлипом
сказал Чита. И сел на подоконник. Он часто дышал сквозь сжатые зубы.
– Отдохни, – сказал Яр.
– Зачем ты бросил оружие? –
резко спросил Чита.
– Это теперь не оружие. Оно разряжено
полностью, на Планете его не зарядить.
– Тогда уходим, – сказал Чита
и прыгнул с подоконника.
– Отдышимся немного. Он нас не
догонит так быстро...
В это время рассыпалась на квадратики
часть стены и Наблюдатель возник в провале.
Яр и Чита опять бросились к двери. Они
долго бежали по бетонному коридору. В конце коридора включилась лампочка.
Под ней стоял Наблюдатель.
Все тот же. С улыбкой, с отскочившей
глазировкой на щеке, со скрюченными руками.
Яр и Чита метнулись вверх по лестнице.
Она привела их на застекленную площадку. Наблюдатель стоял посреди площадки.
– К выходу, вниз! – крикнул
Чита.
Но внизу, у дверей центральной арки,
снова стоял Наблюдатель.
Яр больше не мог бежать. Чита, видимо,
тоже. Они пошли опять вверх. Наблюдатель шел за ними, под его ногами рассыпались
чугунные ступени.
Потом шаги Наблюдателя стихли. Яр и
Чита оказались в комнате с телеграфными аппаратами, но не в разрушенной,
а в другой, поменьше. Чита сел на пол и прислонился плечом к ножке стола.
– Кажется, этот гад нас не выпустит, –
сказал он довольно спокойно. – Что будем делать, Яр?
– Он преследует меня одного, –
тяжело дыша, ответил Яр. – Ты ему не нужен. Ты уходи, а я задержу...
– Неправда, – сказал Чита.
– Что неправда?
– Что он преследует тебя одного.
Тот говорил, что с тобой они ничего не могут сделать.
– Это когда я был пришельцем
из космоса. А теперь я просто житель Планеты.
– Это хорошо, – заметил Чита.
«Уж куда лучше», – подумал Яр и сказал:
– Уходи.
– Идите вы, Яр, знаете куда... –
вежливо сказал Чита.
– Я старший, я приказываю.
– Глупо ты приказываешь, – отозвался
Чита и встал. – Здесь только один выход. И он занят. Слышишь?
Яр услышал шаги Наблюдателя.
– Я отвлеку его, а ты выскочишь
в дверь, – сказал Яр.
Чита промолчал. Снял с телеграфного
аппарата тяжелую катушку и взвесил в руке.
Наблюдатель возник в двери. Постоял
и пошел к Яру. В пасмурном свете полукруглых окон Яр с трудом различал
его неподвижное лицо.
– Убирайся, – злым шепотом приказал
Яр Чите.
Чита метнул в Наблюдателя катушку. Она
с жестяным звоном ударилась о твердый лоб манекена и отлетела. Наблюдатель
опять остановился, будто раздумывая. И вновь зашагал.
Чита подобрал с пола и швырнул в него
несколько свечей.
«Глупо как... – подумал Яр. – Глупый
конец». Он не боялся, но было обидно. Сдохнуть, как мышонку, в лапах глиняного
кота.
«Ничего не успел, – подумал Яр. – Ничего
не узнал, никому не помог... Даже не знаю, кто мой враг. Все зря...»
Сейчас этот гад подойдет, сдавит клешнями...
Лишь бы не видел Чита... Надо отвлечь Наблюдателя и выкинуть Читу за дверь...
Чита шарил по карманам. Выхватил связку
ключей, швырнул в манекена. Потом в руке у него оказалось что-то круглое.
Яблоко? Мячик.
Наблюдатель стоял на фоне окна. Чита
сильно взмахнул рукой.
Яр решил, что Чита промахнулся. Мячик
ударился в оконный переплет, отпрыгнул на середину комнаты и покатился
к ногам Яра.
Чита рассмеялся – коротко и зло. Наблюдатель
стоял в прежней позе. Но в груди у него была ровная круглая дыра. Чита
попал. И резиновый мячик с тремя белыми полосками, как на матросском воротнике,
без задержки прошел сквозь тело несокрушимого врага.
Наблюдатель покачнулся и упал с кирпичным
стуком. У него отскочила и откатилась голова.
– Вот так, – устало сказал Чита.
Он поднял мячик, и они с Яром отошли
к окну. Яр не испытывал ни удивления, ни радости. Только усталость.
Чита погладил мячик, словно котенка.
– Вот какой ты. Недаром из пятой
лунки...
Яр, глядя на отбитую голову Наблюдателя,
медленно сказал:
– Старый знакомый... Откуда же
он про нас узнал?
– Значит, они шпионят за нами, –
отозвался Чита.
– Но зачем?
– Вот и я думаю: зачем? Они же
говорили, что если нас четверо, мы им не страшны... Ведь говорили, Яр?
– Да... Только не верю я во всю
эту числовую дребедень... Четверо, пятеро... Учи как следует историю, узнаешь
тогда, что для войны с угнетателями нужны миллионы...
– У нас в школах давно не учат
историю, – вздохнул Чита. – И в цифру пять я тоже не очень верю... Яр,
но они верят и боятся ее. И сейчас они чего-то боялись... Яр, зачем
бы они боялись, если Игнатика нет?
Яр промолчал. Он думал о том же, что
и Чита. И думать об этом боялся. И хотел думать. И не смел. И надежда вырастала
несмотря ни на что...
«Игнатик...» –
успел сказать он в микрофон.
И если это слово пробилось? Если его услышал... тот, кто должен был услышать?
– Завтра пойдем к дереву, – сказал
Чита. И старательно затолкал мячик в брючный карман. Потом воскликнул:
– Ой, смотри, Яр, здесь книга!
На мраморном подоконнике, рядом с оплывшим
свечным огарком валялся вверх переплетом раскрытый томик.
– Такая же, как та, – удивленно
и ласково сказал Чита. – «Зверобой». Кто-то из дежурных читал и оставил...
Яр, а я тогда ее не дочитал, всего десять страниц осталось. Ее там засыпало,
в крепости...
Он лихо насадил на переносицу очки,
схватил книгу, залистал, нагнулся над подоконником.
– Забирай книгу и пошли отсюда, –
сказал Яр.
– Сейчас... Как же я могу забрать?
Она не моя. Вдруг за ней придут? – Чита поставил на подоконник локти и
навис над книгой.
Ну что за парень, черт побери! У Яра
возникло желание вытянуть его по тощему оттопыренному заду.
– Ну-ка пошли! А то явятся сюда
его дружки. – Яр кивнул на останки Наблюдателя. – Думаешь, всех мячиком
закидаем?
– Не явятся, – уверенно заявил
Чита. – Понимают, что себе дороже...
У Яра не было сил ни спорить, ни возмущаться.
Он только сказал с досадой:
– Надо же, как тебе приспичило
читать... Между прочим, мы за хлебом опоздаем, Данка нам покажет...
Чита отозвался, не оборачиваясь:
– Все равно опоздали... Зайдем
к Алькиной маме, у нее попросим.
– Вот и надо идти. Она волнуется:
где Алька?..
– Надо переждать буран. Смотри,
как несет. Нас снегом заплюет. Подождем...
– Конца бурана?
– Ну... вообще.
Яр тихо плюнул и отошел к стене. Уперся
ладонями. Стена была очень холодная. Мысли тоже были холодные. Даже чудо
с мячиком не принесло радости. Хорошо, что есть мячик, но как же этого
мало! И надо думать не о чуде, а о простых вещах. О том, как жить. О работе,
например. Не сидеть же на шее у Данки. Да мало ли впереди забот.
Если бы рядом был Игнатик, заботы эти
оказались бы нестрашными, веселыми, согретыми радостью. Но пришло воспоминание
о темном кладбище над обрывом, о надписи на отесанном столбике и снова
погасило надежду.
Чите хорошо, он спокоен, он прочно надеется.
Он даже снежинок попросил разыскать Игнатика. Яр представил, как снежинки
кружат у столбика над могилой.
«Мальчик мой...» Яр прижался к стене
горячим лбом. К ледяной стене. Нельзя даже всхлипнуть. Надо держаться.
Ребята позвали – он пришел. Раз пришел, надо быть до конца...
– Яр... – сказал Чита.
– Что?
– Яр, ты успокойся...
– Я спокоен, – хрипло соврал
Яр и переглотнул. – А ты... перестань читать. Совсем глаза испортишь...
ночь на дворе...
– Не испорчу, – странно, очень
ровно сказал Чита.
Яр обернулся. Чита по-прежнему стоял,
согнувшись над подоконником. У него золотились завитки волос и край щеки.
– Что... Что там?! – крикнул
Яр.
– Ничего такого... Свечка зажглась.
