Глава вторая. СВЕЧА И МЯЧИК
1
Зажатый отвесными башнями двор крепости
был налит солнечным теплом. Сухо пахло нагретыми камнями. Тишина стояла
удивительная. Щелканье подошв раскалывало ее трескучими выстрелами. Рассыпчатое
эхо улетало вверх. Там, в темно-синем зените, над осыпавшимися кирпичными
зубцами все так же плыли облака. Белые, очень яркие.
Алька пританцовывал на каменных плитах,
вытряхивал песок из волос, из карманов, из сандалет. Потом догадался –
скинул одежду и стал выколачивать. Игнатик и Чита сделали так же. Яр высыпал
песок из башмаков, вытряс из пиджака, отряхнул брюки. Плиты под босыми
ногами были шероховатые и очень теплые.
Чита сидел на корточках и Алькиной сандалетой
сгребал в кучку вытряхнутый песок. Получался солидный курганчик.
Данка сказала с усмешкой:
– Ох и увозились. Я так и знала.
Сама она стояла чистенькая, аккуратная,
будто не взбиралась по обрыву, а прогулялась по лужайке.
– Надо вам было все же пойти
тропинкой, – добавила она снисходительно.
– Еще чего! – бодро возразил
Яр.
Данка сказала:
– Все мальчишки одинаковы. Даже...
если пожилые.
– Мерси, – отозвался Яр. – Ничего
не имею против «мальчишки»...
Алька с Игнатиком оделись, а Чита все
еще сгребал песок. Очень старательно. И внимательно разглядывал песчинки.
– Да хватит уже, – сказал Алька. –
Пойдем покажем Яру крепость... Яр, мы тут все ходы-выходы знаем.
– Хвастунишка, – хмыкнула Данка.
Чита, натягивая брюки, сообщил:
– Всех никто не знает. Тут масса
тайников и переходов...
В переходах пахло влажным кирпичом.
Пласты солнца врубались в коричневый полумрак сводчатых залов. На ступенях
винтовых лестниц, которые были прорезаны в толще стен, скрипела каменная
крошка. В стенах темнели полукруглые ниши. В одной из них Алька нащупал
вделанный в камни обрывок цепи. Звякнул.
– Во... Здесь, наверно, держали
рабов или пленных.
– Тех кто скачет и никого не
слушает, – сказала Данка. – Не лезь вперед, свалишься в какую-нибудь яму.
– Бе-е... – тихонько, но строптиво
ответил Алька.
Яр пытался разобраться: что же за стиль
у этих построек? Странный и незнакомый. Снаружи – глухая мощь, никакой
архитектуры, внутри – пологие своды и арки, как бы ласково приглаженные
сверху. В арках была плавность и легкость.
– Кто эту крепость построил?
– спросил Яр у Читы. Чита наверняка был самый эрудированный.
– Никто не знает, – сунулся Алька.
Чита сказал:
– Это загадка. Полтысячи лет
назад пришел какой-то народ, выстроил крепости, но никого не покорял, ни
с кем не воевал. Потом вдруг сразу ушел на юг...
– На истинный полдень, – уточнил
Тик. – Тогда было еще пять сторон света.
– Как это пять? – удивился Яр.
– Пять, – подтвердил Чита. –
Это еще в старину, задолго до большой войны. Север, Запад, Восток, Юг и
Истинный полдень. Сейчас уже никто не знает точно, что это такое. Где-то
на юго-востоке. Та сторона, где солнце подбирается к самой высокой точке,
но еще не дошло до нее... Считалось тогда, что это счастливая сторона.
Как бы символ молодости...
– Пойдемте в Львиный зал! –
вмешался Алька.
Львиный зал был длинный, все с теми
же приглаженными арками. Вдоль стен стояли на кусках гранита, а чаще валялись
на боку или вверх лапами каменные львы с ленивыми кроткими мордами. Алька
по-свойски хлопал их по животам.
В стенах были прорезаны прямоугольные
окна.
По углам Яр увидел много мусора. Лежала
груда досок, валялись мотки проволоки и ржавые гвозди, обрывки газет и
пустые бутылки. И все это серое от пыли.
– Когда-то здесь хотели делать
ремонт, – объяснил Чита. – Потом раздумали, испугались обвала.
Яр спросил:
– Те, кто строил крепость, о
чем они, интересно, думали? Такую махину ставить на песке...
Чита солидно возразил:
– Разговоры про песок – это
чушь. Под песком наверняка гранитный монолит. Мы в подземные ходы лазили,
там сплошь камень.
– Жалко, что недалеко лазили, –
вздохнул Алька.
– Они длинные, эти ходы, – сказал
Тик. – Говорят, некоторые из них под рекой идут, на ту сторону...
– Вот бы разок пробраться, –
почему-то шепотом проговорил Алька. – Перейти реку...
– Я вот тебе перейду, – пообещала
Данка. И сказала Яру: – А странно все-таки, да? Построить такие крепости,
а потом уйти...
– Может, их заставили, – сумрачно
сказал Чита.
– Кто? – не поверил Алька.
– Те, кто велят... – с непонятной
усмешкой проговорил Чита.
Игнатик хмыкнул.
Чита посмотрел на него и заметил:
– Не такой уж ты доверчивый.
«Ничего не понимаю», – подумал Яр. В
этот момент Данка ему сказала:
– Здесь недалеко есть еще одна
интересная комната. С камином.
– Пошли, – согласился Яр.
Они спустились по маленькой винтовой
лестнице. Комната оказалась круглая, небольшая. Камин (вернее, очаг с поломанной
решеткой у пола) был сложен из грубо отесанных камней. Свет попадал в отверстие
высоко в стене. Солнце овальным пятном лежало на камнях очага, покрытых
старой копотью. На копоти была нарисована рожица со смеющимся ртом-полумесяцем.
– Это Тик в прошлом году нарисовал, –
объяснил Алька. – Мы здесь картошку пекли.
– Лицо, как у бормотунчика, –
сказала Данка.
Алька подскочил:
– А давайте сделаем бормотунчика!
Чита, ты ведь хотел, да? Ты нарочно песок сгребал!
– Правда, давайте! – подхватил
Игнатик.
– А песок-то подходящий? – спросила
Данка.
– Да, я смотрел, – кивнул Чита. –
Я сейчас принесу.
И он убежал.
– А что за бормотунчик? – недоуменно
спросил Яр.
– Ты разве не делал бормотунчиков,
когда маленький был? – удивился Игнатик.
– М-м... не помню. Вернее, помню,
что не делал. Они какие?
– Ну, это такая штука... Такой... –
сбивчиво заторопился Алька.
Данка объяснила:
– Их обязательно надо делать
в тихом месте и когда рядом только друзья. И бормотунчик тогда как друг...
Игнатик их делает лучше всех на свете.
Игнатик скромно промолчал, отошел и
стал подбирать у стены куски алюминиевой проволоки.
Пришел Чита, принес в подоле рубашки
песок. Спросил:
– А из чего делать?
– Может, из моей рубашки? –
самоотверженно сказал Алька. – Я могу подол оторвать.
– А мама оторвет тебе голову, –
подал голос Игнатик.
– А мама уехала. Я три дня буду
у Читы жить, мы договорились, – победоносно сообщил Алька.
– Оторвет, когда приедет, – уточнила
Данка. – Яр, у тебя в кармане платок. Он тебе очень нужен?
– Не очень.
Платок расстелили на каменном полу.
Игнатик насыпал на него горку песка. Завязал в узелок. Получился белый
мешочек размером с большое яблоко. Игнатик подобрал в очаге обугленную
щепочку. Любовно нарисовал на мешочке круглые глазки, нос-пятачок, веселый
рот. Из кусков алюминиевой проволоки смастерил витые ножки, потом ручки
с растопыренными пальцами. Оттянул на узелке с песком материю, прикрутил
ручки там, где у рожицы должны быть уши. А ножки приделал к подбородку.
Получилось удивительное существо –
не то четырехлапый краб, не то безголовый человечек с рожицей на пузе.
– Надо цеплялку, – вполголоса
сказал Игнатик.
Алька и Чита подхватили тонкую ржавую
проволоку. Один конец обмотали вокруг выступающего камня на очаге, другой
закрепили на железном крюке, вбитом в стену. В метре от пола.
Игнатик согнул пальцы бормотунчика,
подвесил его за руки на проволоке. Тот покачался и замер. Все тоже замерли,
чего-то ждали.
У Яра на дне сознания шевелились мысли,
что надо скоро возвращаться на крейсер, и получится ли это, и надо ли рассказывать
там про все, что случилось, и как грустно будет расставаться с ребятами,
и удастся ли увидеться снова. Но самым главным был интерес: что за бормотунчик,
для чего он?
Бормотунчик тихо качнулся. Его нарисованная
рожица, конечно, не изменилась, но в глазах и улыбке появилось что-то живое.
Так, по крайней мере, показалось Яру. Он услышал бормотание, попискивание,
легкий треск, шепот. Словно включился маленький расстроенный приемник.
Бормотунчик закачался сильнее... И вдруг, перебирая ручками, двинулся по
проволоке. Остановился у края очага. Прекратил качание, зацепившись ножками
за камень. Не двинув угольным ртом, сказал картаво:
Раз-два-три-четыре-пять,
Я иду искать.
Если кто не спрятался,
Я не виноват...
Голос был механический, как у старинного
магнитофончика.
– Какая-то незнакомая считалка, –
проговорил Алька.
– Знакомая, – сказал Яр.
Бормотунчик шевельнулся и произнес:
– С цифрой пять на медной бляшке,
в синей форменной фуражке... Ну, что вам еще?
– Сказку, – тихо попросил Игнатик
и быстро оглянулся на Яра. – Какую-нибудь сказку про пятерых друзей...
В бормотунчике сильно зашелестело. Он
опять покачался на тонких ручках. Сказал с металлической насмешливой ноткой:
– Сказок вам хватит и без меня.
Смотрите, кругом такая р-романтика... Верно, Яр-р?..
Яр вздрогнул.
– Ты меня откуда знаешь?
Бормотунчик беспокойно задергался:
– Я могу ответить только на один
вопрос! На один. На втором – крак – разряжусь. Ты спрашиваешь? Это вопрос?
– Нет-нет, это не вопрос, не
отвечай, – торопливо сказал Игнатик. И прошептал Яру: – Он про многое
знает, бормотунчики все такие...
Бормотунчик вдруг пропел дребезжащим
голоском:
Та-ра-ра, та-ра-ра,
Очень странная игра,
Непонятную считалку
Барабанщик бьет с утра:
Пять ворон,
Один патрон,
Сто врагов с пяти сторон.
Барабанит, барабанит,
А песок скрипит и ранит...
Он резко замолчал.
И все молчали. Алька нерешительно хихикнул,
но Данка цыкнула.
Бормотунчик вдруг спросил уже без дребезжанья,
чисто:
– Что, Яр, досмотрел свой сон?
– Какой сон? – с неожиданным
и резким страхом спросил Яр.
– Это вопрос?
– Это вопрос, – жестко сказал
Яр.
– Тот сон, как вы лезете по обрыву...
Не бойся, он доберется. Может, ты не доберешься, а он доберется...
– О чем это он? – прошептала
Данка.
– Да мало ли что... Они часто
несут всякую дребедень, – отозвался Чита.
– Сам ты несешь дребедень, –
обиженно сказал бормотунчик. – Лучше разожгите огонь. Ночевать будет холодно.
– А зачем нам здесь ночевать-то?
– удивился Алька.
– Разожг... – тонко крикнул бормотунчик.
Дернулся и безжизненно повис на проволоке.
Игнатик досадливо обернулся к Альке:
– Ну вот, он разрядился... Зачем
ты полез со вторым вопросом?
– Да это и не вопрос вовсе! Просто
у меня вырвалось...
– Ладно, пойдем, – вздохнула
Данка. – Все равно он был какой-то странный.
– Может, серебристых кристалликов
мало в песке, – виновато сказал Игнатик.
– Наоборот! Полным-полно, я смотрел, –
возразил Чита.
Яр не слушал ребят, мысли прыгали, как
у мальчишки, который проснулся среди ночи, увидев загадочный и страшноватый
сон... Казалось, столько всего случилось за этот день! Стоит ли удивляться?
Но он удивился проницательности бормотунчика. И даже расстроился. Недаром
на Земле говорят, что в приметы верят лишь дети и скадермены.
– А может, правда разожжем огонь?
– звонко спросил Алька.
– Картошки-то нет... – заметил
Чита.
– Не обязательно картошку печь.
Просто так посидим у огонька, – тихо сказал Игнатик. – Недолго... Ладно,
Яр?
2
Яр подумал, что огонь – это и в самом деле
неплохо.
Сначала прохлада внутри крепости была
приятной после жары. Но теперь чувствовалось, что воздух сыроватый и зябкий.
Хотелось погреться. Да и просто хорошо посидеть у горящего очага.
Когда Яр последний раз сидел у живого
огня? Боже мой, это было, когда ему стукнуло семнадцать лет. С однокурсниками
из Ратальской школы он ушел в лыжный поход, и группа попала в буран. Они
укрылись в лесу, отыскали охотничью избушку, развели огонь в печке. Это
была такая хорошая ночь...
Яр встряхнулся. Вместе с ребятами он
взялся собирать у стен и таскать к очагу старые доски, желтые обрывки бумаги.
Доски были большие, в очаг не лезли. Одну из них, тонкую и трухлявую, Алька
храбро попытался с размаху сломать о колено. Не сумел, конечно, завертелся
на пятке, держась за ушибленную ногу.
– Олух царя небесного, опять
покалечишься, – сказала Данка.
Яр, посмеиваясь в душе над собственным
пижонством, положил доску на два камня, рубанул ребром ладони.
– Во... – с тихим восхищением
выдохнул Игнатик.
– Еще, – потребовал Алька.
Чита молча положил перед Яром другую
доску.
Данка сказала:
– Так можно руку разбить...
Яр, усмехаясь, ударил еще раз. И еще.
И заработал, как автоматическая дроворубка.
– Хватит уж... – сочувственно
сказал Чита. – Вон сколько дров.
Яр гордо распрямился и украдкой стал
потирать ладонь – поотшибал все-таки. Алька, выгибаясь назад от тяжести,
поволок охапку обломков к очагу.
– Ой, а спички? – растерянно
сказала Данка.
Алька с шумом бросил дрова и обернулся.
Чита посмотрел на Яра:
– У вас нет?
Яр оглянулся на Данку и развел руками:
– Если нет в карманах, то...
– Папа не курил, – виновато сказала
Данка.
– Вот и погрелись, – заявил Алька
и с обиженным видом уселся на дровах.
Игнатик, сосредоточенно хмурясь, достал
из кармана свечной огарок. Поставил на камень. Сел перед ним на корточки.
– Ой... – прошептала Данка. –
Тик, ты думаешь, получится?
Он оглянулся резко, почти сердито.
– Подойдите.
Они послушно подошли, встали у Игнатика
за спиной.
– Может, за руки взяться? –
нерешительно сказала Данка.
– Нет... Яр, ты здесь? – Игнатик
снизу вверх посмотрел на него. – Вот хорошо... Сейчас...
Свечка затрещала и зажглась.
Игнатик засмеялся. Встал. Сказал с негромким
торжеством:
– А вы не верили... Яр, я им
говорил, а они не верили.
Яр, ничего не понимая, кивнул.
– Как это не верили? Мы верили, –
серьезно сказал Чита. – Давайте разжигать камин.
Через пять минут пламя гудело и вытягивало
языки в черную глубину дымохода. Из досок и камней ребята сделали скамейки,
поставили их буквой П, «ножками» к очагу. Алька сел у края очага, слева.
Чита – справа (и открыл книгу). Данка – рядом с Читой. Яр с Игнатиком
устроились напротив огня. Горячие блики запрыгали по лицам, оранжевая рубашка
Игнатика засветилась, как отраженное пламя.
Игнатик шепотом сказал – то ли Яру,
то ли себе:
– Сколько огня от крошечной свечки...
– Но свечка-то... Как она зажглась
сама собой? – отозвался Яр.
– Она не сама. Это я ее... –
вздохнул Игнатик, будто признался в шалости.
– Он давно хотел, да нас было
мало, – объяснил Алька. – Надо, чтобы пятеро...
– Братцы, – жалобно сказал Яр. –
Объяснили бы вы все по порядку, а?
– Тут целая история, – охотно
отозвалась Данка. – Рассказать?
– Это еще в прошлом году было,
мы играли в лунки. На пустыре, у старого тополя... Ну, лунки – это простая
игра. Надо выкопать ямки – столько ямок, сколько человек играет. В один
ряд, в цепочку. Потом по этим лункам кто-нибудь пускает мячик. В чьей лунке
мячик остановится, тот его хватает, кидает вверх и кричит: «Штандер!» Такое
слово специальное. А когда мячик о землю стукнется, тот его снова ловит
и бросает в кого-нибудь. А все, конечно, разбегаются, пока он не крикнул
«штандер»... Ты такую игру знаешь, Яр?
– Я помню... Только, по-моему,
лунки и «штандер» были две разные игры...
– Это, наверно, где как... В
общем, мы решили играть. Стали рыть лунки. Алька наш, как всегда, заторопился:
скорее, скорее... Молчи давай, не спорь... И получилось, что вырыл он две
лунки вместо одной...
– Я за тебя старался, потому
что ты еле двигалась...
– Господи, что за ребенок...
– Сама...
– Тьфу... Ну и получилось: пять
лунок, а нас, конечно, четверо. Хотели зарыть одну, а Тик вдруг и говорит:
«Не надо, пускай пять остается...» До сих пор не знаю, почему он так сказал...
– Я и сам не знаю, – отозвался
Игнатик.
– Мы говорим: «А кто будет хватать
мячик, если он в пятую лунку угодит?» Он говорит: «Ну, пожалуйста, я буду...»
Нам немножко страшно сделалось: будто впятером играем. И весело...
Сперва мячик в пятую лунку не попадал,
она самая дальняя. А потом закатился...
– Это я катал, – сказал Алька.
– Ты, ты... Игнатик схватил да
как кинет, как крикнет: «Штандер!» Звонко-звонко. Мы остановились, ждем:
в кого он бросит? А он тоже стоит, голову поднял, вверх смотрит. Потом
говорит: «Мячика нет...» Понимаете, мячик улетел и не вернулся.
– Совсем?.. Никогда? – полушепотом
спросил Яр.
– Да... Мы сперва решили, что
он в ветках тополя застрял. Конечно, трудно ему там застрять: он гладкий,
круглый. Да и тополь совсем не густой, полувысохший. Но если не там, то
куда он девался? Стали палками кидать по веткам. Кидали, кидали – ничего
нет. Потом смотрим – что-то летит вниз. Упало. Только не мячик, а свечка.
Вот этот вот огарочек. Взяли, а она теплая, и фитилек еще дымится... Смотрели-смотрели,
думали: что такое? Откуда она взялась? Ничего не придумали, конечно...
Тик вдруг говорит: «Спорим, что я ее сейчас зажгу! Без спичек, просто так!»
Мы, конечно, удивились: Тик никогда не хвастается, не то что некоторые...
А он опять: «Вот возьму и зажгу...»
Поставил свечку на землю, сел перед
ней, потом нас позвал поближе. Вот так же, как сейчас. Смотрел, смотрел
на нее... Свечка вдруг зачадила, искорка появилась на фитильке. А больше
ничего... Ну, Тик чуть не заплакал... Тик, ты не обижайся, Яру ведь все
можно говорить... По правде говоря, даже почти заплакал. А потом сказал:
«Вот если бы нас было пятеро, вот тогда бы...» В тот вечер, Яр, мы в первый
раз подумали: а может, в самом деле хорошо, если пятеро?
– И придумали меня... – усмехнулся
Яр.
– Ты все еще обижаешься... –
насупленно прошептал Алька.
– Нет, – сказал Яр очень серьезно. –
Только объясните мне до конца: зачем вы меня позвали? Ведь не для того
же, чтобы свечки зажигать, да?
– Да, – вздохнул Игнатик и придвинулся
к Яру плотнее.
А Данка сумрачно сказала:
– Потому что вчетвером нам плохо.
Чита быстро поднял на нее глаза, она
смешалась:
– Ой, нет, я не то... Нам, конечно,
хорошо вчетвером, только...
– Только пять лучше, чем четыре, –
объяснил Чита и закрыл книгу. – Видимо, правду говорили в старину, что
если людей пятеро, они неуязвимы. Им не страшно...
– А вы... – осторожно сказал
Яр. – Кого-то боитесь? Или чего-то?
Ребята сидели неподвижно, лишь Алька
машинально потирал коленки, ему припекало их близким пламенем. Но он не
отодвигался. Игнатик прислонился виском к плечу Яра. Он всегда держался
ближе всех к Яру, и это право никто у него не отнимал. Зато он был молчаливее
других.
Однако сейчас Игнатик заговорил:
– Никто не знает... Но все боятся.
– Непонятно... – отозвался Яр.
– В том-то и дело, что непонятно, –
подавленно сказал Чита. – Вроде бы все в порядке. Бегаем, играем, в кино
ходим, все у нас есть. Не то что в старину, когда воевали и голодали. А
только временами что-то не так...
– Что не так? – напряженно спросил
Яр. – Что, ребята?
– Многое. Даже не объяснишь, –
вздохнула Данка.
– Да нет, можно объяснить! –
резко перебил Чита. – Ну вот, недавно Алька вечером прибегает и дрожит:
«Почему облака такие? Я не могу на такие смотреть...»
– Я не дрожал... Просто холодно
было, – тихо сказал Алька и стал дуть на коленки. Потом завозился и отодвинулся
от огня.
– А что за облака? – спросил
Яр.
– Обыкновенные, серенькие...
А я посмотрел, и тоже страшно стало. А потом оказалось, что полгорода в
панике было...
– Ну а дальше? Что-нибудь случилось?
– На этот раз нет... Правда,
две машины столкнулись... А зато четыре года назад – эпидемия. И какая-то
непонятная: все врачи заболели первыми... И в позапрошлом году опять...
– Или нашествия эти... – сказала
Данка.
– Какие?.. – начал Яр. Но его
звонко перебил Алька:
– А почему нельзя на тот берег?
– Или нельзя дружить с кем хочешь, –
негромко сказал Игнатик. – Нам-то повезло, не запрещают. А бывает наоборот...
– Бывает, что говорят: с этим
не дружи, – разъяснил Чита.
– Кто говорит?
Чита пожал плечами:
– Вроде бы никто и не говорит.
А все знают: нельзя.
– Ничего не понимаю, – искренне
сказал Яр. – Облака, эпидемия, дружить нельзя... А почему на цифре пять
такое проклятие?
– Ее боятся, – сказала Данка.
– Кто?
– Все. Кроме нас, – ответил Игнатик
и потерся виском о плечо Яра.
– Кто-то боится по глупости.
А кто-то... боится, что перестанут бояться, – раздумчиво проговорил Чита.
– Про это даже сказки есть, Яр, –
оживился Игнатик. – Там, если пять человек, у них всегда все получается,
они сильные. Но в сказках это всегда плохие люди... в общем, отрицательные
герои. Разбойники, пираты, колдуны всякие. Но, по-моему, это специально,
чтобы пример не брали... Зато они непобедимые...
– Вот и вы сказку выдумали. Про
меня, – с грустью сказал Яр. Он думал, что и ребята загрустят. Но они оживились.
– Это Тик придумал! – радостно
сообщил Алька.
Данка объяснила:
– Он приходит однажды и говорит:
«Давайте играть, будто голубятня – это звездолет и в нем есть человек,
который наш друг. И будто мы всегда можем с ним встретиться...» Ну, мы
и стали играть.
– А потом поверили, что это по
правде, – серьезно сказал Алька. – Тик говорит: «Давайте в самом деле позовем
Яра».
– Мы сперва не хотели, – немного
виновато объяснил Игнатик. – Мы даже не думали. А потом показалось, что
это можно...
– Если уж Тик во что-то поверил
– значит, можно, – заметила Данка.
– У Игната – ума палата, – с
привычной подковыркой сказал Алька. Но Данка на него не цыкнула.
– И сразу это получилось? –
поинтересовался Яр.
– Не... – вздохнул Игнатик. –
Я много раз пробовал, но не выходило... Наверно, это можно только когда
скадер в субпространстве... Сегодня подошел к голубятне и, сам не знаю
почему, думаю: «Вот сейчас, наверно, получится. Наверно, Яр один на вахте».
– Слушайте, добры молодцы! –
воскликнул Яр. – А имя тоже вы мне придумали? Или оно все же мое
собственное?
– Тут, видимо, просто совпадение, –
вежливо сказал Чита.
– Много совпадений, – вздохнул
Яр. – Больше, чем вы думаете...
Игнатик беспокойно зашевелился, глянул
Яру в лицо: «Это плохо, что много?» Яр улыбнулся.
– Скажите-ка, а какой был мячик?
Тот, что улетел. Синий?
– Да, – торопливо кивнул Игнатик.
– И три белые полоски, – добавил
Алька. – Как на матросском воротнике. У меня такой есть...
– И фабричное клеймо, – сказал
Яр. – Стершийся красный треугольничек... Да?
3
Когда же это случилось? Месяца через два
после того, как Яська познакомился с Юриком. Да. И было им в то время по
одиннадцати лет, в пятый класс перешли. А Славику Раскатову исполнилось
десять. Он был самый младший, зато самый большой придумывальщик. Это он
и вспомнил, что у бабки Каблуковой на пустом, но запертом сеновале стоит
старинный сундук неизвестно с чем.
Вспомнил вечером, когда сидели в темной
голубятне и рассказывали всякие истории: про клады, подземные ходы и привидения.
Сундук приметили еще ранней весной,
когда по просьбе бабки скидывали снег с сарая. Тяжелый Димка Савченко провалился
ступней сквозь трухлявую тесину, получилась дыра, и все в нее заглянули.
Как не заглянуть, если дыра? Тогда и разглядели: на полу, разлинованном
полосками солнца, стоит горбатый сундучище, обитый узорчатым железом. Потолковали
об этом, но без особого интереса: надо было кончать со снегом. Потом вышла
Каблучиха, расплатилась за работу карамельками, ребята ушли со двора и
про сундук забыли.
А сейчас вот Славик сказал:
– Вдруг она там какие-то сокровища
хранит?
– Что она, психованная? – хмыкнул
Димка.
Димка был бабкин сосед. Они обитали
в одном дворе, только Димкин флигель стоял в глубине, в садике, а бабкин
дом выходил окнами на улицу. Каблучиха жила с глухонемой племянницей, больше
у них никого не было. И коровы давно не было. Сено поэтому на сеновале
не водилось, но на дверях почему-то висел замок.
– Замок просто из вредности,
чтобы мы не лазили, – объяснил Димка. Свою престарелую соседку он знал
прекрасно. – А в сундуке шиш, а не сокровища. Бабка из ума еще не выжила,
чтобы на трухлявом сеновале ценности прятать.
– Нам чужие ценности и не нужны, –
слегка обиделся Славик. – А может, там такое, что бабка и сама не понимает.
Вдруг какие-нибудь книги старинные или карты морские? Может, у нее какой-нибудь
предок был путешественник?
– Я где-то слыхал такую фамилию:
адмирал Каблуков, – задумчиво сказал Юрик.
– А вдруг там оружие ржавое!
– неутомимо подбавлял интересу Славик.
И все наконец поняли, как отчаянно им
хочется разведать: что в сундуке? Им хотелось приключений. Всем, кроме
Димки, который боялся соседки. Но Димке бурно доказали, что бабка в такой
темный вечер на двор не сунется и что дело вообще пустяковое – забраться
по щелястой стене, отодрать доску и пролезть в дыру.
Димка, вздыхая, сказал:
– А как без света?
Фонарика с собой ни у кого не было.
Если идти за ним домой, это ловушка: «Хватит бегать, ночь на дворе!» Было
около десяти, над голубятней висело черное небо августа с большущими звездами.
– А свечка? – догадался Юрик.
И они обрадованно вытащили из тайничка
огарок свечи, которую иногда зажигали в голубятне. И спички, конечно.
На сеновал проникли быстро. Зажгли огарок.
И стало все как полагается: страшновато, громадные тени кругом, шелест
какой-то по углам. Разговор получался только шепотом.
Сундук был не заперт. Юрик поднатужился
и стал поднимать горбатую пудовую крышку. Она, конечно, скрипела. Юркины
продолговатые глаза отражали золотые точки. Никто не дышал. Только Славик
тихонько ойкнул: он сидел у сундука на корточках, держал перед собой свечку,
и горячий стеарин капнул ему на ногу.
Крышка поднималась, поднималась и наконец
с шумом упала назад: Юрик не удержал тяжесть. Огонек свечки заметался.
Все замерли, будто сюда могла ворваться толпа вооруженных стражников...
Потом заглянули в сундук.
В сундуке ничего не было.
Совсем ничего. Даже дна.
Янтарно светились стенки из старого
некрашеного дерева, а вместо дна чернел прямоугольник пустоты.
Кладоискатели переглянулись. Потом снова
посмотрели вниз.
– Люк, – прошептал Яська.
– Тайный ход, – отозвался Славик
тоже шепотом.
– Странно, – сказал Юрик. – Куда
же он ведет?
– Куда, кроме стойла, – хмыкнул
Димка. – На тот свет, что ли?..
Из черной пустоты веяло неуютным холодком.
Славик перегнулся через край сундука,
чтобы посветить в глубину. Опять сказал «ой» и выпустил свечку. Она полетела
в люк и тут же погасла.
– У, растяпа, – процедил Димка.
– Все пальцы горячим закапало, –
виновато объяснил Славик.
– Вот устроим «звоните ноль-один»,
будет тогда горячее, – сказал Димка.
– Она же погасла, – оправдывался
в темноте Славик.
– Погасла... А завтра Каблукова
ее в стойле найдет и сразу – к мамке. На меня все шишки...
Все озабоченно помолчали.
– Пусть сперва докажут, что наша, –
попытался успокоить Димку Яська.
– Мамка-то? Она докажет, – сумрачно
сказал Димка. – У нее для этого туристский ремень специально в «Спорттоварах»
куплен...
Тогда Славик проговорил виновато и решительно:
– Я сейчас туда спрыгну и найду
свечку. Раз сам уронил... Посветите спичками.
Яська чиркнул щепоткой спичек о коробок.
При разгоревшемся огне тоненький и быстрый Славик перекинул ноги через
край сундука, повис в нем, вцепившись в кромку. Он не боялся, знал, что
до пола невысоко.
Димка ухватил его за скрещенные на спине
лямки штанов, как за багажные ремни. Легко вынул обратно.
– Балда. Там грабли валяются
да вилы. Наденешься... Айда лучше через низ, со двора.
Стойло не запиралось. Они просочились
в глухую, пахнущую трухой и старым деревом темноту.
– Тепло... – удивленно прошептал
Славик. – А когда я висел, такая холодища была, до сих пор ноги в пупырышках...
Они стали зажигать спичку за спичкой,
искать огарок среди пустых бочек, сломанных стульев, лопат и метелок. Не
нашли.
– Надо под самым люком смотреть, –
посоветовал Яська. Но жиденький свет не достигал потолка, люк нельзя было
разглядеть. Наконец спички кончились.
– Ну и черт с ней, со свечкой, –
буркнул Димка. – Мы не нашли – бабка тоже не найдет...
– Странно. Зачем на сеновал тайный
ход через сундук? – задумчиво сказал Юрик.
Димка хмыкнул:
– Может, к бабке в молодости
на сеновал парни лазили. На свидания...
Он больше своих друзей был искушен в
жизни и меньше их увлекался романтикой.
– Странно, – повторил Юрик.
Но самое странное случилось утром.
Димка и Яська решили – на всякий случай
– еще раз поискать свечку, а заодно убрать с пола обгорелые спички. Было
светло, в квадратные оконца врывались яркие лучи.
Свечку не нашли.
Не было и люка на потолке.
– Может, бабка приходила, задвинула
какой-нибудь тайной крышкой? – с тревогой сказал Яська.
Но на досках потолка не было никаких
щелей и прорезей.
– Айда на сеновал, – скомандовал
Димка.
Они пробрались к сундуку прежним путем,
через дыру в задней стене. Крышка у сундука была откинута: ее так и оставили
вечером. Яська и Димка заглянули...
Разумеется, у сундука было дно. Гладкое,
прочное, такое же, как желтые некрашеные стенки.
Сундук был пуст. Лишь в уголке, будто
притаившись, лежал мячик.
Потертый синий мячик. С тремя белыми
полосками – как на старенькой матроске Славки Раскатова.
4
– Вот такая история, братцы, – закончил
Яр.
Трещал огонь, в который Чита аккуратно
подкладывал обломки досок. Он положил последний обломок и сказал:
– А что... В этом есть какая-то
связь.
– Ничего себе «какая-то»! –
отозвалась Данка.
Алька уверенно заявил:
– Значит, это наш мячик.
– Не знаю, – сказал Яр. – Это
же было очень давно.
– Что такое «давно» для космоса?
– мудро заметил Чита.
«Для космоса, может быть, и ничего.
Но для меня...» –
подумал Яр.
Нет уже давным-давно ни Славика Раскатова,
ни Димки Савченко, ни Валерки Дымова. Славик стал военным и погиб в короткой
стычке на одной из восточных границ – тогда еще случалось такое. Димка,
говорят, до старости работал учителем труда в той же школе, в которую они
когда-то бегали пацанами. Валерка закончил философский факультет и был
крупным ученым – он и в детстве отличался рассудительностью. Именно он,
вернувшись из летнего лагеря, доказал тогда Яське, Славику, Юрику и Димке,
что история с сундуком – это явление коллективного самогипноза. Намечтались
о приключениях – и вот получили, чего хотели.
Впрочем, не совсем доказал. Славик говорил,
покачивая кудлатой головой на тоненькой шее:
– Не так это просто.
И рассказывал, что, когда висел в сундуке
и у него коченели от непонятного холода ноги, он глянул вниз, через плечо.
И увидел какие-то огоньки. Будто звездочки в черной глубине.
– Это были светляки, – сказал
Валерка.
– Они у нас сроду не водились!
– возмутился Димка.
– Ну, гнилушки... Или показалось...
Так и не договорились.
А теперь уж нет никого. С космосом связал
себя только Яр. И сейчас он был от своего детства гораздо дальше, чем просто
взрослый человек. Все, кого любил, все, с кем дружил, остались далеко-далеко...
Хотя, кто знает? Может быть, Юрик...
Что стало с Юриком, Яр не знал. И еще Галка... Девочка, которая появилась
в их компании, когда уехал Юрик. Может быть, и она жива? Галка... Как быстро
и незаметно они выросли. И как Яру хотелось, чтобы у них был сын Юрик –
в память о друге детства...
Игнатик зашевелился под боком у Яра
и вдруг взволнованно заговорил:
– Ой, ребята... А если бы тот
мальчик... ну, Славик... Если бы он прыгнул в сундук? Значит, прилетел
бы к нам вслед за свечкой?
– Ой, правда... – почему-то испугалась
Данка.
Чита сказал:
– Не исключено.
– Вот шлепнулся бы, – заметил
Алька, но без насмешки, с сочувствием.
– Он сначала застрял бы в тополе, –
успокоил Игнатик. – А потом бы спустился по веткам.
– И это было бы гораздо лучше,
чем звать меня, – со вздохом заметил Яр.
– Почему? – с беспокойством
спросил Игнатик.
– Потому что он гораздо больше
годился бы для вашей компании, чем такой старый хрыч, как я...
– Вы так ничего и не поняли,
Яр, – с упреком сказал Чита.
– Кто бы разрешил нам дружить
с мальчишкой? С пятым-то! – воскликнул Алька. – Мы потому тебя и придумали,
что взрослый. Ой...
Игнатик объяснил тихо:
– Взрослого никто не заподозрит,
что он наш друг.
Яр помолчал, глядя, как рассыпаются
на угольки прогоревшие доски. Сизый дым, крутясь, убегал в черный зев дымохода.
Игнатик тепло дышал у плеча. Сидеть бы так до бесконечности...
Яр неловко шевельнулся.
– Хорошие вы люди. И мне с вами
хорошо... Но ведь скоро я уйду. Я должен, никуда не денешься.
– Обязательно должен? – прошептала
Данка.
Яр кивнул.
Игнатик сказал торопливо и жалобно:
– Но главное же не это. Главное,
что ты есть. И ты ведь будешь к нам приходить. Да?
– Я бы хотел, – неуверенно отозвался
Яр. – Но это зависит от вас, сам я не умею... И крейсер ведь не часто зависает
в субпространстве. Два или три раза за весь рейс...
Доски совсем прогорели. Чита больше
не подбрасывал дров в огонь. Может быть, потому, что ему тоже стало грустно?
Яр осторожно спросил:
– А что, ребята, не пора нам?
Вроде бы темнеет.
– Что ты, еще день, – сказала
Данка.
Яр взглянул на часы. Половина пятого.
Для лета в самом деле день. Почему же круглое отверстие у потолка погасло?
– Наверно, туча, – сказал Игнатик. –
Гроза будет.
– Я сбегаю, посмотрю! – Алька
по винтовой лестнице умчался в Львиный зал.
И долго его не было.
Потом услышали:
– Идите сюда! Скорее!!
Это был тревожный, даже отчаянный крик.
Яр первый метнулся на лестницу. В узких окнах зала тоже сгущалась темнота.
Алька стоял у окна, забравшись на опрокинутого льва.
– Смотрите, что случилось!
Все бросились к окнам.
Яр увидел плавный изгиб высокого берега,
улицы и деревья. Над ними вставала угольно-черная туча с ровным, будто
обрезанным краем. На ее фоне подымались светлые спиральные вихри.
«Ох и грянет сейчас», – подумал Яр.
Грозовая стена с нарастающей скоростью
двигалась над городом, прямо к крепости. С дальних деревьев в единый миг
сдуло листья. Не было ни молний, ни грома, но вдруг яркой свечкой загорелся
на берегу деревянный домик.
Яра кто-то рванул от окна. Это был Чита.
– Отойдите! – Он отбросил от
окон Данку, Игнатика, Альку. – Отойдите! Надо вниз! Это нашествие!
5
У входа на винтовую лестницу сохранилась
железная дверца. Чита вытолкал всех из зала на ступеньки, отчаянно налег
на дверцу, она закрылась под ржавое завывание петель. Стало темно, только
внизу светились угли очага.
Данка громко всхлипнула, ухватилась
за ржавое кольцо.
– Отойди, – хмуро сказал Чита. –
Спускайтесь, ребята.
– Пусти, дурак! Тебе хорошо,
у тебя родители за городом! А у меня мама там!
– Уйдет в подвал, – тихо сказал
Чита.
– Куда она уйдет от больных?!
Она же на дежурстве!
– Уйдет с больными... Ты все
равно ничем ей не поможешь.
– Я хотя бы узнаю, что там...
Ну пусти!
– Ты не проберешься в город.
Сгоришь, вот и все, – сказал Алька.
Данка завсхлипывала сильнее, но медленно
пошла вниз.
Яр с ребятами спустился к очагу. Все
молча сели на прежние места. Чита кинул на угли обломки досок. Медленно
разгорелся огонь. Только тогда Яр спросил:
– Что такое нашествие?
– Разве ты не знаешь? – со слезами
отозвалась Данка.
– Это туча, – сказал Алька.
– Что за туча? Гроза? Тайфун?
Или пепел от вулкана? Что?
– Говорят, она живая, – прошептал
Игнатик. – И всех убивает. – Он опять сидел рядом с Яром. И каждой клеточкой,
каждым нервом Яр ощутил, как Игнатик боится.
– Это как нападение врага, –
сумрачно объяснил Чита. – Она все сжигает молниями или превращает в крошки
и шлак...
Яр больше не решился приставать с расспросами.
Ребята и так были перепуганы.
Чита, видимо, догадался, что Яру по-прежнему
ничего не ясно.
– Что это за тучи, никто не знает, –
сказал Чита. – И откуда они берутся, толком не известно. А мы тем более
не знаем. Последний раз нашествие случилось, когда нас на свете не было.
– Я уже была, – всхлипнула Данка. –
Только я ничего не помню.
Яр посмотрел вверх. Отверстие под потолком
выделялось, как бархатный черный кружок на слабо освещенных камнях.
– И долго длится нашествие? –
спросил Яр.
– Говорят, недолго, – ответил
Чита. – Как гроза... Только после этого целые сутки нельзя высовываться
из убежища, потому что остается электричество. Между домами молнии проскакивают...
И еще рассказывают, что часть тучи оседает и живет...
– Как это?
– Не знаю... А нам придется здесь
до завтрашнего вечера отсиживаться.
– Повезло еще, – как-то очень
по-взрослому заметил Алька.
– «Повезло», – с сердитым всхлипом
отозвалась Данка.
Огонь опять с треском разгорелся в очаге.
Но теперь он не радовал. Глядя на пламя, Алька пробормотал:
– Там, наверно, дома горят...
Игнатик прошептал:
– Яр, не сердись. Я ведь не нарочно.
– За что мне сердиться, Тик?
– Если голубятня сгорит... Я
тогда не знаю, как ты обратно...
– Обратно – это потом, – сказал
Яр. – Там посмотрим.
Он был почти спокоен. Скадермен Ярослав
Родин попал на незнакомую планету и оказался в чрезвычайных обстоятельствах.
Скадермену Родину было не впервой попадать в такие обстоятельства. Взять
хотя бы случай, когда вездеход заглох в песчаных горах АЦ-1. Шансов на
возвращение тогда было не больше, чем сейчас.
Оказавшись в чрезвычайных обстоятельствах,
член экипажа СКДР должен данные обстоятельства, взвесить, поставить перед
собой четкую задачу и всеми средствами стремиться эту задачу решить.
Задача была: обеспечить безопасность
четырех несовершеннолетних граждан Планеты, с которыми скадермена Родина
свели судьба или случай. Это был долг скадермена Родина. Это было желание
Яра – пятого человека в маленькой компании заговорщиков, запертых в старой
крепости. Яр прогнал воспоминание об уютной рубке скадера и деловито сказал:
– Будем устраиваться на ночь.
К счастью, досок в круглой комнате было
много: целый штабель. Из них сделали широкие нары. Нечего было постелить
и нечем укрыться, но Алька бодро сказал:
– Подумаешь! Обойдемся.
Яр, однако, понимал, что придется всю
ночь поддерживать огонь, иначе ребята продрогнут в зябком каменном помещении.
Спать никто не хотел, мешали тревожные
мысли. Да и рано еще было. Чита неуверенно попросил:
– Яр, вы не могли бы рассказать
про другие планеты?
– Мог бы, – согласился Яр. Надо
было занять время.
Он стал рассказывать про вихри Меркатора,
про песчаных кротов на АЦ, про развалины Леды. Про Черные Кристаллы, которые
без лишних церемоний выставили со своей планеты экспедицию землян.
– А что за кристаллы? В самом
деле живые? – заинтересовался Алька.
– Безусловно... И не совсем черные.
Когда приглядишься, у них в глубине мерцают радужные огоньки. Словно световая
азбука или сигналы какие-то... Разные были кристаллы – некоторые с ноготь,
а некоторые с дом. Они все время росли и соединялись в разные фигуры. Будто
город из себя строили... Конечно, это была жизнь, только нам совершенно
непонятная...
– А вы пытались объясниться?
– спросил Чита.
– Всеми способами... И на третий
день на громадном кристалле появились ответные слова. Метровыми буквами,
очень красивым академическим шрифтом: «Уходите, пожалуйста. Вы нам мешаете».
– И вы улетели? – огорчился
Алька.
– А что было делать? В чужой
дом соваться без спросу?.. Мы позволили себе только одну невежливость.
Уже из люка наш тогдашний капитан, Лева Замятин, сказал им: «Ну и фиг с
вами, хрустальные болваны».
Игнатик улыбнулся. Алька оживленно спросил:
– А они ответили?
– Ответили, – соврал Яр. – Зажгли
слова: «Фиг с тобой, Лева».
Данка тоненько засмеялась. И вдруг отчаянно
вскрикнула, слетела с нар.
По шероховатой доске ползло странное
существо размером с желудь. Не то жук, не то шмель с короткими крылышками.
Оно слабо двигало ножками, скребло отвисшим брюшком по дереву. Оно тускло
поблескивало, как свинец.
За ним ползли еще два таких же существа.
Чита, Игнатик и Алька следом за Данкой
шарахнулись с нар.
– Вот они... – вздрагивая,
сказал издалека Чита.
– Кто? – спросил Яр, передернувшись
от отвращения.
– Ну, эти... из которых
состоит туча.
Яр пересилил себя и нагнулся над насекомым.
Скорее всего, это был шмель. Яр потянул к нему палец.
– Не трогай! – взвизгнула Данка.
Яр поморщился и тронул шмеля. Между
пальцем и шмелем проскочила синяя искра. Палец ощутимо кольнуло. Яр отдернул
руку.
– Электрические твари... Да не
бойтесь, поодиночке они не опасны. Противно только...
Шмель, выпустив заряд, перевернулся
на спину, дернул ножками и съежился. Яр опять задел его, искры не было.
– Сдох, – сказал Чита.
Подскочили Игнатик с Алькой, обломками
досок трахнули по шмелям – по живым и по издохшему. Игнатик был бледный,
и на лбу у него искрились капельки. Он часто переглатывал.
Яр взял за крылышко раздавленного шмеля.
Тот оказался удивительно тяжелым – как свинцовая пуля.
Из лопнувшего брюшка свисал комок внутренностей
– что-то вроде смолы с желтыми прожилками.
«Ничего похожего на простое насекомое», –
подумал Яр. Зажмурился от брезгливости и кинул шмеля в огонь. На пальцах
осталась жирная металлическая пыль, похожая на графитную смазку.
– Наверно, они в щель под дверью
пролезли. Пойду заложу, – сказал Чита и с короткой доской стал подниматься
по лесенке.
– А может, оттуда залетели? –
Игнатик посмотрел на отверстие под потолком. Отдушина была высоко, да и
заткнуть нечем.
Но и не надо было затыкать. Чернота
вверху исчезла. Виднелось синевато-серое вечернее небо, а в нем – легкое
облачко, освещенное отблеском заката.
Наступила ночь. Притихшие ребята улеглись
на твердых нарах. Яр заставил их сдвинуться плотнее, укрыл распахнутым
пиджаком. Сам не лег, сидел у огня. Часы текли незаметно, Яр умел настраивать
себя так, чтобы время бежало быстро. Он не думал ни о чем важном. Завтрашний
день покажет, что делать. А пока Яр смотрел в огонь и вспоминал костры
– те, что он с друзьями разжигал в детстве на пустырях и лесных полянах.
Иногда оглядывался на ребят. Данка спала, положив голову на Читино плечо.
Чита лежал на спине, Данкины длинные волосы щекотали ему подбородок, он
смешно морщился во сне. Яр осторожно вынул у него из нагрудного кармана
очки – вдруг повернется и раздавит. Убрал их с книгой на край лежанки.
Игнатик и Алька спали, уткнувшись друг
в друга носами и перепутавшись испачканными в пыли и копоти ногами. Теплый
воздух шел от очага на ребят, им не было холодно, и все же Яр тихонько
расправил на них пиджак...
... Среди ночи проснулся Алька. Сел.
Посмотрел на Яра, сказал со вздохом:
– В желудке все засохло...
– Ничего, – строго заметил Яр. –
Никто не умер оттого, что сутки поголодал.
– Да я не про голод. Пить хочется.
Яр понял, что ему самому хочется пить.
Очень.
Но ему – это ладно. А как быть с ребятишками?
Жажда – штука скверная. Словно откликаясь на эти мысли, проснулись остальные.
Яр умоляюще посмотрел на Альку: «Не надо про воду». И тот понял. Но Игнатик
облизнул губы и спросил:
– А воды нет?
– Откуда? – хмуро сказал Чита.
Данка тоже провела языком по губам.
Промолчала.
Когда они пили последний раз? Во время
купанья. Примерно полсуток назад. Не такое уж большое время прошло. Но
если знаешь, что нет воды, пить хочется в десять раз сильнее. К тому же
днем все пережарились на солнце, а потом перегрелись у пламени.
Яр почувствовал, будто у него в горле
и желудке сухой песок. На это, конечно, наплевать. Но если то же самое
чувствуют остальные...
В отдушине под потолком ласково сияла
звездочка.
– Схожу на разведку, – сказал
Яр.
– Яр, не ходи! – Игнатик рывком
придвинулся к нему.
– Я не долго. И ничего со мной
не будет. Меня не берут ни электричество, ни излучение и ничто другое.
К тому же все заряды наверняка ушли в сырой песок... Я скоро вернусь.
– Не делайте этого, Яр, – веско
сказал Чита. – Неизвестно, чем это кончится.
– Известно, – улыбнулся Яр. –
Я найду несколько пустых бутылок, вымою их в реке и принесу воды... Братцы,
да вы не бойтесь. Я бывал во всяких переделках и всегда возвращался. Здесь
дела-то на пять минут...
Больше он не стал ничего говорить. Не
стал прощаться. Взял пиджак. Легко взбежал к двери и сверху оглянулся.
Последнее, что он заметил перед уходом, – повисшего в углу у очага бормотунчика.
Яру показалось, что бормотунчик шевельнулся.
«Охраняй ребят», – мысленно попросил
его Яр. И щелкнул пальцами, чтобы отогнать всякую беду.
Прикрыв за собой тяжелую дверь, Яр осмотрелся.
На стенах Львиного зала танцевали отблески. Неяркие, но заметные. В окно
Яр увидел, что над берегом горят несколько домов. Ровное пламя перебивалось
похожими на лиловые звезды вспышками. Яр пошел к выходу на крепостной двор.
Под ногами с легким электрическим треском лопались шмели.
Над башнями светилось бледное небо июньской
ночи. Ясное, с редкими звездочками. Через маленькие сводчатые ворота Яр
выбрался на обрыв. Пахло речной водой, влажным песком. На западе, у горизонта,
запрокинувшись, висел круто изогнутый месяц. На дальнем берегу, будто не
было никакого нашествия, мигали спокойные огоньки.
Яр подобрал в зале шесть старых бутылок
и теперь держал их в охапке. Спускаться с такой ношей по сыпучему обрыву
было немыслимо. Пришлось искать иную дорогу.
Метрах в ста от крепости Яр обнаружил
тропинку. Здесь берег был не такой крутой, тропинка плавными изгибами уходила
к воде по заросшим откосам. Яр спустился. Река тихо плеснула ему навстречу.
Яр быстро, но тщательно вымыл бутылки. Наполнил их. Подосадовал, что нет
пробок, придется нести так.
Прижимая скользкие бутылки к пиджаку,
Яр двинулся к тропинке. Крепость чернела на светлом небе, громадная и бесформенная.
Потом силуэт крепости изменился. Сломался.
Яр ногами ощутил упругий толчок земли.
Крепость осела, стала оползать, рассыпаться, съезжать в реку. Башни раскалывались,
превращались в груды...
Лишь через несколько секунд до Яра дошел
нарастающий гул.
