Игла Кащея
Казалось бы, к чему нам Плато? Нам нужен был берег, от которого можно уплыть под юго-западным ветром. Но мы собрали силы и стали подниматься. Во-первых, другой дороги все равно не было. А во-вторых... может быть, лестница оказалась на нашем пути не зря? Вдруг она приведет нас к какой-нибудь неожиданной удаче?
По крайней мере так я думал сначала. А потом я уже ни о чем не думал. Ровный подъем по лестнице оказался еще тяжелее, чем путь по камням и зарослям. Я машинально считал ступени и нисколечко не надеялся, что дойду до верха. Двигал ногами только потому, что стыдно было перед Юлькой.
Юлька сейчас держался крепче и уверенней, чем я. Он словно решил для себя что-то важное и знал, зачем идет. Шагал чуть впереди и почти не оглядывался.
Стены с двух сторон лестницы уходили в высоту. Далеко-далеко синела над нами прямая прорезь неба. Гранит словно грозил расплющить нас в великанских ладонях. Он был плоский и безжалостный. Лишь изредка попадались выбитые в камне полукруглые ниши...
Юлька вдруг остановился.
— Женька, смотри!
Что-то двигалось по лестнице.
Что?
Я пригляделся и понял, что теперь — конец. На нас катился по ступеням громадный каменный цилиндр. Жернов или каток. Он занимал всю ширину лестницы, и там, где его края чиркали о гранит, взвивались клубки каменной пыли.
Я кинулся назад, хотя знал, что все равно не спасусь... Но Юлька схватил меня за руку, рванул вверх. Вверх, вверх! Я ничего не понимал, но у Юльки появилась громадная сила. Он тащил меня навстречу смерти, которая летела к нам со скоростью поезда!
И когда этот каменный ужас повис над нами, Юлька отчаянно толкнул меня к стене. Я спиной влетел в маленькую нишу. И сразу наступила темнота.
Это край каменного катка отгородил меня от всего мира.
Сколько продолжался мрак? Наверно, долю секунды. Но в этот черный миг я успел пережить такую тоску, такую жалость к погибшему на ступенях Юльке... И теперь мне кажется, что я провел там, в непроглядной темноте, несколько часов.
...А когда круглый камень пронесся и в меня ударил свет, я увидел невредимого Юльку. Он сжался в такой же, как моя, нише, напротив меня.
Мы посмотрела друг на друга, вздохнули и оба начали смеяться. Все громче, громче! И никак не могли остановиться. Но это не был какой-нибудь там нервный смех или истерика. Мы смеялись от радости. Много было позади несчастий, много крови и слез, но могло быть в тысячу раз хуже, если бы Юлька не втолкнул меня в укрытие и не спрятался сам. А сейчас мы были снова вдвоем, невредимые, и у нас была надежда...
Мы взялись за руки и двинулись дальше. Идти стало еще труднее. Каменный вал разрушил мягкий мрамор ступеней: кое-где раздробил их в щебень, а местами истолок в пыль. Белый порошок до колен покрыл наши коричневые ноги, припудрил все царапины и ссадины. И я вдруг вспомнил пионерский парад девятнадцатого мая. Как мы, горнисты, в белых гольфах, желтой юнармейской форме и красных пилотках стояли впереди дружинного строя и готовились заиграть сигнал “Слушайте все”... Неужели этого больше никогда не будет?
Будет! Прорвемся!
Я стиснул Юлькину руку, обогнал его, потянул за собой. Он понял меня, хотя, конечно, думал о своем. Улыбнулся и сказал:
— Ничего, дотянем. Только не надо зевать.
Да, в самом деле. Может быть, впереди еще немало всяких ловушек.
Я проговорил сквозь зубы:
— Кому-то, видать, не хотелось, чтобы мы поднялись по этой лестнице.
— А раз им не хотелось — надо подняться, — тяжело дыша, сказал Юлька.
И мы поднялись.
Перед нами открылось поле, желтое от множества цветов. Они, как бабочки, качались на верхушках высокой травы. А трава гнулась под юго-западным ветром.
И ветер гнал в ярко-синем небе маленькие белые облака.
Этот солнечный простор после гранитной щели показался мне таким радостным, что я подумал: “Самое трудное, наверно, позади...”
И кажется, Юлька подумал так же.
На краю каменной площадки, где кончилась лестница, лежал валун. Сверху в нем было выбито большое углубление — как чаша. В этой чаше синела вода. Может быть, осталась от дождя, а может быть, там бил родничок.
Мы напились холодной вкусной воды, а ветер, плотный, но ласковый, будто сдул с нас усталость. Он подталкивал нас в спину, торопил.
И мы пошли на северо-восток. Через высокую траву с цветами-бабочками. Они осторожно трогали нас за локти. Идти было легко, земля оказалась очень твердой. Наконец мы поняли: это выложенная каменными плитками и затерявшаяся в травяных стеблях тропа.
— Ну что же, тропа так тропа. Тем лучше.
Мы шли, наверно, минут двадцать. Тихо и спокойно было на плоскогорье. Пусто. Я чувствовал, что на Плато нет никого, кроме нас.
И мне даже больно стало от страха, когда я увидел людей!
Юлька их тоже увидел.
Мы присели в траве. Я взял в ладонь свой деревянный кинжал. Мы стали ждать.
Люди были очень далеко. Они, видимо, отдыхали на невысоком пригорке. Сколько их там, я не мог разглядеть. Двое или трое... Лишь у одного четко видны были голова и плечи на фоне чистого неба.
Мы долго ждали. Однако люди ни разу не шевельнулись. Будто заколдовал их кто-то...
Юлька медленно встал. Я испуганно посмотрел на него, но он улыбнулся.
— Они не живые. Это, наверно, та скульптура...
В самом деле! Как я не догадался?
Скульптура была ближе, чем казалось вначале. Мы ведь думали сперва, что там взрослые люди, а это были мальчишки — в свой натуральный рост. Они словно присели ненадолго на верхушке плоского каменного холмика.
Недалеко от этого холмика трава кончилась, и мы вышли на площадку, выложенную обширными серыми плитами. Отдельные стебли росли из трещин среди плит, но не закрывали пригорок.
Я пригляделся и вздрогнул. Это был не просто каменный пригорок. Это оказался вырубленный из обломков скал громадный спрут.
Юлька, который никогда не видел живого Ящера, смотрел спокойно. Кажется, он ничего не понял. А мне стало тошно. Спрут был не такой чудовищный, как на самом деле, но все равно жуткий и противный. Я различал свернутые в кольца гранитные щупальца, круглую голову со слепыми каменными глазами. Все это громоздилось беспорядочной грудой...
Я переглотнул, подавил страх и отвращение. Стал смотреть внимательней. Понемногу успокоился. Стало ясно, что спрут изображен мертвым, бессильно упавшим с высоты. Побежденным. Недаром на его круглом темени серебрились фигурки двух мальчишек.
Юлька взял меня за руку, и мы стали подниматься по треснувшему щупальцу на голову осьминога-гиганта. И наконец увидели скульптуру прямо перед собой.
Она была отлита из какого-то серого сплава. Ребячьи тела тускло блестели, как старый алюминий. Один мальчишка сидел, подогнув ноги и опираясь правой рукой на рукоять боевого клинка. Нельзя было понять, кинжал у него или меч: лезвие почти до отказа ушло в каменное тело чудовища. Мальчик с оружием держал на коленях голову товарища.
Тот, второй, был ранен или убит. Скорей всего, убит. Он лежал, разбросав тонкие руки, и глаза его были закрыты.
Что-то знакомое почудилось мне в лице убитого мальчишки. Маленький печальный подбородок, горько сжатые губы, морщинка над переносицей — след беспокойных мыслей. Она не разгладилась даже сейчас.
Это был Юлька — и тоска резанула меня, как стеклом...
— Жень, смотри, это ты... — Юлька показал на сидящего мальчишку.
Тот смотрел на лежащего друга, и лицо его было опущено. Я присел и вгляделся в это лицо.
В самом деле — я? Не знаю. Сначала показалось, что ничего похожего. Но тут же чуть шевельнулся солнечный свет (может быть, прошла тень от легкого облака?), и я увидел себя как бы в зеркале.
— Юлька... почему так? Откуда?
Он взглянул на меня насупленно, опустил глаза и сказал непонятно:
— А вот так.
Этого не могло быть. Но это было. Какая-то непонятная нить запутала нас, привязала к этому острову, привела сюда... Значит, судьба?
Значит, человек, делавший скульптуру, знал про нас много веков назад? Знал, что мы придем?
Значит... знал, что Юлька будет лежать вот так, раскинув руки, а я буду держать на коленях его голову? И ничего уже не сделать?
Да вы что! Мало вам Дуга?! Мало Птицы?! Не отдам Юльку!
— Не отдам!! Идите вы к черту!! — заорал я и двумя ладонями с размаха ударил в плечо сидящему мальчишке! В свое плечо...
В глубине души я понимал, что металлический монолит ответит жестким ударом в ладони и не шелохнется. Но, видимо, скульптура была из очень легкого сплава. Она отодвинулась, будто откатилась на подшипниках, и я влетел в квадратную яму, которая открылась под металлической площадкой.
Яма оказалась неглубокая, мне по грудь. Я не ушибся, только слегка оцарапал ногу о какой-то колючий выступ.
Это был угол большой узорчатой шкатулки...
Шкатулка оказалась очень тяжелой. Мы с Юлькой кое-как подняли ее и поставили на край ямы. Потом вылезли сами. Сели на корточки над нашей находкой.
— Клад? — неуверенно сказал Юлька.
Нет, мы оба понимали, что это не клад. Здесь другое. Наверно, очень важное. Может быть, какая-то древняя тайна острова Двид? Может быть, наше спасение?
А может быть, наоборот?
Мне вспомнилась “Песнь о вещем Олеге”, лошадиный череп, смертельная змея. Хотя шкатулка совсем не походила на страшный оскаленный череп...
Это был сундучок из очень темного дерева. Углы, ребра и выпуклую крышку украшали медные накладные узоры — завитки и листья. Такой же узорчатой была бляшка на передней стенке со скважиной для ключа.
Конечно, мы сразу решили, что шкатулку надо открыть. Страшновато было, но ни Юлька, ни я не колебались. Не для того же мы шли сюда по бесконечной лестнице, не для того же увидели и сдвинули скульптуру, чтобы найти шкатулку и оставить запертой!
А заперта она была прочно. Я попытался поддеть крышку кинжалом, но клинок не пролазил в еле видимую щель. Тяжело дыша, я нагнулся над шкатулкой. Надавил кинжал сильнее. Бесполезно. В это время ключ, висевший на шее, выскользнул из-под майки и закачался у меня под носом. Будто напомнил о себе!
Он столько раз выручал меня, мой ключик от родного дома! Вдруг поможет и сейчас.
Ключ сначала не вставлялся, хотя скважина была вроде бы в самый раз. Но вдруг что-то щелкнуло, и стержень ускочил внутрь по самое колечко.
— Жми, — поторопил Юлька. Он горячо дышал у моей щеки.
Я стал поворачивать ключ. Он легко сделал пол-оборота, а дальше застрял. Ни туда, ни обратно.
— Кинжал... — нетерпеливо прошептал Юлька.
Я сунул кинжал в колечко ключа. Надавил. Ключ не двинулся, колечко слегка изогнулось, а шкатулка приподнялась одним краем. Тогда Юлька упал на нее животом, а я встал на рукоять кинжала коленкой.
Обыкновенный деревянный кинжал тут же разломился бы на щепки. Но волшебное оружие Толика не отказало и здесь. Раздался пружинистый скрежет (вроде как в старинном бабушкином диване, когда я прыгал на него с разбегу). Крышка подскочила и подбросила Юльку. Потом снова опустилась, но щель теперь сделалась широкой.
Юлька скатился, и мы отвалили тяжелую крышку...
Все что угодно ожидали мы увидеть: свитки старинных документов; клубок ядовитых змей; компас, который покажет нам дорогу домой; ключи от какой-нибудь тайной кладовой... Но под крышкой оказалась гладкая черная панель с кнопками и рычажками, как у транзисторного магнитофона.
Пока мы удивленно смотрели на эту технику, в уголке панели разгорелся и замигал зеленый глазок. А на внутренней стороне крышки засветился экранчик размером с открытку. И появились на экране голубоватые кусты, берег с пологими холмами, ребристая серая вода.
— Что это? — прошептал Юлька.
А я понял, что это. Узнал озеро, где жил Ящер.
На нижнем крае панели торчали рычажки — серебристые шарики на стерженьках. Я прикусил от волнения губу и двинул вперед самый левый рычажок. На экране медленно вспучилась вода. Показалась круглая макушка, а потом глаза чудовища. Я испуганно дернул рычажок назад. Голова Ящера осела под воду.
— Жень... — тихо сказал Юлька.
Я оглянулся. У Юльки были спокойные понимающие глаза.
— Это и есть... тот гад? — спросил он.
Я кивнул.
Юлькины глаза стали решительными.
— Игла Кащея... — сказал он.
— Какая игла?
— Ну, помнишь сказку? “В дупле сундучок, в сундучке утка, в утке яйцо, в яйце игла... Как сломаешь иглу, тут Кащею и конец...”
Я понял! Но неужели это правда? Неужели жизнь и смерть Ящера в наших руках?
А как сломать иглу?
— Смотри, — сказал Юлька.
В правом верхнем углу панели белела одинокая кнопка. Над ней было оттиснуто маленькое изображение осьминога. Его крест-накрест перечеркивали две красные полоски. Так перечеркивают рисунок дымящейся сигареты в вагонных купе — чтобы не курили...
Значит, все же не зря мы с Юлькой попали на остров Двид?
Я положил на белую кнопку дрожащий палец...
— Подожди, — попросил Юлька. — Ну-ка, подними еще раз эту тварь.
Я снова двинул левый рычажок. Опять появилась на экране голова Ящера (я вздрогнул), затем он встал над озером во всю высоту, и потоки воды летели с него, как водопады...
Юлька тихо надавил второй рычажок. Ящер заколебался на тонких ногах-щупальцах и, перебирая ими, двинулся к берегу. Юлька дернул шарик назад. Ящер попятился...
— Ну, хватит, наверно... — как-то хмуро сказал Юлька. Он потянул руку к белой кнопке.
— Можно?
Можно, Юлька! Жми! За Дуга! За Птицу! За всех ребят... Чтобы к чертям разлетелось в пыль “равновесие порядка”, ради которого убивают!
— Давай, Юлька!
Я ожидал увидеть, как согнутся щупальца и Ящер рухнет. Но случилось другое. Стекло экрана растворилось, он превратился в окошко. Это было похоже на зеркальце, которое показал мне при первой встрече Ктор Эхо.
Из окошка долетел до нас запах озерной воды и сырого песка.
Мы с Юлькой растерянно переглянулись и опять посмотрели на Ящера.
Ящер приближался. Он вырастал на глазах, словно летел головой вперед прямо на нас. Вот уже одну только голову его видно в экранном окошке. Вот уже только часть головы, круглая макушка...
Мы с Юлькой машинально отодвинулись от шкатулки: вдруг чудовище прорвется сквозь окошко сюда?
Оно не прорвалось. Но голова приблизилась вплотную. Выпуклый металл обшивки даже выступил над рамкой экрана — будто выдавился к нам, наружу. Я увидел две круглые заклепки. К одной прилипли темные листики водорослей. Тогда, почти не думая, схватил я кинжал, размахнулся и ударил между заклепками. Клинок пробил металлический лист, будто плотную фольгу.
Откуда-то издалека, из-за горизонта, донесся глухой вой. И смолк. Желтый огонь метнулся над экраном. Я уронил кинжал. Но тут же пламя погасло, и мы увидели, что экран затянулся стеклом. Проступило изображение. В дыму и брызгах рушились в озеро обломки Ящера.
Экран работал без звука, да и картинка была теперь маленькая. Все казалось нестрашным. Но я-то знал, что там творится на самом деле...
Неожиданно экран погас. А зеленый глазок на панели разгорелся ярче, стал просто ослепительным.
Шкатулка начала гудеть и мелко задрожала. Все сильнее. Мы смотрели на нее с испугом: а если рванет, как Ящер?
— Бросаем! — крикнул Юлька.
Мы вскочили и ногами спихнули шкатулку с пригорка. Юлька прыгнул в яму и дернул меня за собой.
В тот же миг ударил негромкий упругий взрыв...
Когда мы выбрались из ямы, внизу, между щупалец каменного спрута, колыхалось темное облако. У моих ног валялся медный узорчатый уголок.
— Вот и все, — устало сказал Юлька. — Теперь на этом острове управятся без нас...
Мы стали думать, что делать.
Если бы с нами была Птица, мы помчались бы в Синюю долину, чтобы ребята поскорее узнали про гибель Ящера. А потом — домой! Но как быть сейчас?
— Надо идти в город, — сказал Юлька.
Он это правильно решил. Мы были победителями, и теперь нам в городе ничто не грозило. Пускай только попробуют не отправить нас домой! Мы поднимем всех мальчишек столицы, и Тахомир Тихо заплатит за все! Впрочем, он и так заплатит...
Башни города смутно маячили у очень далекого горизонта, за сизыми гребешками леса. Уже вечерело, мы были голодные, измотанные, но Юлька сказал:
— Идем?
И я сказал:
— Идем.
Но сначала мы подвинули на место скульптуру. Теперь мальчишки не казались так похожими на нас. Если и было сходство, то несильное и, наверно, случайное.
Потом я постарался отыскать кинжал и ключ. Мне повезло. Кинжал торчал в расщелине камня. Он был целый, только закоптился. Ключ валялся на краю каменной площадки. Ему тоже ничего не сделалось, только шнурок наполовину сгорел.
Я сунул кинжал за пояс, а ключ положил в карман.
