Письмо с газетными буквами
1
Когда они были на краю площадки, Митя оглянулся.
-- А в общем-то, может быть, и правда: не совсем он подонок. Не то, что его старший братец.
-- Но Кеша любит его и такого,-- заметила Жаннет.
И тогда Митя спросил прямо:
-- Жанка, а что все-таки с твоим братом, со Стасиком? Он где?
И она ответила сразу, но без всяких интонаций:
-- Никто не знает. Он был среди тех, кого бросили штурмовать Грозный. И его потом не нашли ни среди живых, ни среди мертвых...
-- Может... в плену? -- потерянно сказал Митя.
-- Мама тоже так думает, хотя уже сколько лет прошло.
-- Некоторые возвращаются до сих пор... Недавно в «Новостях» показывали...
-- Мама так же говорит. Она три раза ездила туда, искала... Она сейчас только с виду такая боевая, энергичная. А когда приглядишься, у нее волосы наполовину седые...
-- Жанка, ты прости... за этот вопрос.
-- А что? Вопрос как вопрос... Только ответить нечего.-- Она огрела футляром с диктофоном репейники и встряхнулась: -- А кассету все-таки жалко.
-- Ты что? Хотела все же сделать репортаж?
-- Я не про то, что на ней. Жалко даже пустую. Двадцать два рубля...
-- Ладно, расходы пополам,-- неловко улыбнулся Митя.
-- Ладно,-- улыбнулась и она.-- Мить, а ты что-нибудь скажешь князю Даниилу?
-- Да пошел он... Не знаю... Может, когда-нибудь потом, один на один.
-- Ты сейчас куда? Домой?
-- Нет, сперва к Ельке. Наверно, он уже пришел из школы. Я должен оторвать ему руки-ноги, уши и голову...
Жаннет на шаг обогнала Митю, сумрачно заглянула ему в лицо:
-- Митька, неужели ты такой?
-- Какой?
-- Неужели ты стал бы сводить с ним счеты? Он же меньше нас вон насколько...
-- Ну и что! Если меньше, значит можно быть таким трепачом? «Приду, приду!» Я для него эти журналы полдня из дальних углов выволакивал, а его нет да нет... Я терпеть не могу, когда человек обещает и не приходит. Я конечно, неврастеник, поэтому мне всегда кажется: значит, что-то случилось...
-- Ф-фу...-- на ходу выдохнула Жаннет.
-- Что «ф-фу»?
-- А я-то думала... Я боялась, ты будешь считать его предателем. И... мстить
-- За что?!
-- Ну... за то, что разболтал про ртутную бомбу. Будто вы вместе готовили этот план... Галина же говорила... Мить, на него, наверно, так нажали в школе, что он просто не выдержал... Они... может, пригрозили, что отберут его у мамы Тани и вернут в интернат. Он этого пуще всего боится, он мне как-то признался...
-- Господи! И ты поверила этой дуре?
-- К... какой?
-- Галине!
-- А... чего?.. Она же так подробно...
-- Может, он и сболтнул где-то в школе про мой «Телефон в буераках», я ему как-то пересказывал сюжет. А кто-то подцепил, переделал по-своему, вот и докатилось до завучей... Но чтобы Елька наговорил на меня... Жанка! Да если бы я и правда звонил про бомбу и если бы он про это знал, он умер бы, но не сказал ни словечка! Хоть под пыткой!
-- Ты уверен? -- слабым голосом спросила Жаннет.
Митя пожал плечами. Она не понимала. Нет, она просто мало знала Ельку, хотя и познакомилась с ним в тот же день, что Митя. Ей до сих пор неведомо было, как он спасал Домового, как прощался с жизнью в больнице, как молился за Андрейку... По правде говоря, она даже не знала полностью, что для него страна Нукаригва. Думала -- так, фантазия...
Но этого Митя не сказал. Только буркнул:
-- Я уверен... Хотя вообще-то он болтун. Я целый вечер сидел как на иголках...
-- А почему сам-то не сходил к нему?
-- Почему, почему... Потому что я суеверный, вот... Лечиться мне надо, наверно... Казалось, что если приду -- узнаю, что какая-то беда там. Ну, будто подтолкну несчастье. А вот если он сам прискачет -- тогда все в порядке... Я ему снимок египетских пирамид нашел, он хочет их приклеить в Дикой пустыне. Помнишь, там такая проплешина среди кактусов? Ну, вот... Он говорит, что под самой главной пирамидой есть еще подземелье, а в нем золотой шар. А в шаре спрятаны все разгадки Вселенной. То ли они от атлантов, то ли от инопланетян, то ли прямо от Бога. Ничего себе проблемы у него, да? А ты говоришь -- меньше нас!
-- Мить...
-- Что? -- и сразу страх. Будто игла от затылка до пяток.
-- Мить, я не хотела тебя расстраивать раньше времени...
-- Жанка! Что с ним?!
-- Его увезли в больницу... Я сегодня забегала к нему около часа дня, у нас пустой урок был, я хотела забрать экспонометр, который забыла там на той неделе...
-- Ну?!
-- Пришла, а у них заперто. А соседка, та, у которой он стремянку брал, говорит: «Елика увезли на неотложке, Татьяна с ним уехала». Я говорю: «Что с ним?» А она: «Я не успела узнать, машина приехала, я вижу -- Татьяна несет его на руках. И укатили...»
«Господи, неужели опять это? Значит, он по правде поменялся судьбою с Андрейкой?.. А может, не надо было клеить Нукаригву? Вдруг она тянет его в себя?..»
-- В какую больницу-то увезли?
-- Ну, откуда же я знаю? Да успокойся ты...
-- Почему ты сразу не сказала!
-- А зачем? -- ответила она холодновато.-- Чтобы одна проблема на другую? Чтобы ты там, на педсовете, думал не про себя, а про Ельку? Я тебя немножко знаю, ты там извелся бы раньше срока... А сейчас пойдем и все выясним...
2
Они не пошли, а побежали. По крайней мере, Митя. Помчался! Жаннет догнала его не сразу.
-- Да подожди же ты!.. Ну, Мить. Ну, все равно же ты ему сейчас ничем не поможешь...
Поможешь или нет, а знать-то надо! Нет страшнее пытки, чем неизвестность!.. Бомба, педсовет, лицей, рыжий Кеша, кассета -- всё будто скаталось в один маленький шарик и улетело за пределы сознания.
...Вот Елькин дом, лестница с запахом жереного лука, дверь -- заново покрашенная, с коричневыми разводами под дерево. Звонка у Ельки и мамы Тани нет. Кулаком -- трах, трах!
Тихо. Тихо... И ясно -- никого там, в дощатой квартирке с облезлыми стульями и вязаными половиками, нет. Лишь на стене, раскинув свои пространства в неэвклидовой геометрии, живет своей неразгаданной жизнью страна Нукаригва...
Митя сел на верхнюю ступень. Жаннет -- рядом.
-- Митя, давай пойдем ко мне. Или к тебе. Будем звонить по всем больничным справочным, узнаем в конце концов, где он...
Но заставить себя уйти не было сил. Опять новый страх: уйдешь -- и подкрадется новая беда.
-- Жаннет, тетя Таня придет, наверно, раньше, чем мы дозвонимся. Не положат же ее там вместе с Елькой... Ты иди, если тебе надо, а я посижу.
-- Горюшко ты бестолковое,-- вздохнула она в точности, как мама Таня.
И стали сидеть рядом и молчать.
Снизу пришел серый кот Емеля, Елькин одногодок. Потерся усатой мордой о Митину штанину. Митя взял его на колени.
«Что, лохматый, некому теперь таскать тебя на плечах?»
Емеля притих.
И так шло и шло время. Потом заскрипели ступени и стала подниматься мама Таня.
Емеля кубарем слетел с колен вскочившего Мити.
-- Тетя Таня, что с ним?!
-- Да что-что...-- в голосе ее катались привычные слезинки.-- Сидит теперь с гипсом и радуется: можно две недели в школу не ходить. Сколько говорила: лезешь под потолок, дак ставь все как надо. А он табуретку поставил на самый краешек стола, ну и вот... Сидит на полу, слезы ручьем: «Нога, нога...» Это еще вечером. Ну, я, дура старая, сперва подумала, что просто ушиб, припарки сделала, думаю: к утру пройдет. А утром гляжу -- опухоль от пятки до колена...
-- Сломал? -- ахнула Жаннет
-- Господь уберег, только трещина... Да сразу-то не узнаешь! Вызвала неотложку, поехали в травмопункт. Вот морока-то! Очередь там. А потом послали на рентген. А на рентгене говорят: пленки нет, езжайте, покупайте сами. Я его оставила там, а сама давай мотаться по магазинам, еле нашла. И последние деньги -- на нее, на пленку эту... Снимок сделали, и опять к врачу. Он говорит: перелома нет, а гипс все равно надо... Ну, обмотали, облепили ногу, а обратно-то как? Они не везут, нету у них для этого машин. Оставила его опять, а сама сюда. Ладно, если Рая дома, займу у нее денег на такси...
Боже, какое лето сияет за лестничным окном! Какая рядом распрекрасная, разноцветная, как клумба, замечательная Жаннет! Какая добрая мама Таня у этого обормота Ельки!
-- Тетя Таня, зачем такси! Давайте вашу телегу! Мы его доставим домой, как наследного принца в карете!
3
Когда выкатили тележку из сарая, Жаннет глянула на часики.
-- Вот еще накладочка! Мне через десять минут надо быть в редакции «Школьной двери». Я обещала им сделать снимок двух гитаристов-шестиклассников из клуба «Солнечные струны». Говорят, виртуозы... Меня убьют... Ну ладно, поехали.
Митя сказал искренне, потому что хотел, чтобы всем было хорошо:
-- Да иди, снимай виртуозов! Зачем усложнять жизнь? Что я, один не доставлю этого акробата?
-- Наверно, тяжело все-таки...
-- Да в нем тяжести в три раза меньше, чем в мешке с картошкой!.. А хочешь, я сперва тебя докачу до редакции?
-- Представляю это зрелище! Нет уж, спасибо, береги силы.
...Потом катил Митя Ельку по Красногорской улице, по Заводскому бульвару, по Пушкинской, вдоль Центрального рынка. То по тротуарам, то по обочинам -- там, где мало было машин. И солнечные пятна плясали на пыльном асфальте, и щекотал губы пух летучих семян, и дурачились в подорожниках воробьи.
И Елька дурачился. От души.
Он опять был в своем «морском» наряде -- полинялом, но все еще ярком. Свежий гипс на ноге сиял, как сахар. Через ящик на телеге была перекинута доска, и Елька восседал на ней, задрав загипсованную ногу на фанерный край. Время от времени он возглашал:
-- Господа пациенты! Ловите моменты! Пользуйтесь услугами травмопункта на улице Красногорской! Круглосуточное и почти бесплатное обслуживание!
-- Елька, замолчи, дубина!
-- Ага!.. Не верьте, что там кошмары! Лучшие врачи и санитары! Лучшие бинты и вата, если принесете их с собой!.. Покупайте в магазине «Квант» лучшую пленку для рентгена. Тем, кто купит много -- скидка и подмога! Но для этого сперва поломайте себе ноги!..
Встречный народ веселился. А Мите хотелось провалиться.
-- Елька! Брошу, честное слово! Вместе с телегой!
-- Больше не буду...-- И примолк.
Ну да, примолк. А почему у встречных прохожих все то же изумление и смех? Митя оглянулся.
Этот олух стоял на руках! Да, опирался ладонями о край ящика и о доску, а ногами писал в небе коричнево-белые кренделя. Рубашонка съехала на грудь, и поверх синей майки Митя заметил почтовый конверт -- он косо торчал за резинкой пояса.
Митя сделал зверское лицо. Елька перевернулся в воздухе и ловко уселся на доске. Гипс -- опять на краю коробки.
-- Сейчас врежу тебе от всего сердца...
-- Я же инвалид!
-- А я же не по ноге, а ниже!
-- Всё! Я пе-ре-вос-пи-тался.
-- Что за конверт у тебя на пузе?
-- Письмо... Я вчера из ящика достал и теперь везде с собой ношу... Я хотел тебе показать, только не тут, а дома...
«Смотри-ка, до чего быстро сработала почта!»
-- Ну-ка, дай...
-- Сейчас... Думаешь, почему я веселюсь? Что в школу ходить не надо? Нет! Мить, я из-за письма. На...
Все было как надо, и все же сидела в Мите виноватость. С этим чувством он и достал из конверта мятый бланк телеграммы. На обороте были печатные слова. Одни -- вырезанные из газеты целиком, другие -- собранные из букв. Приклеенные желтым клеем. Так, что сразу ясно: письмо это человек спешно мастерил на какой-то сельской почте.
Спасибо тебе братишка
Может когда нибудь увидимся
Митя сложил бланк, затолкал в конверт. Покачал письмо на ладони. Адрес был написан корявыми печатными буквами. На месте обратного адреса -- пусто. А на марке -- штемпель почтового отделения «Остаткино».
Позавчера, по дороге в Мокрушино, когда проезжали через Остаткино, не так-то легко было уговорить дядю Сашу, отца и маму завернуть на площадь, к почте, чтобы Митя мог бросить приготовленное заранее письмо в ящик.
«Что за фантазии? Почему нельзя было отправить письмо в городе?»
«Папа, нельзя! Надо отсюда!»
«А что это за письмо?»
«Это секрет! У нас игра такая! Могут у меня быть свои секреты? Да не бойся, мама, тут ничего плохого!»
«Поехали, здесь всего-то пять минут»,-- решил дядя Саша, у которого был «такой же фантазер-придумщик».
Письмо ушло в ящик с коротким шелестом -- будто со вздохом. И в этот же миг Митю ознобом тряхнула мысль:
«А может быть, это не я, а он отправляет письмо?»
«Как же так?»
«Или... он и я -- это одно и то же... Он-- это я через несколько лет!»
«Нет... Нет! Лучше уж... лучше уж как Жанкин брат Стасик!» -- Это Митя крикнул себе с тем же, наверно, ужасом, что Елька свое: «Пусть живет Андрейка!»
«А ты уверен, что это лучше?»
«Я... не знаю... А может, и он, и Стасик, и я -- всё одно?»
«Но почему?»
А почему на свете вообще есть такое?
Он передохнул, прислонился лбом к теплому железу ящика.
«Нет! Я Митя Зайцев. Я буду жить и писать сказки!»
«Да? -- словно услышал он со стороны.-- Ну... живи».-- И пришло непрочное облегчение.
...Конечно, лучше было бы отправить письмо из какого-нибудь приморского города, но Остаткино годилось тоже. Ведь Елька слышал про эту станцию от Домового...
...Неизвестно, сколько продлится Митина и Елькина дружба. Может быть, всю жизнь. А может быть, разведет их судьба (не хотелось бы, конечно!). Но никогда, ни при каком случае, Митя не признается Ельке, к а к появилось это письмо. Тем более, что в письме -- все равно правда!
Если Домовой жив -- он обязательно думает так, как написано. А если... если нет его, то все равно они с Елькой когда-нибудь встретятся. На дорогах страны с придуманным названием Нукаригва.
