Мальчик среди звезд
Да, беседуя теперь с шарами, он продолжал ощущать себя мальчишкой. Обычным пацаном из Турени — с облезлыми от загара плечами, с кожурой от семечек подсолнуха в карманах. И в ответ на упреки научился говорить насупленно и с дурашливой ноткой: “Ну, а чё я такого сделал-то?” Так он чувствовал себя удобнее, привычнее. Защищеннее.
Вот и сейчас он видел себя в старой гостиной, где часы с кукушкой, люстра с подвесками и зеленая плюшевая мебель. Он сидел на диване, поджав ноги и привалившись к пухлому валику. Вот-вот ему скажут, чтобы не пачкал босыми ступнями диванную обивку и вообще сел как полагается. Но пока не сказано, Яшка не шевелился. Валик уютно вдавливался под локтем, шелковистый плюш приятно щекотал ноги. Яшка украдкой зевал.
Все было как всегда. Темно-красный шарик устроился с трубкой в качалке в дальнем углу. Красный шар — в обычном кресле. Большой Белый шар встал у окна. Тетушки-близнецы прямо и строго уселись рядышком на стульях. Сейчас начнется...
Но никто на этот раз не сказал “сядь как следует”, и “заправь рубашку”, и “опять у тебя колени как у негра и репьи в волосах”. Большой Белый шар снял очки, потер ладонью глаза.
— Давайте, господа, говорить сегодня прямо и только по делу. Не надо воспитательных уловок и нотаций, все слишком серьезно... Белый шарик...
Яшка спустил ноги с дивана и сел прямее. Странно, так с ним еще не разговаривали...
— Белый шарик... Ты славный мальчик, храбрый мальчик. Но нельзя оставаться мальчиком дольше положенного срока. У людей это, может быть, и допустимо (хотя я сомневаюсь), а у шаров нельзя никак. Момент Возрастания откладывать очень опасно.
— Ну... а я чего? Я и не хочу откладывать...
— Не хочешь, голубчик, а делаешь все, чтобы Возрастание сорвалось, — кашляя, сказал в своем углу Темно-красный шарик. — Не ведаешь, что творишь...
— А чего я...
— Да подожди ты “чевокать”, — без обычной усмешки перебил Красный шар. — Слушай. Есть же законы Кристалла, их не переплюнешь. Для Возрастания необходим минимальный энергетический потенциал. Понимаешь, о чем я говорю?
Яшка неловко кивнул. Он ощутил непривычную виноватость.
— Ну вот. Значит, запас энергии. А он у тебя на критическом пределе. И нарастания нет, есть расход. Ты не накапливаешь, а только тратишь, тратишь...
— И главное, тратишь на глупые игрушки! — воскликнула одна из тетушек. На нее посмотрели. Даже сестрица толкнула ее локтем.
— Не важно на что, — вступил опять в разговор Большой Белый шар. — В любом случае это смерти подобно. Поверь, Белый шарик, мы не шутим. Это горькая правда.
— Почему? — подавленно спросил Яшка.
— До чего же ты непонятливый! — не сдержался Большой Белый шар. — Извини... Но мы же тебе столько раз объясняли! В момент Возрастания ты должен сделать усилие. Чтобы перестроить себя, обрести новые качества. Для этого необходима очень упругая настройка энергетических полей... А ты расходуешь силы на своего Стасика. Вернее, на дорогу к нему, на пробивание пространства. Милый мой, это же кончится настоящей бедой!
— Какой? — буркнул Яшка.
— Трудно сказать. Если не хватит сил на Возрастание, ты можешь превратиться в белого карлика, в звезду-лилипута, которая не в состоянии ни излучать, ни воспринимать импульсы. Ты будешь лишен не только радости Резонанса...
— И в итоге, — сказал из-за облака трубочного дыма Темно-красный шарик, — раньше срока ссохнешься и превратишься в неживой шар, в мертвеца, окутанного черным покрывалом...
Все смущенно примолкли, словно Темно-красный шарик сказал что-то недозволенное. Нарушил приличие. Красный шар шумно возился в кресле. Белый протирал очки. Одна из Желтых тетушек вдруг всхлипнула:
— Конечно... мы тебе не родные, ты вправе нас не слушать. Но... у нас не было своих детей, и мы так привязались к тебе. Ты попал к нам совсем малышом.
Никогда Белый шарик не ощущал привязанности к занудливым тетушкам. Но сейчас что-то зацарапалось у него в душе, жалостливое такое... Ну, ладно! А что, к Стасику у него нет привязанности, что ли? Бросить Вильсона, да?
Большой Белый шар словно услыхал эту мысль.
— Разумеется, — сказал он тихо, — мы понимаем, что какая-то сила тянет тебя туда... в этот странный микромир. Но ведь это может кончиться таким несчастьем, что страшно подумать...
— Уже всего наговорили, — хмыкнул Яшка, хотя ощутил неприятный холодок. — И что карликом буду, и мертвым шаром. Куда еще страшнее-то?
— А вот куда... Однажды ты не рассчитаешь, и энергетический потенциал иссякнет. Импульсный канал, который соединяет твою массу здесь с твоим сознанием там, у этого... Стасика... он прервется, этот канал. И звездное тело твое, лишенное души, вспыхнет, взорвется, рассеется в пространстве. А сознание... а сам ты останешься там, на Земле, навсегда... Хочешь ты этого?
Не холодок, а целая волна зябкого испуга заставила съежиться Яшку. Как бы ни рвался он душой к Вильсону, как бы ни стремился быть мальчишкой, а все равно он звезда. Покинуть звездный мир на веки вечные, лишиться звездной силы? А без этой силы он и Стасику-то, наверно, не очень нужен... Ведь именно благодаря Вильсону Белый шарик ощутил, какая это радость — быть звездой!
Однако и человеческие черты окрепли в нем благодаря Стасику. Самолюбие, например. И Яшка сказал хмуро и независимо:
— Ну и останусь там, если надо. Навсегда так навсегда.
Желтые тетушки всплеснули руками. А Большой Белый шар объяснил печально и веско:
— Глупенький. То, земное, “навсегда” — это краткий миг по сравнению с жизнью звезд. Мы существуем миллиарды земных лет, это почти вечность. А люди, а Стасик твой?.. И сам ты, если там останешься... Ты променяешь вечность на мгновение. Ну, допустим, хорошее, приятное мгновение. Однако стоит ли...
Но тут Яшка не испугался. Не так уж он прост, хотя и мальчишка.
— Это по-вашему — мгновение. А для человека его жизнь — это знаете сколько! И вообще... Время не сравнивают. Смешно даже...
— Смешно другое, — вмешался Красный шар. — Впрочем, это грустный смех... Смешно и печально, что ты не понимаешь разницы между собой и микробом, пылинкой.
Яшка сдержался, не нагрубил в ответ. Он нашел слова спокойные, взрослые, мудрые даже:
— Перед Бесконечностью, перед Великим Кристаллом все мы одинаковые пылинки...
Тетушки опять возмущенно и дружно взметнули руки. Но опустили их вразнобой, растерянно.
— Гм... — сказал в своей качалке Темно-красный шарик. — В рассуждениях мальчика есть какой-то философский стержень...
— Только на первый взгляд, — сдержанно отозвался Большой Белый шар. — А на самом деле... Какой же смысл сравнивать с шарами существа микромира? Ведь именно шарам предназначено осуществить идею Всеобщей Гармонии Великого Кристалла.
Яшка подался вперед, сжал пальцами коленки:
— Но если... Всеобщая Гармония — это ведь когда всему Кристаллу хорошо, да? Но тогда ведь и каждому в нем должно быть хорошо! И большому, и самому крошечному! Чтобы каждый... Ну, чтобы у любого, кто живет, было как бы свое окошко, когда оно в домике светится. У всех-всех... А иначе зачем она, эта Всеобщая Гармония?
— Не-ет, малыш, тут ты загнул, — как-то излишне весело сказал Красный шар. — Такого не достичь никогда.
— А если не достичь, тогда зачем всё на свете? И Кристалл, и все мы?
Темно-красный шарик закашлялся опять. Желтые тетушки посмотрели друг на друга и приготовились закудахтать.
— Видишь ли... — медленно начал Большой Белый шар. Но Красный перебил:
— Не вертитесь поперек оси, шары. Мальчик спрашивает в упор, надо отвечать честно: никто не знает, зачем на свете всё.
— А я знаю! — звонко сказал Яшка. — Чтобы каждому было хорошо!
Большие шары не засмеялись, только Красный слегка улыбнулся. Когда все повздыхали, он снисходительно сказал:
— Так никогда не бывает, милый Белый шарик. Спроси хоть кого... Хоть своего Вильсона...
Большой Белый шар тоже заговорил — с некоторым смущением:
— Ты уж извини, дружок, но мы немножко... так сказать, покопались в твоих мыслях, когда ты спал. Не обижайся, это в твоих же интересах. Нам важно было знать, какими понятиями ты живешь, когда уходишь туда.
— Ну и пожалуйста! Я ничего и не скрываю!
— Тем лучше... И вот посуди: может ли быть хорошо всем даже там, у Стасика? Если его ловит Чича, хорошо Чиче, а Стасику наоборот. А если...
— Подумаешь! Мы этому Чиче недавно так навтыкали, что...
— Ясно, ясно... Вот я и говорю: всем ли было тогда приятно?.. Или другой пример. Вы там со Стасиком очень любите пельмени. А хорошо ли теленку, которого пустили на фарш?
— Но ведь... — начал Яшка.
— Что? — спросил Красный шар с грустной подковыркой.
— А то! Нигде ведь еще Всеобщей Гармонии нет! И Вильсон не виноват, что так получается на свете! А когда он вырастет, он будет стараться, чтобы никто никого не убивал и не обижал!
— И у него ничего не получится, — сказал Большой Белый шар. — Да... Конечно, он не виноват, что так все устроено. И когда он вырастет, он поймет, что каждый должен заниматься своими делами: он — человеческими, а звезды — звездными... Возьмем один пример. Я знаю: в микромире, где обитает Стасик, есть свой микромир, еще более крошечный. Невидимые даже глазу Стасика живые существа. Бактерии и так далее. И вдруг среди них обнаружились бы мыслящие, развитые... Или еще мельче! Нашлись бы разумные жители на частицах атомов, летающих вокруг ядра! Стал бы твой Стасик с ними вступать в контакт? С такой... извини уж, неизмеримой мелочью...
— Конечно стал бы, — убежденно сказал Яшка. — Если бы это... существо... если бы ему было плохо и оно бы позвало на помощь.
— Но это бессмысленно! — воскликнул Красный шар.
А Темно-красный шарик неожиданно проговорил:
— Однако почему же? Возможно, в этом есть своя логика.
— Но это не логика звездных шаров! — раздраженно отозвался Большой Белый шар. — Согласитесь, что с такой логикой мы придем... сам черт не знает куда! Надо помнить, в конце концов, что у нас есть своя, звездная цель!.. Белый шарик, мальчик мой! Ведь ты родился звездой! Нельзя изменять предначертанию судьбы, это большой грех...
Яшка тихо, почти со слезами сказал:
— А если я брошу Стасика, значит, я ему изменю... Я и так уже изменил одному...
Большой Белый шар сочувственно кивнул:
— Я знаю, ты имеешь в виду мальчика Ежики... Но ему сейчас хорошо, и он с благодарностью вспоминает о тебе.
— Мне-то от этого не легче...
— Но пока вообще ничего не было! — хохотнул Красный шар. — Вся эта история еще далеко впереди по вектору Времени!
— “Было — не было...” — по-взрослому вздохнул Яшка. — Все равно это неизбежно, раз я здесь... Раз я — шарик. Ведь я стал звездой, потому что бросил Ежики...
— Но ты же стал звездой! — наперебой заговорили Желтые тетушки (оставаясь, впрочем, прямыми и строгими). — Значит, никакой измены не было! Пора бы знать, что звезды не зажигаются с помощью нечестных поступков. Это общий закон Великого Кристалла! Ты просто выполнял свое предназначение!
— А что, разве обязательно кого-то бросать, чтобы выполнить... это... предназначение? Тогда Ежики, сейчас Вильсона...
Большой Белый шар сунул очки в жилетный карман. Подошел, сел рядом на диван, не боясь, что Яшка испачкает пятками его светлые брюки. Взял Белого шарика за плечи.
— Послушай, малыш... Что поделаешь, раз так устроен мир. Приходится и расставаться иногда... с кем-нибудь или с чем-нибудь... ради главной цели. У тебя звездная судьба, а у Стасика своя — маленькая, земная... Ну, нет, нет, не маленькая, не обижайся. Но... другая...
У Яшки защекотало в горле. Потому что он уже понимал: Большой Белый шар прав. И все же Яшка возразил:
— Я ведь тоже родился на Земле.
— На Земле родился кристаллик. А ты, Белый шарик, вспыхнул в пространстве. Вспыхнул не только кристаллик, но и тот кусочек материи, с которым он столкнулся. Может быть, у того кусочка тоже были свои планы, цели, память...
— Это была просто песчинка. Неживая. Иначе бы я помнил...
— Может быть, еще вспомнишь. А кроме того, и кристаллик... он вырос хотя и на Земле, но из крошечного звездного зернышка. Мадам Валентина фан Зеехафен вырастила тебя... его то есть... из так называемой звездной жемчужины — такие прилетают иногда на Землю, как мельчайшие метеориты...
— Откуда вы знаете?
— Пришлось узнать. Ради тебя... И еще ради тебя я хочу сделать одну вещь. Показать тебе окно в будущее. По правде говоря, это нарушение правил, но приходится, ты ведь не обычный шарик... Чтобы спасти тебя, я покажу, от какой жизни ты хочешь отказаться. Ты думаешь, манипуляции с индексами и минутные радости Резонанса — это все в звездной жизни? А радость познания! А великое счастье строительства новых структур! А музыка пространств, которую слышат большие звездные шары! А тайны межпространственного вакуума, где, возможно, рождается новый, неведомый нам мир!.. Все это шарики узнают после Возрастания. Но пока — хотя бы взгляни! — Большой Белый шар шагнул к окну и толчком распахнул створки.
Летний день за окнами исчез. Раскинулось темно-синее пространство, и в нем загорелись вдруг сотни многоцветных радуг, переплелись, отразились в гранях невидимых черных зеркал. И все эти радуги зазвучали — словно вздохнула и отозвалась мелодией Вселенная.
Это была мелодия, похожая на ту, что пришла к Яшке в комнате Полины Платоновны. Только бесконечно более глубокая, полностью берущая в плен. И в душе от нее — небывалая радость и обмирание...
— Это Всеобщая Гармония? — прошептал Яшка.
— Нет, что ты...
Да, не было полной гармонии, не было радости Всеобщего Резонанса. Потому что среди черных зеркал открылись щели, из них дохнуло страхом неведомого, это же неведомое зазвучало в музыке. Но страх не унижал, не заставлял спрятаться, а звал в свою глубину: в провалах межпространственного вакуума была жуткая, но притягательная тайна. Из этих провалов метнулись, выросли веерные лучи, превратились в ломкое переплетение разноцветных бесконечных плоскостей, зазвенели неслышно и оглушительно, и в звоне их отозвалась вся неохватность многомерных пространств. В этом переплетении, в этой звонкой мелодии был какой-то скрытый смысл. Еще чуть-чуть, и Яшка уловил бы его. И одним движением пальца, одним импульсом перестроил бы звучащий, тревожный и зовущий к себе мир. Сделал бы его еще лучше! Он чувствовал в себе такую силу!..
— Хватит! — громко сказал за спиной Красный шар. И в окне опять возник обычный день с пыльным солнцем и воробьями в тополиных ветках.
Яшка обернулся — оскорбленно, яростно! Почему у него отняли такое!
— Больше пока нельзя, — объяснил Большой Белый шар. — Я и так переборщил. Ты уже начал проникать. А это запрещено до Возрастания. Потерпи...
Яшка опять сел на диван. И молчал. Оглушенный, тоскующий по только что открывшейся Вселенной.
Большой Белый шар снова присел рядом:
— Ты видел, сколько радостей и загадок тебя ждет. Разве можно от этого отказаться?
Нет, не в силах был Белый шарик отказаться от этого... А от Вильсона?
Большой Белый шар заговорил опять:
— Сколько всего у тебя впереди. А Стасик... Ты станешь большой звездой и просто забудешь про него.
— Нет... — Яшка мотнул кудлатой головой. — Не хочу.
— Ну, не хочешь — не забывай, твое дело. — Большой Белый шар понимал, что одержал победу в главном.
Одна из Желтых тетушек ласково предложила:
— Когда ты станешь большим, сможешь завести детей, шарики-планеты. И если захочешь, разведешь на них сколько угодно мальчиков. И дружи с ними сколько вздумается, энергии почти не понадобится, потому что они будут под боком.
Яшка посмотрел на нее мокрыми злыми глазами:
— Скажете тоже... Все равно ни один из них не будет Вильсон...
— В конце концов это невыносимо! Дался он тебе... — не выдержала другая тетушка.
— Не надо, — строго сказал Большой Белый шар. — Мы и так обо всем договорились. Не правда ли, малыш?
— Да... — прошептал Яшка. Он понимал мысли Большого Белого шара: тот знал, что Белый шарик после Возрастания неизбежно забудет своего друга Вильсона. И сам Яшка это знал.
Пряча последнюю надежду, он попросил нерешительно, негромко, не похоже на прежнего ершистого Яшку:
— А можно мне туда еще один раз? Последний...
— Ни в коем случае! — вскинулись Желтые тетушки.
Но Большой Белый шар отозвался добродушно и понимающе:
— Последний раз можно. Попрощаться... Только дай слово, что ненадолго.
