Январь 2002. "Звездная дорога". Журнал современной фантастики.

Представляем Вашему вниманию январский номер:

ПОВЕСТИ:
М. Симонова. Пять пачек сигарет.
И. Гетманский. Не смей обижать слабых!

РАССКАЗЫ:
А. Сашнева. Моа.
А. Олейников. Слово для дракона.
В. Аренев. Восстать,или смириться,или ...
Е. Соловейко. Дьяволиссимо.
Б. Долинго. Прерванный полет.
И. Крупеникова. База данных.

ПОВЕСТЬ:

Мария Симонова
"Пять пачек сигарет"

…Процедура вступила в свои права: варенье действительно засекли, вынули и засунули в какой-то цилиндрический агрегат. Все это мало волновало Виктора.

Однако его заторможенность как ветром сдуло, когда таможенник взял предмет, лежавший с другого края сумки: аккуратно обрезанный до половины блок сигарет «Диамонд». Ничего подобного Виктор с собой не брал и взять не мог, поскольку был человеком некурящим.

«Это не мое!» — хотел первым делом воскликнуть он, но прикусил язык.

Ясный перец — ему подкинули эту пачку, чтобы он пронес ее через таможню! И главное — он знал, кто это сделал и даже знал когда! Там, за столом, пока отвлекал его разговором, хлыщ вполне мог незаметно сунуть что-то в его сумку! Не стоило быть юристом, чтобы понимать, что заявить сейчас «это не мое» значило не только проститься с рейсом на Нимфею, но и с первым за три года отпуском, а может и вообще со свободой, причем на долгий, очень долгий срок. А так...

Вмонтированные в стол два спаренных детектора — наркотиков и взрывчатых веществ, работающие почище дюжины овчарок, до сих пор помалкивали, да и дежурный не проявил к сигаретам особого интереса:

— Пять, все правильно, — буркнул он, повертев блок над детекторами и забросил его обратно в сумку. Перед мысленным взором Виктора всплыла таможенная декларация: «Сигареты — не более пяти пачек...» Но ведь у него там не были отмечены сигареты!

— Проходите...

Виктор принял документы, подхватил сумку...

— Постойте!

Он замер, покрывшись липким потом вкупе с мурашками…

наверх

карта

ПОВЕСТЬ:

Игорь Гетманский
"Не смей обижать слабых!"

…Он быстро перевел взбешенный взгляд на Эдика тот оцепенело стоял, прижавшись к стене, в проеме между металлическими шкафами. «За это я убью тебя, уже спокойнее подумал Штеф, убью голыми руками, не тратя времени на пистолет...»

Ему надо было поторапливаться. Занятый дурацкой возней с летучим вампиром, он совсем не заметил, что лаборатория ожила. Он настороженно ощупал взглядом помещение.

В темных глубоких проемах стеллажей, в черноте распахнутых подсобок, сверху, сбоку, за спиной отовсюду! зажигались нечеловеческие живые глаза. Перестуки, всхлипы, стоны, бормотание, агрессивные выкрики заполнили комнату. Где-то взрыкнул мощный мотор. Черный паук на столе ярко засветил экран на брюхе и зашевелил лапами. Его рубиновые сегментированные глаза внимательно уставились на Штефа.

Штефа передернуло. Заканчивай это дело, не медли! Он сделал два быстрых шага к Драгинскому и обрушил на его голову страшный удар кулаком. Эдик рухнул как подкошенный.

«Самый быстрый способ, ухмыляясь, подумал Штеф. Самый быстрый и безотказный. И, кстати, российский. Он поддел ногой бесчувственное тело. Слышишь, Драгинский? Ваш способ, отечественный... Но это так, для начала...»

наверх карта

Рассказы:

Алексей Олейников
"Слово для дракона ".

…А ты не людоед, — продолжая улыбаться, пояснил Георгий. — Грабить грабил, убивал, было дело. Но чтоб есть кого-нибудь? Не было такого.

— Хитрый? — с непонятным выражением протянул Белый Яр. — Умный? Думаешь, все разузнал про меня? А я тебя, святой отец, не буду есть. Противно мне жрать раба Божьего. Я тебя щас просто прибью да туточки под дубом закопаю. Могу и крест на могилку поставить, ежели желаешь.

— Я ел твою пищу, был под твоим кровом. Я — гость, Змей.

— Гость? — хмыкнул Белояр. — Мы, твари бесовские, законов не блюдем и гостей не уважаем. Все, хватит языком пол мести, молись.

— Ах так! — неожиданно взъярился монах. — Вот, значит, ты как, гад летучий?!

И он рванул ворот рубахи, обнажив худую жилистую шею.

— Бей, кровопийца!

Гибкий хвост стальной плетью вспорол застонавший воздух и, ударив по дубовой скамье, разнес ее в щепки. Змей с ревом взметнулся вверх, пробил головой потолок, тут же расползшийся клочьями болотного тумана, и, распахнув крылья, прошипел:

— Да я тебя сейчас в клочья, отродье христианское!

Георгий на мгновение заглянул в нависшие над ним щели зрачков, узкие, словно лезвия стилетов, вокруг которых бушевало неистовое синее пламя, и устало прикрыл глаза…

наверх карта

Рассказы:

Владимир Аренев
" Восстать, или смириться, или ...".

Гиир улыбнулась и рукой потянулась к левой половине кровати, туда, где лежал муж. Ладонь нашла лишь пустоту и смятые покрывала.

«Наверное, вышел по нужде», — Гиир вздохнула, перевернулась, устраиваясь так, чтобы видеть дверь, видеть Ставиена, когда он войдет. Полежала немного, ожидая сначала спокойно, потом — со все возрастающим нетерпением. Приподнялась на локте, выглянула в окошко.

Странно, двор, привычный старый двор напомнил ей сейчас погост. Не звенел цепью Рыжий, не кудахтали куры, молчал петух. Только большая жирная крыса внезапно выскользнула из-под поленницы дров, хозяйски огляделась и неспешно потрусила к хлеву. «И откуда взялась? Раньше никогда не было». Мыши в доме водились — куда от них денешься, но крысы...

Ставиен все не возвращался. Гиир вздохнула. В углу под кроватью хихикнуло беспокойство — хихикнуло, но затихло.

Потом закричала Шайдин. Девочка рыдала с надрывом, так, словно ей приснилось что-то страшное. Отзываясь, залаял Рыжий.

Гиир поднялась, накинула халат, подошла к колыбельке. Заговорила с дочкой, взяла ее на руки — та понемногу затихла, только всхлипывала.

С Шайдин на руках Гиир вернулась к кровати и села, выглядывая в окно. Крыса уже убежала. Рыжий замолчал. Ставиен все не возвращался.

— …Ну что вы впрямь, как маленькая, — попеняло оно меня, поправляя очки, косо сидевшие на кончике носа, — ну подумаешь, плохо сработала программа реинкарнации. Бывает, что уж тут скрывать… понимаете, долгое отсутствие тренировки…. Но теперь-то я чувствую себя прекрасно! — Бывший труп слегка попрыгал передо мной, наверное, в показательных целях, и присел на нагретый солнышком камень.

— Бог мой, кто — вы, — простонала я на одном дыхании.

— Ну, пожалуй, Бог тут не причем, даже наоборот, если подумать, то он мне запрещает всякие там вертикальные перемещения. — Люцик, говорит он мне, сиди на своем Седьмом кругу и ни-ни… не смей наверх даже носа казать. Жаришь своих грешников и жарь себе, а наверху, там и без тебя достаточно погано. Род человеческий должен мучаться, а не мечтать и надеяться на чудо. Никаких фантазий и глупых размышлений на тему «остановись, мгновенье», ничего такого! Н-да, тут, наверное, он прав, эти размышления, — это, я вам скажу, самая опасная вещь в этом мире.

Да-да. Вы мне поверьте, уж я-то знаю. Но нет, куда же мне его послушать. Все эта дурацкая борьба добра и зла, чтоб ее побрали. Видите ли, считается, что я должен все ему делать во зло. А зачем, спрашивается? Зло, добро, верх, низ, право, лево — как все это может существовать в отрыве друг от друга? Знаете ли, лишь зло может привести к добру и обратно, — хитрая мордочка этого странного существа приняла глубоко вдумчивое и даже одухотворенное выражение, и мне вдруг показалось, что один его глаз под мутной линзой очков полыхнул ярко-красным пронизывающим светом. Может, показалось, а может…

— …Алё, — сказал молодой мужской голос, — а Наташу можно?

«Не только можно, но и нужно, а ещё нужно здороваться», — хотел сказать Евгений, но вслух только неприветливо поинтересовался:

Парень назвал — расхождение было в последних цифрах.

С того конца провода раздались гудки отбоя. Секунду Евгений стоял, держа трубку в руке, потом аккуратно положил её и вернулся на лоджию.

Ещё разок приложившись к бутылке, Карлин глубоко вдохнул, выдохнул, залез на перила и спрыгнул вниз.

Всё, одномоментно разобрался со всем: с творческими муками, неумением определиться в жизни, с пустотой впереди, и даже с начинающейся лысиной, наконец. От ощущения падения, судорогой сводящего живот и от несущейся навстречу темноты влажного воздуха ему стало страшно, а глаза сами собой закрылись, возможно, ещё и инстинктивно, чтобы не выдавливало слёзы. Где-то довольно далеко пробибикал автомобиль.

Шестнадцать этажей, это примерно пятьдесят метров, лететь секунды три-четыре, но как же медленно тянется время! Глаза, конечно, открыть страшно, не хватит у него силы воли, чтобы открыть глаза.

В воздухе Карлин начал переворачиваться, а колени его сами собой подогнулись, словно принимая сидячее положение. Неожиданно он почувствовал, что стало гораздо теплее, и, кстати, свист воздуха прекратился…

…Ворота звали на свидание с вечностью. Белый город. Белые линии улиц. Белые дома. Закрытые дома.

Высокий худой мужчина в жалких обносках медленно брел между старых надгробий. Возле каждого он останавливался, трижды стучал сухими костяшками пальцев в могильную плиту и повторял одно и то же.

— Возвращайся. Подходит твой срок. Вставай. Она обещала отдать мне формулу, а ты собирайся. Скоро надо возвращаться…

Молодая женщина, заметив сгорбленную фигуру возле могилы, торопливо подтянула к себе зазевавшуюся девочку лет пяти.

— Мама, он хочет, чтобы мертвый встал из могилы? Это будет очень страшно?

— Тише, милая. Пойдем отсюда поскорее. Вон автобус наш идет.

Женщина остановилась и доверительно присела на корточки перед дочкой.

— Дедушке не нужно возвращаться, он всегда с нами. Мы ведь помним его, правда? И поступаем, как он нас учил. А когда ты станешь большая, ты расскажешь своим детишкам, какой хороший был твой деда, и частичка дедушкиной души поселится в них. Видишь, хорошие люди никуда не уходят и живут вечно… — поднялась, и посмотрела вдаль, где сливался с безоблачным небом могучий лесной массив, — испокон веков…