Девочка с лейкой

Ничего нельзя предсказать.

Поэтому самые лживые люди — футурологи. Они надувают свои умные щеки, морщат свои крутые лбы и сообщают нам, что человечеству грозит гибель от перенаселения. К двухтысячному году на Земле останется мало свободных для жилья мест, люди примутся толкаться локтями, возникнут кровопролитные войны за место в очереди за водкой, и земные ресурсы будут вычерпаны до дна.

Есть и другие прогнозы. Экологические и индустриальные об увеличении озоновой дыры или наступлении зимы из-за замутнения атмосферы.

Вы об этом читали? Вы об этом слышали?

Не верьте!

Разумеется, Земля погибнет. И в ближайшем будущем. Но ни один футуролог не догадается, отчего. Потому что действительная угроза Земле сегодня совершенно неочевидна. Она, можно сказать, путается под ногами, отчего и разглядеть такую мелочь трудно.

Укус каракурта опаснее, чем укус слона!

Ввиду трудностей, переживаемых городом Великий Гусляр вследствие неразумно проведенной ваучеризации, либерализации и приватизации, властям приходилось искать способы раздобыть денег. Тем более, что оставшиеся без зарплаты работники секретного предприятия № 12, о существовании которого в городе стало известно лишь в последние годы, особенно после первой демонстрации его сотрудников, постоянно стоят с красными флагами у Гордома, требуя возвращения старого гимна Советского Союза под названием «Интернационал». Демонстранты даже поют порой первые строки гимна:

Вы жертвою пали в борьбе роковой,
Отмстить неразумным хазарам...

А у окна своего кабинета стоит демократично выбранный новый предгор Леонид Борисович Мощин, патриот, русофил, радикал, глава движения за возвращение Шпицбергена в Великогуслярский район, известный не только в Вологде, но и в Москве.

Денег в городе нет, идеи иссякли, рейтинг падает...

В кабинет вошел пенсионер Ложкин, сохранивший острый критический ум.

— Пора отмечать юбилей, — сказал пенсионер. — Пополним казну, прославимся.

— Ты о чем, хороший мой человечище? — спросил Леонид Борисович.

— Надвигается дата.

— Подскажи, какая, старик, — попросил Мощин, указательным пальцем поправляя очки, съехавшие на кончик острого носа.

— Судя по Андриановской летописи, — продолжал Ложкин, отбивая такт своим словам ортопедической тростью, — в 1222 году от Рождества Христова потемкинский князь Гаврила Незлобивый «пришех и истребих» непокорных обитателей городка Гусляр.

— Так давно? — удивился Мощин.

Он подвинул к себе органайзер и записал в него дату. Потом поинтересовался:

— А он почему потемкинский? Фаворит?

— Это от села Потьма, соседнего района, — объяснил Ложкин. — В те времена Потьма была центром небольшого княжества.

— Любопытно, очень любопытно, — сказал Мощин и занес сведения в органайзер. — И что же дальше?

— Сейчас в разгаре какой год?

— Девяносто седьмой.

— Теперь вычитаем!

Мощин долго шевелил губами, нажимал кнопочки в своем органайзере и родил интересную идею:

— Нашему городу исполняется 775 лет!

— Это юбилей! — убежденно сказал старик Ложкин.

— Какой-такой юбилей? Разве это тысяча лет? Разве это сто лет?

— Москве 850 вон как отпраздновали! Весь Кремль зайками и мишками обставили, — возразил Ложкин. — Нам тоже допустимо. Бейте в набат! Вызывайте главного редактора городской газеты, давайте интервью кому ни попадя. Ищите спонсоров.

Мощин ходил по кабинету, заложив руки за спину и горбясь от мыслей.

— А в какое время года? — спросил он.

— Князь Гаврила Незлобивый в декабре нас штурмом брал, — ответил Ложкин. — Тогда зимой было легче технику подвозить, летом грязь непролазная.

— Это правильно, — похвалил Мощин наших предков. — Собираем актив.

На следующий день газета «Гуслярское знамя» вышла под шапкой:

«ВЕЛИКОМУ ГУСЛЯРУ 775 ЛЕТ!»
«ДОГОНИМ И ПЕРЕГОНИМ МОСКВУ!»

Корнелий Удалов сказал своему другу Минцу:

— Тоже мне, круглая дата! Через год снова справим, да?

— Народу нужны зрелища, — ответил Минц. — Нужнее хлеба. Не считая колбасы.

Мощин совершил ряд дальних и ближних поездок. Собирал деньги на юбилей. Дали многие, но понемногу: Вологодская администрация, Академия вредителей леса, «Гуснеустройбанк», министерство культуры, ассоциация малых народов Севера и ряд коммерческих структур.

Деньги стекались в Гусляр тонкими ручейками. Их явно было недостаточно.

И тут на прием к Мощину пришел Глеб Неунывных, небольшого росточка дядечка в черном костюме на пять размеров больше, чем надо. Галстук ему тоже был велик.

Посетитель уселся на стул и достал визитку, на которой золотыми буквами было написано:

ГЛЕБ НЕУНЫВНЫХ
Генеральный президент
ООО «Чистюля-онал»

— Зачем пожаловал? — спросил Мощин.

Посетитель был крутой, денежный и опасный.

— Зима наступает, — сказал генеральный президент. — Снегопады, заносы. Катастрофа! Юбилей придется отменить.

— Зачем же отменять? — усмехнулся Мощин. — Народ съедется. Может, даже из дальнего космоса. Спонсоры есть.

— Спонсоры не помогут, — сказал посетитель, и глазенки его злобно сверкнули. — Спонсоры в снегу утопнут. У вас в городе уборка не организована.

— Опять же ошибка! — радостно засмеялся Мощин. — У нас в наличии два уборочных комбайна...

— Без запчастей.

— Три грузовика для вывоза...

— Водку возят.

— Целая армия дворников...

— Пьет ваша армия.

— Может, и пьет, но когда город говорит: «Надо!», они отвечают: «Есть!»

— Будем чистить, — сказал генеральный президент. — Поможем. Обеспечу уборку города на период зимы. Почти бесплатно.

Мощин нашелся и ответил:

— Бесплатный сыр, дорогой мой человек, бывает только в мышеловке.

— Понимаю вашу шутку и отвечаю. Моя фирма имеет завод по производству «розочки». Приходилось слышать? Не приходилось. Безвредно, быстро, ласково. По минимальной отпускной цене, возможны варианты. Закупаете тонну, получаете комиссионные.

— Как так комиссионные? — рассердился Мощин. — Кому какие комиссионные, понимаешь?

— Безвредно, — ответил гость. — Лично в конверте, сто баксов с тонны. Радость всеобщая.

Он положил на стол длинный белый конверт, совершенно пустой на вид. Конверт загадочным образом скользнул к Мощину, хотя тот вяло пытался отбиться.

— Место! — крикнул Неунывных конверту. Потому что вряд ли он мог так крикнуть городскому голове.

Конверт исчез в кармане Мощина, и тот, как ни выковыривал его, ничего не мог сделать. Предгор сказал посетителю:

— Вон отсюда! Чтобы ноги вашей здесь не было.

— Поставка завтра, будете благодарить до конца жизни, — ответил Неунывных и исчез.

Через пять минут взвизгнула в приемной секретарша, а еще через минуту зашуршал шинами белый «мерседес». Мощин выбежал в приемную. Валюша была почти растерзана и сладко стонала.

— Прикройся, — сказал Мощин.

Валюша попыталась прикрыться зелеными купюрами, что лежали стопкой на ее животике.

Через неделю прибыл «КамАЗ», полный пластиковых мешков с изображением роз в натуральных цветах. Мощин подписал накладную и созвал городской актив на полевые испытания.

Как раз прошел снег, площадь Первопроходцев была похожа на степь-да-степь-кругом, заслуженный дворник Рахат Мухитдинов вышел на простор с эмалированным лукошком через плечо и пошел по целине, размахивая правой рукой, как сеятель на агитплакате двадцатых годов. Демонстранты с красными флагами выкрикивали критические замечания. Снег за спиной дворника начал таять, чуть дымясь. На площади образовалась черная блестящая полоса.

Присутствовавший на демонстрации Глеб Неунывных стал хлопать в ладоши.

— А если тридцать градусов мороза? — спросил Ложкин.

— Будет испаряться! — ответил генеральный президент. — И в сорок не замерзнем! Ваш город спасен!

— Сколько придется платить? — спросил Корнелий Удалов.

— По бартеру, — ответил Мощин. — Все утрясено. Город не потеряет ни копейки.

Неунывных умчался на «мерседесе» на базу благоустройства. Оттуда он взял курс на свои края. За «мерседесом» следовали два грузовика и три снегоуборочных комбайна, которые он получил по бартеру как предоплату за «розочку».

В Великом Гусляре началась цивилизованная жизнь. Как в Москве.

При трескучих морозах гуслярцы брели по черным лужам, хлюпали по черной жирной грязи, машины разбрызгивали грязь по стенам домов, вечерами женщины пытались отстирать засоленные брюки и ботинки, а шоферы соскребали с машин белый жгучий налет... Зато было куплено вдоволь кумача на украшение улиц.

Профессор Минц пришел к Мощину в начале декабря, когда до юбилея оставались считанные недели. Мощину не хотелось видеть надоедливого профессора, добра от этой встречи он не ждал, к тому же он спешил: пора было выкупать красный кирпич для завершения строительства дачи. Благо, Глебушка привез вчера две сотни баксов.

— Ну, что у вас, мой дорогой человечище? — спросил Мощин, поправляя очки, которые все сползали на кончик острого носа, удивительно выдававшегося на совершенно круглом и даже пухлом лице.

— Я просчитал возможные последствия, — сказал Минц. — Это может плохо кончиться для города.

— Лишнее, лишнее, вот это лишнее. Не советую слушать злопыхателей. Наверное, опять Корнелий Иванович Удалов под меня копает?

— Вы хоть состав этой «розочки» установили?

— Одобрено. Одобрено ассоциацией фармакологов — мне лично даны гарантии, — быстро сказал Мощин.

— При контакте ног с солью «розочки» могут начаться процессы деформации, — сказал Минц. — Дыхание сопровождается...

— Ах, спрячьте свою записную книжку, дорогой мой дружище, — вздохнул Мощин. — И покиньте мой кабинет. Вы хотите возмущения? Народ вас не поддержит. Раньше мы как жили? Ходили и скользили. А теперь, где ваши дворники? На заслуженном отдыхе!

— Вы тоже не застрахованы, — возразил Минц. — Ваши поставщики везут в Гусляр отходы завода «Льизифосгенпроект-13» имени Клары Цеткин.

Мощин заткнул уши указательными пальцами и начал топать ногами, чтобы не слышать проклятого профессора.

Не могут футурологи предсказать главную опасность. Даже Нострадамус им не помощник. Он ведь что написал в шестьсот тридцатом катрене:

В конце рокового столетия
В стране гипербореев
Город от имени крупной птицы
Будет поражен проклятием, подобно столице.

Каждому ясно, что страна гипербореев — Российская Федерация, а крупная птица — гусь.

После обеда предгор Мощин велел шоферу ехать на строительство объекта номер один — своей дачи. Он ехал и думал, что дачу надо завершить до юбилея. Пригласим из Москвы какого-нибудь великого скульптора, чтобы поставил монумент. Все равно какой. А на даче будет большой банкет — руководители области отведают наших осетров.

Машина неслась по улицам, разбрызгивая черную грязь. Прохожие жались к стенам. Стоял жгучий мороз, у центрального супермаркета стояла очередь за резиновыми сапогами. Детей выпускали на улицу только в марлевых повязках. Поперек улицы рабочие растягивали транспарант:

«СЛАВА НАШЕМУ ГОРОДУ НА ПУТИ К ТЫСЯЧЕЛЕТИЮ!»

Второй плакат Мощину попался на выезде из Гусляра:

«ЭКОЛОГИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ЭКОЛОГИЧНОЙ!»

— Вот именно, — сказал Мощин. — Так держать!

— Вы ко мне? — спросил шофер.

— Я с собой беседовал, — ответил Мощин.

— Это правильно, — согласился шофер. — Всегда лучше с умным человеком поговорить. У меня к вам просьба, Леонид Борисович. Когда будете снова с собой разговаривать, спросите, когда будем новый кар получать?

— А чем тебе наш скромный «ауди» не подходит, Трофимыч? — удивился предгор.

— Беспокоит меня состояние его днища, — сказал шофер.

— Отчего же?

— От этой грязи! От «розочки», блин!

— Не стоило бы тебе слушать бабские сплетни, — сказал Мощин.

Машина съехала с шоссе и пошла, слегка подпрыгивая, по дорожке, что вела к стройке века. Пока еще здесь не было покрытия.

Впереди уже показался возведенный до третьего этажа замок — личная резиденция Леонида Борисовича.

Машина съехала с пригорка, но тут в ней что-то треснуло, и днище ее отвалилось. К счастью, скорость была невелика и, отваливаясь вместе с днищем, шофер успел тормознуть.

Мощин рассердился на шофера, на машину и на интриги.

Он вылез и пошел дальше по снегу пешком, а шофер вел машину сзади, держась за руль и перебирая ногами.

Дальнейшая судьба предгора складывалась драматично.

Отдав деньги за кирпич, Мощин оставил шофера с машиной, а сам побрел обратно к шоссе, чтобы там проголосовать и вернуться в город.

Время было к вечеру, пятница, ни одной машины к городу не встретилось, а те, что встретились, не остановились.

Только к шести часам вечера (вы представляете, в каком состоянии?) Леонид Борисович вступил в Гусляр, который уже издали дал о себе знать легким запахом тления, издаваемым «розочкой». Над городом царил мир. Кое-где в окнах мерцало голубым — работали телевизоры. По мере продвижения руководителя к центру города глубина грязи увеличивалась. Одно дело ездить по Гусляру на персональной машине, совсем другое — оказаться в положении пошлого пешехода.

Мощин был зол на фирму «Ауди», которая выпускает такие негодные автомобили, на глупого шофера, на черную грязь, на плохое освещение на улицах, на проезжавшие мимо и обдававшие его черной грязью машины, на молодежь, которая не уступает дороги, на жену, которая не ждет его обедать...

Жена действительно не ждала его обедать. У жены было горе, и она ждала мужа, чтобы поделиться с ним.

— Герасима Ксюша привезла, — заплакала она, увидев на пороге мокрого, несчастного, осунувшегося мужа. — С утра доктора надо вызвать.

— Что еще? — Мощин уселся на стул в коридоре. Дорогой был стул, из итальянского мебельного гарнитура.

— Сказать нельзя, — ответила жена. — У них в садике эпидемия, но такая страшная, что нельзя даже сообщить...

— Опять бабские сплетни, — досадливо отмахнулся Мощин и пошел на кухню, забыв раздеться. — Покормила бы...

— Ты что не разуваешься! — закричала вслед мужу Мощина. — Опять мне за тобой подтирать. По колени промок!

На крики из комнаты выбежал, постукивая копытцами, милый ребенок Герасик.

— Это что еще за мода? — возмутился Мощин, стягивая мокрый ботинок. — Сейчас же сними!

Ботинок стягивался с трудом, настолько одеревенела, окостенела от мокрого холода нога.

— А у Нинки из младшей группы копыта зеленые, — сообщил Герасик.

Мощин хотел было накричать и на внука, и на жену, и на дочку — на всех, кто занимается чепухой, когда человеку так плохо, но тут наконец его ступня выскочила из мокрого ботинка и оказалось, что она очень похожа на копыто.

— Этого еще не хватало! — сказал Мощин. — Где мои шлепанцы?

Жена кинула ему шлепанцы, она была недовольна.

Мощин решил не говорить жене о своих копытах. Он знал, что она скажет. Поэтому кое-как надел шлепанцы и пошел в туалет, но по дороге один шлепанец потерял, и жена заметила. И крикнула ожидаемое:

— Козел, ну прямо козел!

— Ты на своего внука посмотри! — огрызнулся городской голова. — А потом обзывайся.

Это было несправедливо, и жена зарыдала. Внучок тоже начал плакать.

Открылась дверь, пришла дочка.

— Эй, что за лужа? — закричала она с порога.

Все стали смотреть на лужу — оказалось, что это не лужа, а киселеобразная масса из ботинок и сапог черного цвета.

И запах от этой массы шел фосгенный.

— Нет, — сказал Мощин, — пахнет таллием. Его соли.

— Я тебе сколько раз говорила, оставляй обувь на лестнице! — крикнула жена, хотя говорить этого она не могла, даже в элитном доме все равно бы через две минуты все украли.

— У нас, — сказала дочка, раздевшись, — сегодня первый этаж конторы пополз. Опустился, понимаешь, весь дом на этаж. Кто с первого этажа в живых остались, к нам переселились. Представляешь, какая толкотня началась!

— Почему мне не докладывают! — совсем уже рассердился Мощин. — Сейчас же еду в Гордом. Я им покажу!

Тут зазвонил телефон.

Звонил начальник пожарной команды. Сообщил, что площадь Первопроходцев осела на метр. Что делать?

— Сейчас буду! — крикнул Мощин. — Высылай за мной пожарку!

— Они все без резины стоят, — ответил начальник пожарной охраны. — Резину у них съело.

— Ничего, — упрямо сказал городской начальник, — пешком дойду. Я им покажу! Я все поставлю на место!

Он попытался натянуть на копыта ботинки, но не получилось.

Дочь посмотрела на потуги отца равнодушно.

— У нас, — сказала она, — есть некоторые — потеряли ноги и ползают.

— Как так ползают? — заинтересовался Герасик. — На животиках?

— На санках, — ответила мама.

— А то у нас две девочки в садике на животиках ползали... — Мальчик снова заплакал.

Но взрослым не было до него дела, потому что потухло электричество, и все стали искать свечи. Мощин все грозился уйти на голых копытах, а жена говорила ему:

— Не смей, Леонид, потеряешь ноги, новых не будет! Кости не восстанавливаются, я тебе как учитель начальных классов говорю!

— Папочка, не ходи! — присоединилась к маме дочь. — Мороз двадцать градусов, копыта отморозишь!

Но Мощин не послушался. Он вырвался и побежал, стуча копытами, вниз по лестнице.

К счастью, не он один оказался сознательным гражданином. У дверей в черной грязной речушке покачивалась спасательная надувная лодка желтого цвета. В ней сидел профессор Минц в дождевике.

— Что делать? — крикнул Мощин от дверей.

— Садитесь! Поплывем, будем принимать меры!

Профессор Минц уже не казался Мощину таким отвратительным, как недавно. Приятный профессор, отважный.

— Какие меры? — спросил Мощин.

Надувную лодку понесло вдоль Пушкинской улицы.

— Кружок «Юный химик» имени Петрянова-Соколова, — загадочно ответил Минц, энергично гребя по скользкой дороге.

Но путешествие, начавшееся так славно, чуть не закончилось трагедией.

Лодка попала в поток черной жижи, стремившейся к реке Гусь. Потребовалась вся сила и сноровка немолодого профессора, чтобы не быть смытыми в речку, которая вскрылась ото льда и несла к Белому морю свои черные непрозрачные воды. Тяжко воняло.

— Постарайтесь не дышать! — приказал профессор Мощину, и тот прижал к носу рукав.

Стало немного лучше. Сквозь рукав предгор строго крикнул:

— Смесь совершенно безопасна!

— С чем вас и поздравляю, — отозвался профессор.

— А скажите, откуда у Герасика копыта? — спросил Мощин.

— Оттуда! Помолчите, вы мне мешаете грести!

От реки Гусь, скользя, падая и отчаянно крича, бежали несколько любителей подледного лова. С ужасом Мощин увидел, что из реки к ним тянутся щупальца непонятных чудовищ, напоминающих американский фильм ужасов.

Вот одно из щупальцев дотянулось до старика в дохе. Старик отбивался от чудовища удочкой.

— Что это? — закричал Мощин.

— Возьмите пистолет! — приказал профессор. — Он у вас под ногами!

— Но что это? — повторил вопрос Мощин, шаря под ногами в поисках оружия.

— Стреляйте! Это водоросли! — крикнул профессор.

Мощин стал стрелять, и, стреляя, он все более входил в раж. Водоросли не пострадали от его стрельбы, но нескольких рыбаков ему подстрелить удалось.

Патроны кончились. Мощин запустил пистолетом в щупальце, а профессор укоризненно произнес:

— Не по-хозяйски себя ведете. Пистолеты на улице не валяются.

Он вытащил из кармана маленький, но мощный электромагнит и притянул пистолет к себе в карман.

Они пересекли грязевой поток и взяли курс выше по склону.

Там, на суше, им пришлось бросить надувную лодку, и они побежали задними дворами, где еще лежал снег. Его белизна выгодно отличалась от черной грязи. Даже Мощин наконец проникся этой мыслью и сказал:

— А может, зря мы так чистим, дорогой мой человечище?

— Поздно раскаиваться. Вас предупреждали, а вы не вняли. Теперь вся надежда на петряновцев-соколовцев.

— На кого?

— Не отставайте!

Они подбежали с тыла к трехэтажному кирпичному зданию. Мощин, который никогда не ходил по дворам, не сразу сообразил, что это — средняя школа № 2.

Задняя железная дверь была закрыта.

Минц постучал в нее три раза, потом после паузы еще два.

Дверь приоткрылась. Мощин ожидал увидеть в щели человеческое лицо, но ничего не увидел, потому что, как оказалось, лицо появилось на уровне его пояса. И голос оттуда потребовал:

— Пароль!

— Таблица Менделеева! — послушно ответил Минц. — Отзыв?

— Гафний! — произнес высокий голос.

Железная дверь со скрипом отворилась, и девочка лет десяти в синем халате и респираторе впустила мужчин в темный коридор.

— Следуйте за мной, — строго сказала девчушка. — Смотрите под ноги. Здесь свет вполнакала. На электростанции предохранители летят один за другим. Сначала слизью покрываются, а потом летят к чертовой бабушке.

— Девочка, разве можно так выражаться? — удивился Минц, а Мощин спросил:

— Почему они летят к этой бабушке?

— А вы пробовали действовать солями гафния на медные провода, ну?

— Не пробовал.

— Тогда нагнитесь, — сказала девчушка, — а то лбы расшибете, коллеги.

— Я тебе не коллега, — рассердился Мощин, — я руководитель этого города!

— Кто вас не знает, — вздохнула девочка. — Как говорит моя мама: скорей бы он по этапу загремел.

Мощин хотел спросить адрес мамы, чтобы принять меры, но поостерегся.

Девочка провела их темным коридором до лестницы, затем наверх, мимо школьной раздевалки, в которой в ожидании хозяев смирно стояли ряды резиновых сапог и висели резиновые дождевики. У двери в химический кабинет она остановилась и условно постучала. Из-за двери послышался голос:

— Пароль!

Но вместо положенного ответа девочка сказала:

— Открывай, нас могут в любую минуту засечь! Я привела людей.

Дверь приоткрылась. Взрослые вошли.

В химическом кабинете тревожно пахло. Из нескольких детей, ожидавших там, трое или четверо были в противогазах.

— Садитесь, — предложил мальчишка в красном свитере, — располагайтесь. Вы пришли просить союза?

— Чего просить? — не понял Мощин.

— Да, — сказал Минц. — Мы пришли просить помощи от имени всего города.

— Так не пойдет. — Мощин поправил очки и пошевелил щеками. — Все идет путем. Все под контролем.

— Разуйтесь, — приказал мальчик Мощину.

— Попрошу без выпадов! — рассердился глава города. — Кто твои родители? Давно не пороли?

— Оставь его, Руслан, — сказала девочка, которая привела Мощина и Минца. — Ему нравится ходить на копытах, ездить на машине без дна и покрышек, а когда он придет домой и увидит, что сделали с его квартирой водопроводные удавы, он будет хохотать!

— Какие удавы? — слабым голосом спросил Мощин. — Где удавы?

— Идите, — сказала девочка. — Мы вас не задерживаем.

Мощин, конечно, хотел закончить безобразие, которое обрушилось на Великий Гусляр, он хотел видеть себя и близких красивыми и здоровыми, но его возмущало то, что за спасение города взялись недоросли, двоечники, детишки...

— Пожалейте самолюбие Леонида Борисовича, — попросил детей Минц. — Он нервничает и не понимает, что бормочет. Он же не знает, чем все это грозит...

— А чем? — быстро спросил Мощин.

— Гибелью всего живого, — ответила девчушка. — Возьмите элементарный компьютер, и он вам все экстраполирует.

— И можно все вернуть взад? — спросил предгор.

— Можно, но не сразу, — ответил злой мальчик Руслан, видно, главарь этой банды несовершеннолетних.

— Мне надо посоветоваться, — сказал Мощин.

— С кем? — удивился Лев Христофорович.

— С товарищами, — строго ответил глава города, потому что не знал, с кем бы ему посоветоваться, но точно знал, что советоваться необходимо, это как бы административный ритуал.

— Пускай идет, — безнадежно сказала девочка.

Она так показала на дверь, что на Мощина, который уже направился к этой двери, снизошло прозрение.

«Что я делаю? — подумал он. — Я иду к смерти и толкаю к ней собственную семью. Я уже стал уродом... И чего я боюсь? Кого я презираю?»

Мощин обернулся к детям, которые внимательно смотрели ему вслед, и тихо произнес:

— Простите меня, дети, давайте спасать наш город вместе. К сожалению, я истратил доллары...

— О деньгах ни слова, — сказал Минц. — Нам все известно. Перейдем к делу.

— Нам нужны ваши гарантии, — сказал Руслан. — Во-первых, прибавить зарплату учителям нашей школы.

— И заплатить ее наконец, — добавила девочка.

— Во-вторых, отремонтировать в нашей школе крышу.

— Сделаю, — сказал Мощин.

— И главное — больше никогда не вступать в сделки с грязными типами.

— Но он же из Москвы приехал! — сказал Мощин.

— В Москве тоже в отдельных случаях иногда встречаются не очень хорошие люди, — заметил Минц.

— Забудьте об этой соли, — сказала девочка, — что бы вам ни предлагали.

— Клянусь! — воскликнул Мощин. — Клянусь здоровьем моего внука! — Потом он понизил голос и спросил: — А копыта вы мне исправите?

— Пока копыта появились на ногах сорока двух процентов жителей нашего города, — сообщил Минц.

— А я и не заметил!

— Вы вообще не очень наблюдательны, — сказал профессор. — Так поклянетесь?

В комнату снаружи ворвался глухой шум.

— Что это? — спросил Мощин.

Руслан ответил:

— Как я и предполагал, под землю ушел памятник Первопроходцам.

— Да вы с ума сошли! — закричал Мощин. — Вы забыли, что это — гордость нашего города!

— Спешите, клянитесь! — сказал Руслан. — Иначе с каждой минутой положение будет ухудшаться.

— Клянусь! — сказал Мощин. — Клянусь, клянусь, клянусь!

Руслан стал раздавать детям опрыскиватели, сделанные из садовых леек. Досталось по лейке и Мощину с Минцем.

— Пошли по улицам, — приказал Руслан. — Чтобы ни одного квадратного метра без обработки не осталось! Экономьте дезинтегратор!

Лейка была тяжелой. Мощин наклонялся, неся ее. Детям тоже было нелегко, но они не жаловались.

— Как же они это изобрели? — спросил Мощин у Минца.

— Химическую формулу мы определили вместе, — сказал профессор. — Практическую сторону дела осуществили кружковцы.

— Может, мне разуться? — спросил предгор. — И на ноги попрыскать?

— Всему свое время, — ответил Минц. — Выздоровеем.

— И у вас тоже? — Мощин показал дрогнувшим указательным пальцем на сапоги профессора.

— Нет, — ответил Лев Христофорович. — Я вовремя спохватился.

Когда все дети и взрослые вышли на улицу, мальчик Руслан указал, кому в какую сторону идти. Мощину достался фабричный район в слободе, а Минцу — набережная. Так их развела судьба.

Мощин пошел к фабричному району, прыская по дороге из лейки на черную мостовую, но на четверти дороги остановился. Тревога за судьбу семьи взяла свое. «Тут этих юных химиков, — подумал он, — больше чем достаточно. Они весь город обработают. А меня ждет семья».

Обхватив лейку руками, Мощин засеменил к родному дому.

Когда он, скользя и спотыкаясь на пустынных улицах, добежал до родного подъезда, за дверью его поджидала отвратительная девчонка, дочь невоспитанной матери.

— Мы так и знали, — сказала она, — что вы не станете заботиться о городе, а побежите в свою нору.

Рассерженный Мощин замахнулся лейкой, но девочка каким-то китайским приемом положила его в грязь. А сама передала лейку Мощина его внуку, который и поспешил за девочкой спасать население.

Как оплеванный Мощин побрел к себе и стал ругать жену, что недосмотрела за внуком, а теперь он может погибнуть.

Потом он принялся затыкать все дырки и щели, чтобы не проникли водопроводные удавы.

Тут он устал, и его сморил сон.

Леонид Борисович проснулся на следующее утро.

Светило зимнее скупое солнце и рассыпалось искорками по снежному покрову, который за ночь очистил городские пейзажи.

По улице бегали лыжники и мальчик с санками.

Мощин потряс головой, будто отгоняя дурной сон.

Заглянула жена и спросила, будет ли он завтракать.

Мощин был зверски голоден.

Кушая яичницу с салом, он спросил жену:

— Римма, как наш Герасик?

— Я его уже в садик отвела, — ответила жена.

— А его копыта?

— Окстись, старый богохульник! — испугалась жена. — Откуда у Герасика копыта?

— Откуда и у меня. — Мощин вспомнил о состоянии своих ног и поглядел под скатерть.

Его ноги, упрятанные в шлепанцы, были обыкновенными, человечьими ногами, правда, с мозолями.

И тогда Мощин понял, что все ему приснилось.

Его не убедила в обратном даже лейка с пульверизатором, стоявшая в прихожей, и то, что машина за ним не пришла и он пошел на службу пешком. Его не смутило даже то, что на площади экскаватор и подъемный кран вытаскивали наружу гигантский бронзовый памятник Первопроходцам.

Ему было приятнее думать, что все прошлое лишь плод его плохого пищеварения.

В таком настроении Мощин пришел к себе на службу и поднялся в кабинет. Он поздоровался с Валюшей, потрепал ее по щечке, велел согреть чайку.

Предгор только начал разбирать бумаги, но тут Валюша сунула мордочку в дверь и сказала, что пришел господин Неунывных, Глеб Степанович.

Мощин нахмурился, вспоминая, кто это такой.

Вошел ничтожный человечек в оформлении современного дельца.

— Вижу, у вас весь порошочек вышел, — сказал он радостно. — Так у меня с собой новый самосвал. Победим снежный покров к юбилею родного города, а?

— Нет, нет и еще раз нет! — закричал Мощин.

Он все вспомнил. Значит, это не сон. Значит, пришла смерть Великого Гусляра в человеческом образе.

— Уходи, — сказал Мощин.

— Ты что, старик, как бы охренел, в натуре? — спросил Неунывных. — Ты же контракт с моей фирмой подписал.

— Нельзя! Город гибнет, — твердо сказал Мощин.

— А хрен с ним, с городом!

Неунывных вынул из кармана длинный конверт.

— Здесь пятьсот, на крышу твоего особняка.

— Возьмите их обратно! — приказал Мощин.

— У меня в машине, — сказал на это гость, — два крутых лба. Достойные люди. В городе Котласе демократы чертовы попытались помешать цивилизации. Знаешь они где? В больнице! — И Неунывных принялся пронзительно хохотать.

— Вы не представляете, к чему это приводит! — взмолился Мощин.

— Представляю, как не представить, — ухмыльнулся гость. — На месте Москвы уже грязевые озера. Аромат, скажу тебе, класс! Будем создавать грязевый курорт, блин. Японцы приедут...

— Жалко столицу...

— Ты мне лучше скажи, у тебя продукт кончился или какая-то сволочь формулу разгадала?

— Не скажу! — мужественно ответил Мощин.

Неунывных покачал головой и вынул из внутреннего кармана еще один конверт. Положив его на расстоянии вытянутой руки от главы города, он произнес:

— Я пока пряником тебя обрабатываю. Смотри, возьмусь за кнут, будешь бедный и больной.

— Но у меня копыта отросли!

— А что, плохо? Я сам на копытах, понимаешь, хожу, рога только утром спилил. И что? Говори имена моих врагов, блин!

— Нет, я не могу взять на себя ответственность за гибель города и государства в целом!

— Понимаем, — сказал Неунывных, потянул к себе конверт, а другой рукой подхватил второй конверт, лежавший уже совсем близко от Мощина.

— А сколько тут... всего? — хриплым от страха и волнения голосом спросил глава города.

— Всего кусок — тысяча баксов. Считай, закончишь крышу и еще на ботинки внучку останется.

— У него тоже копытца... — В глазах Мощина блеснула слеза.

— Цивилизация требует эволюции, — туманно заметил делец. — У тебя выбора нет. Или ты остаешься без денег, весь в синяках и переломах, или ты сотрудничаешь с цивилизацией. Проведешь отпуск на Канарских островах, отдышишься. Наши все там отдыхают.

Страшно было Мощину. Но он понимал, что не сможет противостоять организованной цивилизованности, у которой телохранители возле «мерседеса». Бессмысленна борьба с прогрессом.

— Кружок юных химиков, — признался он, — в школе № 2. Петряновцы-соколовцы. Во главе профессор Минц. Старый, но подлый. Стоит на пути цивилизации. А вы мне переизбрание обеспечите?

— Мы за своих героев горой стоим, — заверил Неунывных. — Не дрейфь, кореш!

Разумеется, Мощин никому бы не позволил так к себе обращаться, но в тот момент его охватило сладкое чувство принадлежности к могучему миру организованной цивилизованности.

— Если что, то всегда отмоем, — нежно закончил Неунывных. — Мы таких вытаскивали... По пять трупов на шее и миллиарды долларов. А в результате — все их уважают.

— Но я не хотел бы, чтобы наши отношения...

— Ну, ты и тюфяк, — с добрым юмором ответил гость. — Скажи теперь, как покороче к той школе пройти.

— По Лермонтовской, потом повернете на Советскую... А детям ничего не будет?

— А что им может быть? Не переживай. Ты о себе думай. А Минца мы где возьмем?

— Пушкинская, дом 16, — быстро сказал Мощин и постарался сразу все забыть.

— Все! — подытожил Неунывных. — Начинаем рассыпку! Зови дворников!

Что Мощин и сделал. Хотя ему было душевно тяжело. Он, правда, утешал себя, что с копытами и рогами жить можно, даже интересно.

О приезде в город «мерседеса» и сопровождающего его самосвала юным химикам было известно.

Они, правда, не могли поверить в то, что Мощин сменит свои позиции, но их предупредил об этом профессор Минц.

Дети не хотели вступать в конфликт с приезжими, но когда в школу с переднего входа вошли два телохранителя с резиновыми дубинками в сильных руках и стали допытываться у гардеробщицы тети Дуси о том, где скрываются юные химики, они поняли, что пути к миру нет.

Тетя Дуся сначала пыталась сопротивляться, но ее ударили дубинкой по щеке и кулаком поддых. Тетя Дуся начала плакать, но детей не выдавала.

Малыши разбежались по классам, преподавательницы заперли двери.

На лестничной площадке над гардеробом неожиданно появились юные химики. Впереди совсем маленькая, но талантливая девочка, за ней ее друзья во главе с Русланом.

Все держали в руках пульверизаторы, сделанные на основе обычной садовой лейки.

— Отпустите тетю Дусю, — скомандовала девочка.

— Ага! — закричал Неунывных. — Вот они, юные, блин, химики!

— Последствия будут ужасны, — предупредил Руслан, увидев, что вся троица бежит к нему, размахивая дубинками.

Но что остановит цивилизованного бандита?

Ничто, казалось, их не остановит. И даже профессор Минц, который бежал сверху по лестнице, чтобы встать между детьми и нападавшими, не успел ничего сделать.

За три шага до юных химиков бандиты остановились.

Не по своей воле.

Из распылителей вырвался нейтрализатор химической опасности.

И на глазах у всех Неунывных и его охранники превратились в грязного цвета жидкость.

— Что вы наделали! — воскликнул Минц. — Вы их убили?

— Нет, — скромно ответила девочка. — Они живые, только жидкие.

И все они смотрели, как грязная жидкость шустро стекала по ступенькам и устремлялась в подвал.

Минц посмотрел на жидкость с сожалением и сказал:

— Главное, что мы спасли наш любимый город!

В ответ на его слова здание школы покачнулось. Нет, оно не упало, не рассыпалось, оно просто куда-то поехало.

Все выбежали наружу.

Страшно представить, что творилось с Великим Гусляром!

Как оказалось впоследствии, Леонид Борисович Мощин, возглавив дворников, начал новую кампанию по борьбе со снегом.

Насыщенная жирной слизью земля не выдержала, и весь город, держась на верхнем слое почвы, включая асфальт, пополз, набирая скорость, к реке Гусь.

И поплыл по ней, постепенно погружаясь в черную воду.

Жители города успели, в основном, выбежать из домов и за ними не последовали.

Они стояли на косогоре, который был раньше набережной, смотрели, как проплывают мимо памятники архитектуры, плакали и мерзли.

— Как жалко, — сказала девочка с лейкой. — Придется все начинать сначала.

— Ничего, восстановим, — утешил ее мальчик Руслан. — Главное, мы ликвидировали опасность.

Посреди реки, на крыше Гордома металась человеческая фигурка.

Многие узнавали Мощина.

Мощин просил, требовал, умолял, наконец, чтобы его сняли и переправили на берег.

Но из реки поднялись странные жидкие слизняки, оказавшиеся на поверку переродившимися бандитами. Они тянулись к Мощину.

— Не смотрите, дедушка Минц, — сказал Руслан. — Это зрелище не для пожилых. Вы привыкли жить в мире, где можно договориться. У нас другие законы.

Но Минц не отвернулся. Он увидел в толпе Корнелия Удалова, начальника стройконторы, и крикнул ему:

— Корнелий, пора город из руин поднимать. Ты готов?

— А как же! — ответил Удалов.

Фантастика -> [ПИСАТЕЛИ] [Премии и ТОР] [Новости] [Фэндом] [Журналы] [Календарь] [Фотографии] [Книжная полка] [Ссылки]