ТОМ ХОЛТ

СПАСТИСЬ ОТ МЕДВЕДЕЙ

Не всех чудовищ жутких должны страшиться мы:

Есть чудища такие, что нас ведут из тьмы.

Удержат мандрагоры у топи на краю...

Но ласковый пушистик лакает кровь твою.

Фрэнк Хейес. "Пушистые зверюшки".

Журнал капитана исследовательского космолета "Заратустра". Задача - разведка глубокого космоса. В данный момент местонахождение неизвестно.

Слейд умолк и оглянулся через плечо. Далеко позади него в бухте космолет уже почти полностью скрылся под водой, виднелось только окутанное клубящимся паром машинное отделение. Он вдруг вспомнил, как воздействует морская вода на распределительную коробку нейтронно-импульсного реактора, и укрылся за ближайшей скалой.

Вовремя. Земля затряслась, как захохотавшее желе, больше половины содержимого бухты взлетело в воздух, на миг замерло - и тут же обрушилось вниз, будто всесокрушающий ливень, промочив Слейда до костей. Впрочем, это он перенес достаточно стойко, но мысль, что космолет исчез навсегда, настолько ошеломила его, что Слейд зашатался и шлепнулся на медузу неизвестной разновидности.

Где бы он сейчас ни находился, с этого дня его дом здесь.

Как это ни прискорбно.

Он осмотрелся. С одной стороны, было даже лишним указывать, что аварийную посадку он совершил на планету, которая по первому впечатлению казалась пригодной для человека. Далее он должен был признать, что свалиться на планету, по-видимому, отличающуюся богатейшей органической жизнью, - бесспорная удача. Вероятность подобного неизмеримо мала; согласно статистике он должен был либо утонуть в ядовитых газах, либо оказаться в положении Кливленда постиндустриальной эпохи. А вместо этого... ну, могло оказаться куда хуже.

С другой стороны...

Космолет погиб, а добираться домой пешком было немножко затруднительно. Случился кошмар, от которого все бороздящие космос звездолетчики просыпались в холодном поту и вспоминали, что поужинали цыплячьим рагу, высушенным в глубокой заморозке. Кошмар оказаться на чужой планете без всего, если не считать защитного костюма и аварийного набора инструментов. В Академии, разумеется, проводился инструктаж, как действовать в подобной ситуации. Он помнил все от первого и до последнего слова.

"Отыщите обрыв и спрыгните с него. Наилучший выход для вас".

В чем в чем, но в отсутствии афористичности академические инструктажи упрекнуть никак нельзя. Только вот в окрестностях никаких обрывов не наблюдалось, да и вообще, он пока сдаваться не собирался.

- Журнал капитана, - продолжил он диктовать в портативный диктофон. - Космолет погиб, я нахожусь на неизвестной планете. Спасти что-нибудь с космолета возможности нет. Дело дрянь. Конец записи.

Перед ним уходил вверх ровный склон, на гребне которого виднелся лес. Укрытие, подумал он. А возможно, пища и строительные материалы. И он, не оглядываясь, зашагал туда.

Деревья больше всего на свете смахивали на добрые старые сосны Земли, и запах их принес с собой поток детских воспоминаний, по большей части о пикниках под дождем, бранящихся родителях и о тех случаях, когда ему доводилось заблудиться в лесу. Однако в нынешнем его положении понятие "заблудиться" было полностью лишено смысла. Уж это-то его не тревожило, как, вероятно, Жанна д?Арк в ожидании, когда запалят ее костер, не слишком беспокоилась, что она без шляпы и солнце напечет ей голову. Шел Слейд около часа, равнодушно отмечая про себя, что лес выглядит на редкость чистым - ни колючих зарослей, ни подлеска. Насколько он мог судить, лес занимал не менее ста акров. И казался неестественно тихим - птицы не пели, нигде не наблюдалось никакого движения, только концы веток чуть покачивались под легким ветерком. Даже жуков не было.

Очень странно.

Тут он услышал отчаянный женский вопль.

Слейд огляделся, стараясь определить направление звука. И увидел ее. Она, несомненно, была женщиной, к тому же молодой высокой блондинкой, одетой в какое-то тряпье, причем в малом количестве. Хотя она была босой, но бежала, будто на трехдюймовых каблуках. Ногти у нее были той безупречной удлиненно-овальной формы, какая в природе обычно встречается только в непосредственной близости от косметического салона. Блондинка вдруг остановилась, чтобы поглядеть через плечо, и снова испустила вопль.

- Йи-ик! - прокричала она совершенно отчетливо - и упала, споткнувшись о корень.

Слейд присел на корточки. "А мне тут может понравиться", - подумал он. Эволюция на этой планете явно следовала каким-то другим правилам - Чарлз Дарвин, окажись он здесь, бросил бы свою биологию и занялся производством черепаховых гребней - но кто говорит, что природа любит однообразие?

Тут космолетчик услышал еще один звук, слабый и далекий, но лесная акустика ведь заведомо обманчива. Казалось, где-то из бутылок вылетают пробки.

"Далековато", - подумал Слейд, встал и подбежал к блондинке, заметив на ходу, что волосы у нее прямые и выглядят так, словно она только что от парикмахера.

- Не могу ли я помочь... - начал он, но женщина застыла на одной ноге и уставилась на него, разинув рот, а в ее глазах (океанской синевы) не было ничего, хотя бы отдаленно свидетельствующего о мыслительных способностях.

"Эгей! - подумал Слейд. - Может, эта планета - лечебница для душевнобольных?"

Пробки хлопали все ближе. Блондинка услышала звуки и испустила новое "Йи-ик!". Она попыталась бежать, однако лодыжка явно причиняла ей сильную боль.

- Ну-ка, дайте, я вам помогу, - предложил Слейд, но она, казалось, опять не поняла, причем не слова, но сам язык, как будто он вообще был ей неизвестен.

Слейд справился с широкой ухмылкой и шагнул вперед...

И тут на сухой поляне, не дальше чем в двадцати пяти ярдах от него, появилась группа гигантских медведей. Они, мягко выражаясь, были совсем не похожи на тех медведей, которых ему доводилось видеть. Во-первых, они поражали огромным, футов девяти-десяти, ростом и передвигались на задних лапах, совсем как люди. Во-вторых, на них были короткие тесные красные куртки, а в лапах они держали какие-то штуки, напомина...

...простенькие пугачи. Ну да, те короткие деревянные трубочки с плунжером в одном конце, которые стреляют пробками.

Один медведь увидел чужака, поднял пугач к плечу и выстрелил. Может, в последний момент лапа у него дернулась, решить трудно. Как бы то ни было, пробка просвистела мимо Слейдова уха и угодила в дерево. Оно качнулось и рухнуло.

Та еще пробка.

У капитана хватило ума отпрыгнуть в сторону. И как раз вовремя, потому что теперь в него палили другие медведи.

- Хватай его! - прорычал один, и три чудовища двинулись вперед, на ходу запихивая новые пробки в дула своих пугачей. Пробка ударила в землю в полушаге перед Слейдом, обдав его вихрем полусгнивших листьев.

К счастью, медведям было нелегко лавировать между деревьями, и Слейд сумел оторваться от них - а может, им просто надоело гоняться за человеком. Удостоверившись, что больше ему ничто не угрожает (относительно, конечно), он прокрался вверх по откосу к гребню над тем местом, где покинул блондинку, укрылся за высоким пнем и поглядел вниз.

Ему открылось поразительное зрелище: там собралась целая толпа людей, тоже одетых в тряпье. Некоторые из несчастных вопили (слов он не различал и вдруг сообразил, что зверя-то прекрасно понял!). Людей кольцом окружали гигантские медведи, тесня их, грозно крича и стреляя в воздух из своих пугачей; некоторые щелкали бичами. Все это напоминало вооруженное восстание на фабрике игрушек Санта-Клауса.

Звери принуждали людей карабкаться на деревья.

"Какого черта?" - подумал Слейд и тут заметил, что уже некоторое время слышит низкое зловещее жужжание колоссального подземного генератора - да только доносилось оно сверху, откуда-то с древесных макушек.

Нет, не генератор. Пчелы.

Люди, несомненно, проделывали эти упражнения не впервые, хотя, столь же несомненно, без малейшего удовольствия. Когда они добрались до верхних веток, оттуда выплыли тучи пчел, будто флотилии крохотных боевых кораблей, полностью обволакивая верхолазов. Слейд слышал страдальческие крики и глухие удары, когда кто-то разжимал руки и падал. Медведей, казалось, это ничуть не заботило, они следили за невольниками и скалили зубы.

Все упиралось в численность: на каждых трех верхолазов, окутанных пчелами, приходился четвертый, который относительно благополучно добирался до ульев, укрепленных в верхних развилках, успевал высвободить улей и сбросить его наземь. Улей распадался пополам. "Мед! - понял Слейд. - Почему меня это удивляет?"

Капитан не стал дожидаться завершения. Зрелище было не из приятных, и он уже насмотрелся более чем достаточно. Каким-то образом, благодаря неизвестному финту эволюции, на этой планете люди оказались бессловесной скотиной, а медведи - доминирующим биологическим видом. Огромные, массивные золотистые медведи в красных курточках.

Более того: пахли они отвратительно, как, осознал Слейд, и вся планета - тяжелое амбре фиалок, лаванды, розовой воды и свежей сосновой хвои. Он покачал головой, последний раз взглянул на медведей и решительно зажал нос.

- Пу-у-у-у-ух! - выдохнул он.

Сколько времени Слейд в одиночестве блуждал по лесу, он не мог бы сказать. Поскольку идти ему было некуда, блуждания эти изначально выглядели бессмысленными, если не сказать чрезвычайно опасными: а вдруг медведи снова устроят облаву? Но идея затаиться, спрятаться почему-то не прельщала капитана - быть может, он все еще оставался настолько человеком, что сохранял чуточку надежды, вроде последней капли меда на дне банки...

Ловушку он заметил с опозданием, когда веревочная петля уже затянулась на его щиколотке. Согнутая сосенка распрямилась, и он повис в воздухе вниз головой. "Чудесно", - подумал он, и тут из кустов появились две твари. Он шли на двух ногах, ростом были примерно с него, ярко-розовые с лихо торчащими ушками...

Поросята?

Да, но в одежде, причем очень своеобразной - вроде алых распашонок. И они разговаривали - словами, которые он понимал.

- Какая странная особь, - сказал один. - Ты только погляди, что оно на себя напялило!

"Полегче на поворотах", - подумал Слейд.

- А глаза-то, глаза, - заметил второй и слегка наклонил голову, разглядывая космолетчика. - Так и кажется, что оно разумно.

Второй поросенок засмеялся.

- Опять ты за свое, - сказал он. - Уж эта мне твоя сентиментальность. Ну давай: я его спущу, а ты приготовь транквилайзер.

- Э-эй! - закричал Слейд.

Болтаясь в воздухе, не так-то просто придать голосу властность, но он постарался. В конце-то концов, они же были всего лишь поросятами. Так ведь?

Поросенок повыше ростом насторожился.

- Удивительно, - сказал он.

- Мне всегда казалось, что некоторые из них обладают способностью подражать речи, - заключил второй. - Я убежден, что после терпеливой дрессировки...

- Вы там, двое, - взвыл Слейд. - Спустите меня! И поскорей!

Оба поросенка уставились на человека так, будто он выпрыгнул из торта.

- Поразительно! - воскликнул более высокий.

- А что я тебе говорил? - ответил второй. - Недаром у него такие глаза.

- Может, вы там кончите болтать и... - Слейд успел сказать только это, когда услышал тихое шипение транквилайзера и вокруг него сомкнулась тьма.

Он находился в клетке.

Кстати, достаточно высокой, чтобы выпрямиться. В углу стояла большая миска с водой и вполне хватало места, чтобы прогуливаться взад-вперед. По сравнению, например, с квартирой в Токио, эта клетка была более чем просторной.

Однако оставалась клеткой: в таких держат лесных зверюшек или (Слейд содрогнулся при этой мысли) подопытных животных.

- Эй! - позвал он.

Клетка стояла в пещере, и кроме пленника в ней был только один из распроклятых медведей. Он тут же поднял голову и посмотрел на человека.

- Заткнись! - буркнул стражник и продолжил свое бессмысленное ворчание. Слейд заметил, что на коленях он держит пугач.

- Извините меня... - начал он.

- Заткнись! - повторил медведь, насупившись. - И вообще, ты не можешь разговаривать.

Что-то в идее говорящего человека явно встревожило медведя-стражника до чертиков. Даже в своем углу пещеры Слейд почти физически ощущал нарастающее напряжение.

- Туи-ип, - прощебетал он. - Туи-ип. Йи-ик.

Медведь немного расслабился, отвернулся и заворчал чуть громче (трам-пам-пам-тирарам-пам-па, трам-пам-пам-тиририм-пим-пи, - в глубинах памяти Слейда что-то тревожно шевельнулось). Слейд встал к медведю спиной и, сохраняя полную неподвижность, принялся изучать конструкцию клетки: толстые жерди, примитивно, но крепко стянутые бледно-желтыми сыромятными ремнями (лучше о них не думать!). Без инструментов...

Инструменты! Он вспомнил.

Аварийный набор исчез. Предназначенный для него карман был пуст. Есть из-за чего встревожиться, если реакция медведя-стражника на разумного человека может послужить точкой отсчета.

- Человек!

Он инстинктивно обернулся, слишком поздно вспомнив свое решение притворяться бессловесным. И увидел двух изловивших его поросят.

- Ты ведь понимаешь то, что я говорю? - обратился к нему высокий поросенок.

- Туи-ип, - ответил Слейд, но сердце у него не лежало к такому притворству. - Туи-ип. Йи-ик?

Поросенок нахмурился.

- Человек?

Слейд принял решение. Надежда на общение, в котором он отчаянно нуждался, перевесила предостережения его вопящих инстинктов.

- Туи-ип, - прочирикал он, чуть качнув головой в сторону стражника. - Туи-ип, туи-ип!

- Что?.. А! - Поросенок кивнул, изумленно глядя на узника. - Эй ты! - окликнул он стражника. - Почему бы тебе не устроить обеденный перерыв? А мы пока приглядим за особью.

- У меня инструкции, - донесся медвежий голос.

- Ну а я тебе даю дополнительные, - тон поросенка позволил понять очень многое об иерархии этого общества: прозвучал приказ, но Слейд уловил в голосе опаску. Совершенно очевидно, что поросята стояли ступенькой выше, но все равно боялись медведей. - Иди и подзакуси... погуляй... ну, что захочешь. У нас все будет в ажуре.

Слейд не оглянулся, но услышал топот тяжелых медвежьих лап. И даже в такую минуту невольно подумал: "Медведи так не ходят - они двигаются с грацией охотников и собирателей, их приспособленность оттачивалась и утюжилась в течение миллионов лет". А эти медведи ходили вперевалку, будто опасались, что иначе лопнут по швам.

- Все в порядке, - сказал поросенок, - он ушел. Ну ты просто исключительная особь. За все годы моих профессиональных...

- Слейд. Мое имя Слейд.

- Слейд? - Поросенок взвесил услышанное. - Не очень миленькое, - сказал он.

Слейда словно хлопнули по голове мокрой рыбиной.

- Миленькое? - переспросил он.

- Миленькое, - подтвердил поросенок. - Ты ведь знаешь, что означает "миленький", верно? - продолжал он тоном, намекавшим на категорию огромной важности - возможно, даже сакральную. Представьте себе евангелиста, читающего проповедь, или бухгалтера, объясняющего необходимость сохранения всех квитанций, и вы получите некоторое представление об этой интонации.

- Да, конечно. Вы оба очень миленькие, - сказал Слейд с легкой дрожью в голосе. - Даже чертовы медведи очень миленькие. Только не пойму, какое это имеет значение.

Поросята переглянулись. В шоке.

- Ничего, - сказал низенький после долгой секунды молчания. - Это всего лишь человек. Не думаю, чтобы он понимал то, что говорит.

- Ты прав. Но... - Поросенок грозно взглянул на Слейда. - Никогда больше ничего подобного не говори, понял? И так сохранить тебя живым будет нелегко - говорящий человек все-таки. С нами-то можно, мы ученые, но если примешься богохульствовать в присутствии других...

Слейд кивнул.

- Сожалею, - сказал он.

- И правильно делаешь! - Поросенок утер симпатичный пятачок забавным копытцем. Миллион мультипликаторов, трудясь тысячу лет, не сумели бы добиться такого обаятельного, такого трогательного жеста. Слейду почудилось, что он только что умял целую коробку яблочного зефира.

- Я не знал, что это вас встревожит, - признался он. - Понимаете... ну как, как это выразить? Понимаете, я, собственно говоря, нездешний. Я...

- Так я и знал! - возбужденно перебил второй поросенок. - Ну, конечно же, он из Аутландии. Ведь так, человек? С той стороны Великой Пустыни? Значит, там есть другая страна и ты оттуда.

"Дерьмово!" - подумал Слейд.

- В определенном смысле, - произнес он вслух. - Послушайте, ребята, а не могли бы вы?..

- Скажи, - поросенок смотрел на него с отчаянной требовательностью в глазах-пуговках. - Скажи мне, человек: там, откуда ты пришел, есть мыши?

- И забавные прелестные оленята, - нетерпеливо подхватил второй поросенок, - которые поскальзываются на льду и разбивают носы?

- И белые собаки с черными пятнами? И летающие слоны с огромными ушами?

В трясине подсознания Слейда зашевелилась крайне тревожная идея и начала было медленно подниматься к поверхности, но он подавил ее.

- В определенном смысле, - ответил он. - Я видел что-то подобное. Очень давно, - добавил он с дрожью. - Но это было в другой стране, и к тому же...

Поросята переглянулись.

- Мы не можем скрывать такую информацию, - сказал высокий.

- А если медведи...

- Мне все равно, - перебил высокий. - Как ты не понимаешь? Перед нами объективное доказательство, что жизнь существует и за долиной, и когда они собственными глазами увидят...

Поросенок пониже кивнул, словно принял поистине судьбоносное решение.

- Ты прав, - сказал он. - Да, конечно. Мы должны сообщить Профессору.

Старый серый осел уставился на него сквозь жерди, и Слейд поежился, словно его обожгли. Злоба этого сверлящего взгляда вызывала неприятные ассоциации с адвокатом его бывшей жены.

- Поразительно, - наконец изрек осел. - Кому еще вы говорили о нем?

- Никому.

Поросята не выдержали его взгляда. И Слейд мог их понять. В этой твари было что-то крайне обескураживающее: грусть, перебродившая в безумие. И что-то в его имени... Оно восходило к чему-то в прошлом, как и благоухание сосновой хвои.

- А вы его уже испытали? - голос осла был негромким и почти лихорадочным. - Оно плавает?

Поросята переглянулись.

- Собственно говоря, Профессор... нет, не испытали. Собственно говоря, нас больше интересовал возможный аспект недостающего звена. Ну, вы знаете. Великая Пустыня... возможность, что где-то еще есть...

Они умолкли. Неподвижный взгляд осла, казалось, впитывал слова, как махровое полотенце.

- Значит, оно не испытано, - изрек осел, закатывая продолговатые печальные глаза. - Следует заняться этим теперь же, не правда ли? Разумеется, было бы непростительным оптимизмом полагать, что кто-нибудь сам додумается до такой очевидной вещи.

В глазах поросят застыл ужас.

- Но, Профессор...

- Немедленно.

- Да, Профессор.

Слейд с тревогой наблюдал, как они отпирают дверцу.

- Что он имеет в виду? Плаваю ли я? - спросил человек, но поросята только шикнули в ответ.

- Ничего не говори, ладно? - шепнул поросенок пониже. - Все будет в порядке. Предположительно, - добавил он. - Может, ты и плаваешь, если уж на то пошло.

Слейд не назвал бы эти слова самыми успокаивающими из всех, какие ему довелось услышать за свою жизнь. Но дискутировать на эту тему не решился. Коли они отпирают клетку, значит, он выйдет наружу, а если он не сумеет удрать от двух поросят и дряхлого осла, значит, он не тот человек, каким себя считает.

От дневного света он почти ослеп и, пока беспомощно моргал, услышал медвежьи голоса.

- Шеф, - пробурчал один.

- Вы! - В голосе осла, когда он обратился к медведям, вне всякого сомнения не прозвучало ни намека на колебания или страх. - Арестуйте этих двоих. Они богохульники и нечестивцы. И закуйте в цепи человека, я не хочу, чтобы особь сбежала.

Воспрепятствовать им Слейд не мог. "Следовало бы предвидеть, - попрекнул он себя, когда браслеты защелкнулись у него на лодыжках, а обруч - на шее. Цепи были новенькие, блестящие и вспыхивали веселыми искорками. - Ну, во всяком случае, от меня ничего не зависело".

Медведи провели его через подобие поселка, как ему показалось. Во всяком случае, на деревьях лепились странные хлипкие сооружения, в некоторых стволах виднелись маленькие (в смысле "миленькие") выкрашенные дверцы, хотя краски были странноватые: ярко-красные, и желтые, и ядовито-зеленые - и все такие, черт бы их побрал, лоснящиеся... Даже самый оголтелый абстракционист в гневе своем никогда не насиловал основные цвета с подобной яростью.

Поляна кишела животными. В основном это были медведи, некоторые бродили без дела, другие сидели на задних лапах, погрузив носы в горшки. Кое-где он заметил кроликов - огромных кроликов с тяпками и вилами на плечах. Они переговаривались во всю силу своих писклявых голосов. Был момент, когда его вместе с конвойными чуть было не затоптало нечто полосатое и невероятно быстрое, и Слейд даже предполагать не захотел, что это могло быть.

Шли они долго, в полном молчании и наконец вышли из леса в окруженное горами иное пространство. Осел возглавлял процессию, да так стремительно, что остальные еле успевали за ним. Оба поросенка пребывали в тоске, медведи угрюмо ворчали, а Слейд давно понял, что ему лучше держать язык за зубами. Вообще-то более унылой прогулки ему не доводилось совершать со времен школьных каникул в горах Уэльса.

Полчаса они карабкались вверх по крутой каменистой тропе, которая вывела их к узкому ущелью, на дне которого между высокими острыми камнями металась и шипела речка. Через ущелье был перекинут подвесной мост, ветхий и шаткий. Осел остановился.

- Теперь мы увидим, - изрек он.

Даже медведи явно занервничали.

- Нам что - идти по этим дощечкам, шеф? - пробурчал один.

Осел ухмыльнулся.

- Только до половины, - ответил он.

И вот тут в сознание Слейда словно провалилась монетка. У него не было никакого ключа, кроме непонятного слова:

- Пухапалочки, - сказал он.

Осел медленно поднял голову.

- Значит, я не ошибся, - произнес он медленно. - Так и есть. Ты отродье Мальчика. Вы понимаете, что это означает? - спросил он у двух поросят, которые, трепеща от страха, вжимались спинами в каменный обрыв. - Конечно, нет. Называете себя учеными, исследователями, творите такие хорошенькие фантазии о далекой стране по ту сторону раскаленных песков, о зачарованном месте, где ребенок и его медведь продолжают свои вечные игры.

Поросята ничего не поняли - а Слейд и подавно, - но осла это, видимо, не трогало.

- Говорящий человек, решили вы, - продолжал он, устремив взгляд на белые брызги пены, взлетающие над камнями внизу. - Как чудесно! Возможно, настанет день, когда удастся выучить говорить всех человеков, и тогда они смогут занять свое место во вселенском братстве разумных существ. Идиоты! - вздохнул осел, так растянув грудь, что между его шеей и плечом возник шов, из которого высунулся крохотный завиток чего-то белого. - Вы смеетесь над ними (кивок в сторону стражников), когда знаете, что они на вас не смотрят, вы называете их медведями с опилками вместо мозгов и повторяете древние наветы, которые выучили у ног своих дедушек. Но ни единый медведь не мог бы и помыслить о том, чтобы якшаться с отродьем Мальчика или повернуться спиной к Миленькому. И потому я скажу, - добавил он, и его черные глаза-пуговицы внезапно запылали яростью: - Миленькое может вас простить, но я не прощу. Никогда.

- Извините меня... - вклинился Слейд.

Осел обернулся к нему (шестиэтапный маневр в узком пространстве перед мостом).

- Ну?

- Простите, что вмешиваюсь, - сказал Слейд, - но сделайте одолжение, объясните, о чем, собственно, речь? Видите ли, я понятия не имею, о чем вы тут говорите.

Осел уставился на него, потом рассмеялся.

- Знаешь, - сказал он, - я чуть было тебе не поверил. Какая тонкая ирония крылась бы в том, что отродье Мальчика забыло Повесть. Разумеется, это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. А кроме того, ты уже доказал, что знаешь Слово.

- Вы про "пухапалочки"? Но я же понятия не имею, почему я сказал так. Вроде как чихнулось, клянусь честью.

- Оно у тебя в крови, это слово, - торжественно ответил осел. - Ты есть то, что ты есть. Но скажи, ты правда не знаешь Повести?

- Давным-давно, - сказал осел, прежде чем река прокопала долину, жил еще один человек, который разговаривал совсем как ты. Он был еще детеныш, Мальчик, но животные, обитавшие в лесу, не только щадили его, они даже приняли его к себе как равного. Я знаю, что поверить в это почти невозможно, - добавил он в сторону сердито заворчавших медведей, - но так гласит Повесть. Мальчик разговаривал. И не только. Животные слушали то, что он им говорил, так как он научил их Слову "Миленький". Он и никто другой. И это мальчик одел тогдашнего медведя в его щегольскую красную курточку и облек тогдашнего поросенка в нелепое одеяние. Он постановил, что Тигра должен прыгать, а Кролик будет его укрощать. Он решил, что мать будет Кенгой, а ее малыш - Ру. Все, чем мы являемся, даже любовь медведей к меду и ворчанию, мы получили от него. Он был нашим богом. Он дал нам Слово "Миленький".

Из-за него, - продолжал осел, - все, что мы говорим, делаем и представляем собой, неправильно, пусть самую чуточку, но неправильно. Из-за него Сова не может грамотно написать собственное имя. Из-за него мы верим, будто северный полюс - это палка, воткнутая в землю. Мы прекрасно знаем, что такое северный полюс на самом деле, но должны верить - или же погибнуть страшной смертью за ересь. Из-за него мы должны сидеть на стульях, которые нам никак не подходят, за столами, не соответствующими нашему телосложению; мы вынуждены носить одежду, которая нам ни к чему, есть пищу, которая медленно нас отравляет. Да способен ли ты вообразить, - осел буквально взвыл, - до чего МУЧИТЕЛЬНО не есть ничего, кроме чертополоха? И всю нашу жизнь пребывать в состоянии какой-то жуткой пародии из-за того, чему он научил нас и называл Милым. Это был Мальчик, говорящий человек. И вот почему, - закончил осел, глядя на Слейда с такой ненавистью, что тот спрятал лицо в ладонях и отвернулся, - вот почему нельзя допустить, чтобы человеки когда-нибудь снова заговорили...

Если только, - продолжал он смягчившимся голосом, - они не поплывут.

Слейд отнял ладони от глаз.

- Простите? - переспросил он.

Вздох осла вырвался из самого его брюха.

- Так написано, - сказал он просто. - Был момент, когда Мальчик рассердился на Первого Осла и сбросил его с этого моста в бездну. Но, упав в реку, осел не утонул, он проплыл под мостом на спине, задрав вверх все четыре ноги, а Мальчик поглядел на лоно вод, и - внемлите - было это очень Миленьким. И потому Мальчик пощадил осла, первого в моем роду; и с тех пор мы поклялись, что попади отродье Мальчика в наши копыта, мы окажем ему точно такое же милосердие, не больше и не меньше.

- Ладно, - сказал Слейд, поглядев на глубокую заводь прямо под мостом. - Я не против. Ну, и как мы это обставим? Хотите, чтобы я прыгнул, или предпочтете столкнуть меня? Оба способа меня устроят, решать вам...

- Нет! - перебил высокий поросенок. - Мы не можем этого допустить. Он - одушевленное существо, Профессор; у него есть разум и, не исключено, сердце. Как знать, не имеют ли души все человеки вообще? И вы не можете...

- Да нет, все в порядке, - попытался вмешаться Слейд. - Я ничего против не имею. Собственно говоря...

- Богохульник! - Осел поскреб копытами каменистую землю, с презрением глядя на поросенка. - Как у тебя язык поворачивается говорить подобное? Неужели ты не видишь его, это непотребство...

- Никакое он не непотребство! - закричал поросенок пониже. - Он... провалиться мне, он, по-моему, миленький! Да вы только поглядите, - добавил он, когда все остальные животные, включая второго поросенка, уставились на него в немом ужасе, - вы только посмотрите на его прелестное личико. На его забавные лапки в ямочках. И как очаровательно вздернут его носик...

- Довольно! - Осел теперь совсем обезумел от ярости. - Больше ни единого слова! Медведи, сбросьте это... это животное с моста.

- Нет!

- И ты тоже? - простонал осел, когда высокий поросенок загородил от медведей своего коллегу. - Ну, в таком случае и этого сбросьте. Обоих. Когда соблаговолите, - добавил он раздраженно, заметив, что медведи застыли в нерешительности. - Действуйте же!

Медведи продолжали смотреть на осла.

- Но, шеф... - начал один из них.

- Что такое?

- Поросят нельзя кидать с обрывов, шеф. Так не годится.

- Поросята тоже миленькие, - заявил второй медведь. - По правде говоря, поросята очень даже миленькие.

- Дозволено ли мне будет сказать, что я ничего против не имею? - попытался вмешаться Слейд, но его никто не слушал.

Осел принялся хлестать хвостом с такой силой, что тот вдруг оторвался. Один из медведей торопливо приделал его на место.

- Я тоже думаю, что он миленький, - промямлил стражник.

- Да что вы такое несете! - взвыл осел. - Вы же слышали, что оно говорило, какими непотребствами сыпало? Как вы можете оставить жизнь подобному существу? С обрыва его, и немедленно! Если вы оба не хотите отправиться туда же!

- Может, я все-таки прыгну сам, а вы все останетесь здесь? Таким образом...

С быстротой, какой Слейд никак от него не ожидал, осел ринулся в атаку и с разгона опрокинул высокого поросенка на веревку, служившую перилами. С леденящим душу "йи-ик!" поросенок зашатался и свалился вниз.

- О Боже, - закричал его друг, - ты убил Пятачка! Ах ты су...

Осел ринулся на него, но этот поросенок сделал точный шажок влево, так что осел проскочил под веревкой и слетел с моста. Но в то мгновение, когда он уже исчезал под мостом, осел захлестнул хвостом ногу второго поросенка и стащил его за собой. Оба они падали вместе, и их крики слились в единый вопль ужаса, который внезапно оборвался. Медведи подскочили к веревке и перевесились через нее, то ли пытаясь схватить падающих, то ли торопясь занять место в первом ряду. Но результат был единственно возможным, независимо от их намерений: мост всколыхнулся, накренился под тяжестью, и они соскользнули под веревку в бездну. Секундой позже Слейд услышал громкий всплеск.

Он подождал, пока мост не перестал покачиваться, потом осторожненько ступил на него и поглядел вниз. Он смотрел, как течение увлекало всех пятерых животных к бешено клокочущим порогам. И все они прыгали по волнам на спине, задрав ноги вверх. Они выглядели...

...Они выглядели очень миленькими.

Шел ли он неделю, три недели, три месяца - Слейд не знал и знать не хотел. Если его мучил голод, он находил орехи и ягоды. Если его мучила жажда, то даже посреди Великой Пустыни он отыскивал удобные водопои и оазисы с положенными пальмами стандартной высоты и стандартным размером отбрасываемой тени. Его это ничуть не удивляло.

За пустыней начиналась другая страна. Там он тоже наткнулся на говорящих животных, и все они были пушистыми, мягонькими, все были милыми. За этой страной лежала другая страна, а за этой еще одна - все чуть-чуть разные и все по сути одинаковые. Он прошел через страну, где животные не только разговаривали, но еще и пели - там имелись пантера, медведь, питон и множество до чрезвычайности надоедливых обезьян, но никто ему особенно не обрадовался. Когда он наконец добрался до моря, то повстречал говорящих дельфинов, говорящих китов и даже говорящего краба, на которого сумел наступить, прежде чем тот слишком уж разошелся. Всюду, где бы ни ступала его нога, разговаривали все и вся, черт бы их побрал. Кроме людей. Люди были бессловесными. Бессловесными до идиотизма. И это тоже было понятно.

В один прекрасный день много месяцев или лет спустя он шел по пляжу, озаренному ярким солнцем. Он был совсем один - ни единой говорящей чайки или болтливой касатки вокруг. Когда солнце поднялось выше, он огляделся в поисках укрытия от полуденного жара. И случайно заметил, что из берегового обрыва торчит небольшой круглый выступ. Под выступом было почти прохладно, Слейд лег на спину и провел часа два с закрытыми глазами. Он дремал, пока солнце не покинуло зенит и легкое изменение температуры не подсказало ему, что пора двигаться дальше.

Он открыл глаза и только теперь заметил что-то вроде абриса. Сначала он толком не понял, что, собственно, привлекло его внимание: смутное, почти дробное ощущение чего-то знакомого. И почему-то он уже не мог просто пойти дальше, не выяснив прежде, что к чему. Подобрав выброшенную на песок толстую палку, он начал расковыривать сыпучий песок. Через некоторое время он остановился, вгляделся и принялся бешено разгребать песок, будто от этого зависела его жизнь.

Час спустя он выпрямился перед своей находкой, машинально сжимая забытую палку. Это была статуя. Большое черное пластмассовое изображение стилизованной мышиной головы с круглыми ушами. С задорной зубастой ухмылкой на изогнутых губах.

Тысячи лет исчезли, будто их никогда и не было.

Слейд упал на колени и неудержимо зарыдал. Наконец лег грудью на разбитую табличку, гласившую: "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ДИСНЕ..."

- Идиоты! - закричал Слейд в бесчувственное небо. - Вы все-таки добились своего!

Он лежал, уткнув лицо в песок, и плакал, как ребенок, а над его головой великая пластмассовая мышь улыбалась своей беспощадной улыбкой.