АЛЬБЕРТ КАУДРИ

КРУКС

Дьева смотрела, как Земля под ней разворачивается, то исчезая за льдистыми пластами перистых облаков, то снова появляясь в мозаике из синевы океана и неподвижных сверкающих кучевых.

Аэробус двигался по своей гиперболе, и в разрывах возникали кусочки континентов. Дьева успела увидеть Северную Америку - цепь протянувшихся в Атлантический океан Аппалачских островов - и мерцающее в жарких лучах мартовского солнца Внутреннее море. Тут шестьдесят два пассажира погрузились в нижний облачный слой, ненадолго вспыхнули лампочки для чтения, но вот облака остались позади, и аэробус заскользил, точно тень урагана, над необъятностью Тихого океана.

Подали легкий обед, и во время десерта блеск острова Фудзияма в ожерелье зеленых островков возвестил, что они приближаются к Мирграду. Тут засияло багряное солнце, из мерцающих волн Желтого моря выпрыгнул огромный лес Китая. Скорость в пять тысяч пятьсот щелчков была теперь слишком велика, и аэробус сотрясся - раз, и два, и три, пока его скорость не снизилась до тысячи.

Аэробус несся над зеленеющими равнинами Гоби, славными неисчислимыми стадами диких животных. Разумеется, они были слишком высоко и двигались слишком быстро, чтобы суметь разглядеть эти стада, однако масшина* в начале салона потемнела, на миг замерцала точечками света и заполнилась трехмерными изображениями слонов, вапити, хакнимов, сфошур (и земных животных, и привезенных с других планет), которые неторопливо бродили среди россыпей озер по зеленым степям, где некогда властвовал бессмертный хан.

Бледное скуластое лицо Дьевы приняло сосредоточенное выражение, и в ее немигающих глазах заблестели отражения. Девять десятых Земли - первого приюта человечества - преобразились теперь в мир животных. Высшее достижение человека, которого называли Министром Разрушения. И ради этого погибли двенадцать миллиардов людей?

В закатном зареве Мирграда Стеф в пятнистом халате, развалившись, полулежал у себя на балконе и слушал выкрики торговцев и скрип колес на улице Золотой Орды. Он любил вот так, покуривая киф, нежиться в отблесках умирающего дня.

Неожиданный шум на улице заставил его сбросить ноги с потрепанного шезлонга. Он отложил мундштук и зашаркал к перилам.

На улице тележки продавцов были сдвинуты к стенам, и между ними, точно колонна муравьев, брела длинная вереница заключенных (синие робы, короткие волосы, запястья и шеи защелкнуты в черные пластмассовые канги). Стражники в дюрапластовых шлемах с широкими полями шагали вдоль вереницы на некотором расстоянии друг от друга, ударяя короткими хлыстами по ногам замешкавшихся, поторапливая их. Узники постанывали, а потом кто-то затянул тюремную песню на олспике - объединяющем языке всех людей: "Смерта, смерта ми калла / Йф нур трубна хаф съегда..." ("Смерть, смерть, позови меня, только беды ждут меня всегда...").

В такт песне самые медлительные настолько ускорили шаг, что стражники лишились предлога пускать хлысты в ход.

Хорошая песня, - подумал Стеф, снова растягиваясь в шезлонге, - потому что в ней две противоположные идеи: терпение и отчаяние. Полюса жизни, ведь так? Во всяком случае, его жизни. Исключая киф, который стал почти его религией, навевая на него в эти вечерние часы легкую спокойную меланхолию, - состояние, которое староверы называли Святым Равнодушием: что происходит, то происходит, и не пытайся валять дурака с Богом. Ну и, конечно, Джун. Это не просто похоть, хотя и не любовь. Он прошептал ее имя - на олспике оно означало "летнее время" - с изначальной английской интонацией и смыслом: июнь.

Потом нахмурился. Как обычно, он сидел на мели. Киф стоил денег. Так как же он может позволить себе Джун? Стеф задумался, неторопливо попыхивая, выпуская ароматный дым через нос. Ему нужно новое дело. Ему нужна работа. Ему нужно, чтобы с неба на него посыпались деньги.

Даже самые пресыщенные пассажиры, много раз видевшие Уланор, или Мирград, быть может, даже выросшие там, прильнули к иллюминаторам вместе с теми, кто впервые прибыл в столицу рода человеческого.

Более миллиона человек, думала Дьева. Просто не верится, что существует такой огромный город. Конечно, в сравнении с мировыми городами двадцать первого века Уланор только-только годился в пригород. Однако он хотя бы давал ей представление об утраченном - представление о былом (и будущем?) мира до того, как Время Бедствий все изменило.

Аэробус теперь планировал, присоединившись к уличному движению на пятом уровне внешнего кольца, разворачиваясь так, что создавалось впечатление, будто город с расходящимися лучами проспектов и сверкающими площадями вращался вокруг своей оси. Второй пилот (естественно, компьютер) заговорил четким однотонным голосом, называя такие достопримечательности, как аллея Чингисхана, площадь Желтого Императора, где находились дворцы Контролеров разных секторов, а также площадь Вселенского Правительства, где Дворец Президента выходит фасадом на Сенат Миров.

- А дальше - квартал Облаков и Дождя, - вставил мужской голос, и урожденные земляне засмеялись.

Второй пилот вежливо помолчал, пока нарушенная тишина не восстановилась, а затем продолжал свои объяснения. Дьева смущенно порозовела. Квартал борделей (названный по изящному китайскому стихотворению, описавшему половой акт, как "игру облаков и дождя") проклинался в храмах староверов с тех пор, как она себя помнила. И хотя верующей она больше не была, ее продолжали возмущать унижения, которым подвергались в злачных местах женщины и мужчины.

Стеф все еще хмурился, посасывая мундштук, когда зазвонила масшина внутри квартиры. Злясь, что кто-то нарушает его покой, он прошлепал в комнату, лавируя между колченогой мебелью, перешагивая кучки нестираного белья. Он отдал масшине команду "говори", и она замерцала, оживая. Внутри экрана повисла светящаяся голова полковника Ямаситы из Службы безопасности.

- Хай, Корул Яма.

- Мне требуются кое-какие конфиденциальные услуги. Приходи ко мне немедленно. Ворота сорок три.

Ни единого лишнего слова. Изображение схлопнулось в светящуюся точку. Со вздохом Стеф сбросил халат на другие обноски, захламлявшие пол, и втиснулся в душный стенной шкаф в поисках чего-нибудь чистого.

Едва Стеф нажал кнопку вызова, на крышу старого здания опустился плавнолет-такси с обычным компьютером на месте водителя. Стеф забрался внутрь и назвал адрес: Львиный Дом, ворота сорок три.

- Гратизор, - сказал компьютер. - Благодарю вас, господин!

Ну почему эти железки всегда вежливее людей?

Когда они понеслись над аллеей Чингисхана, Стеф без особого интереса оглядел освещенные фасады на площади Вселенского Правительства. Он давно уже понял: они не более чем декорации, а вся деятельность кроется за кулисами. Бронзовые статуи воздавали честь Желтому Императору, Августу Цезарю, Иисусу, Будде и, разумеется, вездесущему Чингисхану. Все - великие Объединители Человечества. Предвестники Мирграда и его жителей.

Чингис был даже удостоен пышной гробницы в скрещении прожекторных лучей. Не то чтобы в ней покоились его кости: их никому не удалось найти. Но простаки из других миров специально посещали Уланор, чтобы поглазеть на могилу величайшего (и кровавейшего) Объединителя всех времен.

Вблизи гробницы торговцы продавали жареные орехи, завернутую в бумагу лапшу, крохотные связки кифа, водоросли, плошки с мисо и кишми, а также цыплят-бабабку под техасоусом. Все выглядело очень чинно: люди прогуливались и угощались в любое время суток, не опасаясь стать жертвой преступления. Нарушение закона вело прямехонько во Дворец Правосудия за площадью Вселенского Правительства, а лабиринт выложенных кафелем камер под ним носил собирательное название Белая Палата. Грозный Катманн, глава Земной Безопасности, лично занимался Белой Палатой, и одной его репутации было достаточно, чтобы в Уланоре законы соблюдались неукоснительно.

Такси свернуло с главной магистрали, пронеслось над переулками, держа высоту в двадцать метров над мостовой, и замерло у глубокой ниши в глухой белой стене здания. Стеф предъявил компьютеру удостоверение личности, и вспышка света подтвердила уплату. Он вошел в вестибюль, и скучающий стражник в будке повернул к нему голову.

- Хай?

- Хай. Йа Стеффенс Александр. Корул Ямасита ха`калла.

Звук его голоса включил монитор. Стражник посмотрел на возникшую картинку, затем придирчиво вгляделся в лицо, словно оно могло скрывать под собой другое, незавизированное. Наконец он что-то сказал, обращаясь к системе безопасности, после чего бесшумно отодвинулась стальная дверь, отделанная бронзой.

В открытых для публики частях Львиного Дома глаз радовали многоцветный мрамор и малиновые резные ши-ши, но здесь, в деловой части, коридоры, облицованные пластиком и устланные серыми циновками, были безлики. На дверях отсутствовали номера и таблички, чтобы сбить с толку незваного гостя. Стеф, хорошо знавший этот коридор, отсчитал девятнадцатую дверь, постучался. И охнул: ему в лицо ударила вонь, которая сделала бы честь настоящему львятнику. Дверь открыл темнооборотник, и с мохнатой морды мандрилла на Стефа уставились черные кошачьи зрачки, рассекающие огромные глазные яблоки цвета перезрелой малины. У этой твари имелись две пары рук - большие и маленькие. Одна большая рука придерживала дверь, другая лежала на кобуре, а две маленькие скребли густую шерсть на мохнатой груди.

- Корул Ямасита ми ждать, - умудрился выговорить Стеф, ни разу не сбившись.

Темнооборотник посторонился, и посетитель прошел через кордегардию, сопровождаемый немигающим красно-черным взглядом. Потом постучал еще в одну дверь и наконец вошел в кабинет Ямы.

- Хай, - приветствовал Стеф, но Яма не стал тратить времени понапрасну.

- Стеф, у меня проблема, - начал он.

Все в кабинете было сделано либо из черного, либо из белого дюрапласта, словно в предвидении социальных битв. Стеф опустился в черное кресло, которое, казалось, было сознательно сконструировано так, чтобы причинить побольше неудобств.

- К чему там эта зверюга? Разве вы не можете позволить себе обзавестись стражником? - спросил Стеф, шаря глазами в поисках трубки для кифа, но так ее и не обнаружил.

- У всех, кто что-то значит, есть темнооборотники. Более надежны, хотя и воняют... А теперь слушай. Информация эта - не сносить головы, так что, надеюсь, у тебя зачешется шея, если вдруг захочешь ею поделиться. Уже несколько месяцев ко мне поступают из Львиного сектора неясные сообщения о террористах, которые заинтересованы в путешествии во времени. А теперь кое-что произошло и здесь, на Земле. Кто-то похитил из Университета червобур.

- О-го-го! - Поскольку Стеф и не предполагал, что червобуры вообще существуют, его изумление было искренним.

- Те, кто отвечал за аппарат, сейчас у Катманна в Белой Палате. Могу тебя заверить: если повинны свои, то силы безопасности это скоро узнают.

- Еще бы!

- Тебе не требуется растолковывать, что произойдет, если какой-нибудь глупетс заберется в прошлое. С тех пор как появилась эта технология, всякие идиоты стали рваться назад - подправить то, подправить это. До них не доходит, какой хаос вызовут такие изменения. Они даже не представляют себе, что все может просто вырваться из-под контроля.

Ямасита угрюмо нахмурился - человек, призванный держать все под контролем.

- Воображают, будто сумеют управлять временными процессами. И не ведают: какая-нибудь мелочь может повернуть историю в направлении, которого они не предвидели и никто не предвидел.

Стеф кивнул. Ему представилось: кто-то, балуясь с прошлым, заставляет его, или Джун, или гения, синтезировавшего киф, перестать существовать. Перед такой перспективой сохранить Святое Равнодушие было очень, очень нелегко.

- Но что могу сделать я?

Однако Яма еще не завершил свою обличительную речь.

- Почему эти свинни не займутся чем-нибудь полезным? - с негодованием спросил он. - Почему не пытаются изменить будущее? Не пытаются его улучшить?

- Возможно, потому, что вы бы их за это казнили...

Неожиданно Яма улыбнулся. Они со Стефом были давними знакомыми - академия, служба на Ио, на Луне. Одно время они соперничали, но та пора давно миновала. Яма возглавлял Службу безопасности в Львином Доме. Львиный сектор под его управлением представлял собой огромную часть космоса с сотнями обитаемых миров, рассыпанных по спирали галактики в направлении к плотному скоплению звезд в ее центре.

А Стеф тем временем вылетел со службы и перебивался мелкими заданиями, которые Яма предпочитал не делать достоянием гласности. Вроде сегодняшнего. Власть Ямы на Землю не распространялась, но он подозревал некую связь между двумя происшествиями - здесь и в Глубоком Космосе.

Стеф слегка ухмыльнулся:

- И как же я смогу найти похитителя червобура?

Яма мгновенно стал деловитым.

- Я расскажу все, о чем тебе следует знать, - сказал он.

- И ни словечка больше.

- Вот именно, - отрезал Яма, который все-таки обладал чувством юмора, хотя и был полковником Службы безопасности. Начал он с того, что перевел сотню ханов на тощий банковский счет Стефа, прекрасно зная, что Стеф немедленно их потратит и будет снова нуждаться, а нужда заставит его работать.

Пока Яма говорил, на другом конце города в большом заложенном и перезаложенном доме профессор Ян Ли-Куцай сидел в кабинете и читал лекцию своей масшине.

Его прославленный курс "Орига Наш Мир" ("Происхождение нашего мира"), который он читал во Вселенском Университете, каждый раз собирал по тысяче студентов. И причина заключалась не в его глубокой учености - почти все выкладки принадлежали не ему, - но в блеске изложения. Порой он производил впечатление талантливого актера, а не преуспевающего профессора. Его имидж включал длинную седую бороду, куполообразный сияющий череп, пугающий набор ногтей и звучный бас, придававший особую важность каждому его слову, имело оно хоть какой-нибудь смысл или нет. Запоминающий кубик фиксировал лекцию для продажи в иномиры, где убогие университетики под чуждыми солнцами будут завороженно внимать эху его мудрости.

И даже пока он говорил - с прозрачной ясностью, пронзая воздух длинным, худым указательным пальцем, который завершался девятисантиметровым ногтем, - Ян прикидывал, сколько ему принесет экспорт кубиков и авторское право на лекцию. Достаточно, чтобы купить виллу на модном южном берегу озера Бай? Мир в доме между четырьмя его женами? Или хотя бы дорогую проститутку?

Пожалуй, думал он, разумнее остановиться на проститутке. Одна полоса его двухдорожечного интеллекта мечтала о девочках, даже когда вторая вновь повествовала о самом губительном событии в краткой, ужасной истории цивилизованного человека. Первая лекция его курса всегда посвящалась Времени Бедствий.

- Учитывая, что Бедствия создали наш мир, - произнес он с чувством, - горько, да, горько думать, что нам так мало известно о начале катастрофы. За два коротких года - с две тысячи девяносто первого по две тысячи девяносто третий год - погибли двенадцать миллиардов людей вместе со всеми их воспоминаниями. Семьсот огромных городов были уничтожены вместе со всеми их архивами, триста с лишним правительств исчезло со всеми их хранилищами дисков, дискет, кассет и первых запоминающих кубиков. Неудивительно, что мы знаем так мало! Когда и почему начались войны? Девять моровых язв - когда они вспыхнули? Геморрагическая лихорадка "Голубой Нил" и резистентная к медикаментам черная оспа бушевали в Африке еще в семидесятых годах двадцать первого века. Ежегодные пандемии смертельной инфлюэнцы стали правилом к две тысячи восьмидесятому году. Видимо, Время Бедствий дало о себе знать еще до начала войны.

Вступления никогда гладко не проходили: студенты, сообразив, что им предстоит слушать целый долгий час, постепенно впадали в подобие транса, сопровождаемого трепетом ресниц и нервным подергиванием таза. На индикаторе предупреждающе замигала зеленая лампочка, и Ян тут же перешел к описанию ужасов, которые придавали его курсу особую увлекательность.

- Однако война две тысячи девяносто первого года привела к наиболее эффектным последствиям: уничтожение городов, Двухлетняя Зима и Повальный Голод. Возьмем для примера великий город Москву, где роботы-экскаваторы выявили для нас глубинную картину тех кошмаров, которыми сопровождалось его разрушение. Город с тридцатимиллионным населением в две тысячи девяностом году...

Одна леденящая кровь подробность следовала за другой: забитое скелетами метро с его все еще прекрасными мозаиками, запечатлевшими годы правления царя Сталина Доброго; сухие извилины русла Москвы-реки, чьи воды испарились в одно слепящее мгновение, а обломки перегородили его так, что теперь река течет в пятнадцати щелчках оттуда; великий Кремлевский Щит из расплавившегося кремния над бывшим центром города - радиоактивной зоной, которая будет слабо светиться еще пятьдесят тысяч лет.

С удовлетворением отметив про себя, что индикаторная лампочка сменила зеленый сигнал неудачи на красный цвет успеха, профессор Ян перешел к ужасам Лондона, Парижа, Токио, Пекина и Нью-Йорка. Потом коротко сообщил о запретных зонах, все еще окружающих погибшие города, об облученной фауне и флоре, которые стремительно эволюционируют, складываясь в прихотливые райские сады там, где всего лишь каких-то триста лет назад шумели столицы великих империй.

Индикатор интереса засветился, будто глаз темнооборотника. Профессор Ян широким шагом расхаживал взад-вперед, его бас становился все бархатнее, седая борода колыхалась, длинные пальцы раздирали воздух.

- Так как же она произошла, эта величайшая катастрофа? - вопросил он. - Как много мы знаем - и как мало! Предстоит ли ученым вашего поколения найти окончательные ответы на эти загадки? Признаюсь, мы пролили лишь немножко света у границы грозного мрака, который зовется... Временем Бедствий!

Как всегда, лекция продолжалась точно указанное время - один стоминутный час. Как всегда, она завершилась ударной фразой, напоминающей сонному студенту обо всем том, что он воспринимал краешком своего затуманенного сознания.

Свечение в масшине замигало, погасло и профессор Ян заорал:

- Чаю!

Распахнулась дверь, и домашний прислужник торопливо вкатил столик с чайным прибором, чашкой, млеком, жестянками оолонга и "Эрл Грея".

- Иногда, - пробурчал Ян, - мне кажется, что я издохну от скуки, если должен буду опять рассуждать о Бедствиях!

- Один кусок или два? - спросил прислужник, и Ян, пивший чай на старинный английский манер, с тревогой сосредоточил внимание на маленьких и дорогих до нелепости кусочках желтоватого нерафинированного сахара.

- Пожалуй, два, - сказал он.

Если на доходы от лекции он не сможет купить роскошную девицу, то, во всяком случае, ему хватит средств для бесперебойной покупки сахара.

Часы Мирграда вот-вот должны были показать 21, когда Ямасита, уютно обедавший дома со своей супругой Харико, услышал звоночки домашней масшины, настроенной на код Службы безопасности. Он поспешил в кабинет получить секретное сообщение Земной Безопасности. Кто-то раскололся на допросе. Яма слушал с нарастающим отчаянием.

- Дерьмо, моча и коррупция! - прорычал он. - Секретарь!

- Господин? - прожурчал компьютер монотонно.

- Свяжись со Стеффенсом Александром. Если его нет дома, - а его там, конечно, нет, - начни обзванивать заведения в квартале Облаков и Дождя. Подчеркни, что это вопрос безопасности, и мы требуем безоговорочного сотрудничества.

- Слушаюсь, господин. Его дом не отвечает.

- Начни с Дома Брата и Сестры, затем запроси Дом Восторгов Весны. Затем - Дом Воссиявшей Любви. А потом - все прочие.

- А когда я найду Стеффенса Александра?

- Скажи ему, чтобы тут же мчался ко мне, как...

- Это распоряжение передать дословно?

- Да.

Яма вернулся к столу, но еще не успел поджать ноги, как Харико приказала ему не употреблять грязных слов дома, где его могут услышать дети.

- Хорошо, маленькая жена, - покорно ответил представитель власти.

- И, конечно, вам опять надо на службу?

- Да, маленькая жена. Непредвиденные обстоятельства.

- Вы и ваши непредвиденные обстоятельства! - возвысила голос Харико. - Зачем я трачу часы, готовя вам вкусную еду, если вам всегда некогда ее есть? И почему вы прибегаете к услугам этого ужасного Стеффенса? Он мерзкая личность, живет - в его-то возрасте! - как блудливый кот. Не все могут обрести такое счастье, как мы, но каждый может вести приличную благопристойную жизнь.

Яма ел в молчании, иногда согласно кивая, пока запас слов Харико не истощился. Потом он поднялся наверх, снял уютное кимоно и снова надел жесткую форму, в которой ходил весь день.

По пути вниз, царапая толстую шею в попытках застегнуть воротник, он заглянул в спальни детей, проверяя, уснули ли они. Мальчики в своих двухэтажных кроватях спали самозабвенным сном детства. Глядя на них, нежно поглаживая их щеки, Яма подумал, что взрослые люди и животные спят настороженно, готовясь проснуться в любую секунду, а вот дети - никогда.

Затем зашел в спальню девочек, где его дочка Кази дремала, обняв плюшевого хакнима. Яма улыбнулся ей, но задержался у кроватки младшей. Рика казалась спящей куколкой, на ее полураскрытых губках поблескивал крохотный пузырек слюны. А он подумал, что, измени какой-нибудь недоумок прошлое, и девчушки не будет. Она просто не родится, не получит шанса на жизнь. Чудовищно! Заговор путешественников во времени должен быть немедленно раскрыт, а заговорщики - уничтожены. Все до единого.

У входной двери Харико повязала ему шарф и обняла. Целомудренность не позволила ей поцеловать мужа, хотя они стояли в двадцати метрах над улицей. Он похлопал ее по плечу и вошел в казенный плавнолет, который завис у порога.

- Львиный Дом, ворота сорок три, - приказал он компьютеру и откинулся на подушки сиденья.

В Доме Воссиявшей Любви профессор Ян отдыхал от своих академических трудов на мягком диване в салоне средних цен и разглядывал стереоскопические фигуры девушек под старинную мелодию из "Щелкунчика" Чайковского.

- Вы видите что-нибудь угодное вам? - осведомился компьютер, проецировавший трехмерные фигуры.

- Поистине "Вальс Цветов"! - сентиментально вздохнул Ян. В комнате веяло ароматом кифа, предположительно из скрытой курильницы.

- Смуглая красота мисс Люблюм так заметно контрастирует с редкой - если не сказать уникальной - красотой мисс Секскисси, - журчал компьютер, продолжая свою записанную на диск хвалебную речь. - Миндалевидные глаза мисс Мин напоминают нам о великолепии династии, у которой она заимствовала свой nom d`amour. Каждая юная красавица проходит ежедневное медсканирование для обеспечения ее гарантированной чистоты и нетронутости ни единой болезнью. Мисс Ганди преуспела во всех позах прославленной "Кама-Сутры". За небольшой дополнительный гонорар можно снять электронный кабинет, где имеются почти все новейшие средства усиления восторгов любви.

Профессор Ян уже почти сделал свой выбор - самое дорогое, что предлагало это заведение. Мисс Селасси была высокой стройной женщиной эфиопского происхождения, которую генетически превратили в альбиноску. Ящик назвал ее "Белый Тигр Нила", и лысый, бородатый, с длиннейшими ногтями Ян, на девяносто девятом году вплотную приблизившийся к предельной границе среднего возраста, поймал себя на том, что поразительная красота гетеры завладела его мыслями. Ее тело было подобно телу живой Афродиты, а ее лицо казалось ожившей маской древней Африки.

- Мисс Селасси, почем она?

- Сто ханов в час.

- О-о! А электронный кабинет сколько?

- Пятьдесят ханов в час. Однако, - вкрадчиво добавил ящик, - столь уважаемому человеку, как вы, досточтимый профессор, Дом с радостью предлагает особую цену: мисс Селасси вместе с электронным кабинетом на час за сумму...

Краткая пауза, во время которой Ян не успел встревожиться.

- Сто тридцать пять ханов - десятипроцентная скидка.

- Согласен, - выдохнул Ян, не давая себе времени подумать.

В ящике зашелестело - банк сверил отпечаток его голоса и перевел еще 135 ханов с его уже оскудевшего счета на один из многонулевых счетов Дома Воссиявшей Любви.

- Вам бы затребовать двадцать процентов скидки, - произнес голос, заставивший Яна подскочить.

Высокий жилистый мужчина с трубкой кифа в руке поднялся с соседнего дивана, потянулся и зевнул.

- Надеюсь, вы не подслушивали, - буркнул Ян.

- Постольку-поскольку, - сказал Стеф скучающим голосом. - Я уже сделал выбор, но дама пользуется спросом и пока занята. Я просто говорю, что, достань у вас духа поторговаться, вы могли бы получить двадцать процентов скидки, а то и больше, если нет наплыва клиентов. Скидка в десять процентов, которую вам предложили, это попросту реклама.

В груди профессора Яна разгорелась борьба между возмущением таким вмешательством в его личную жизнь и открывшимися экономическими перспективами. Победа осталась за вторыми.

- Неужели? - спросил он.

- Абсолютно. Имею опыт. Могли бы получить полный набор за сто двадцать.

- Вот как! А электронный кабинет... он того стоит?

- Да, если он вам требуется.

Ян все-таки начал сердиться, но тут дверь отворилась и вошла очень высокая голая женщина. Волосы у нее были заплетены в тысячу белобрысых косичек, а глаза казались овальными рубинами. Соски упругих, почти конических грудей гармонировали с глазами. По салону разлился легкий запах эрзац-амбры и смешался с дымом кифа. Ян сидел, как загипнотизированный.

- Клиент вы? - спросила она Стефа с некоторым интересом.

- Нет. Я жду Джун. А твой клиент - вот он.

- Ну, конечно, - вздохнула девица.

И взяв худую дрожащую руку профессора Яна в свою, Белый Тигр увела его.

Несколько минут спустя компьютер сообщил, во-первых, что Джун готова, и во-вторых, чтобы Стеф тут же мчался к полковнику Яме, как...

- Да ну его в разэдакую вселенную! - взревел Стеф. Диван весил сто кило, но он приподнял его и перевернул. На шум вошла стражница, вытаскивая взрывной пистолет длиной в ее руку. Стеф мгновенно успокоился.

- Йа би сори, - сказал он, складывая ладони и кланяясь. - Не понимаю, что на меня нашло.

Стеф видел немало жертв взрывного оружия. При выстреле в торс от трупа мало что оставалось: только голова, руки и ноги.

- Поставьте на место чертов диван, - приказала стражница, сверля взглядом дебошира. Она была монголкой, и очень крепкой на вид. Стеф послушался.

- Да, кстати, - сказал он в дверях. - Мне нужен чек на Джун. Я уже заплатил наличными.

- Поговорите с администратором, - проворчала стражница.

На улице Стеф глубоко вздохнул и вызвал плавнолет. Нет, он посчитается со свинни, которые не только свистнули червобур, но и сорвали его встречу с Джун. Это было нелогично, поскольку именно свинни в последнее время финансировали его времяпрепровождение. Однако Стеф жаждал быть нелогичным. В таком вот он пребывал настроении.

- Значит, кража была внутренним делом, - пробормотал он, тщетно пытаясь устроиться поудобнее в одном из черных кресел Ямы.

- Да. Проверенный и перепроверенный ученый, оказывается, принадлежит к террористической группе, называющей себя "Крукс". Жил тихо, никаких лишних денег. Во время испытаний на детекторе лжи энцефалограммы неизменно показывали правдивость его ответов. Беда заключалась в том, что задавали ему не те вопросы. Вы храните верность? Но верность чему? Он отвечает: да, подразумевая верность человечеству - по его понятиям. Вы член подрывной группы? Подрывающей что? Существующий порядок или благо человечества? И вновь лживый ответ сходит ему с рук.

- Но во что, собственно, верят эти вонючие "круксы"?

- В жизнь. В абсолютную ценность человеческой жизни. Червобур открывает способ обратить вспять худшую катастрофу в истории человечества - Время Бедствий. От этого зависят триллионы жизней - не только жизней, погубленных голодом, эпидемиями, войнами, но и всех их неродившихся потомков до десятого колена.

Стеф сердито заворчал, мучимый тоской по кифу, по Джун.

- Шайка дерьмовых идеалистов!

- Вот именно. Люди с верой в прекрасное нечто, готовые погубить реальный мир ради идеи. Да их всех необходимо прикончить!

Яма вскочил - энергичный, мускулистый, кривоногий. Ему было пятьдесят, и он расставался с молодостью, но занятия боевыми искусствами на протяжении всей жизни еще долго будут позволять ему оставаться в форме.

- Бей их! - взревел он, рубя рукой воздух.

Глядя на него, Стеф ощутил усталость.

- И для этого вы меня вызывали?

- Нет. Вернее, не только. - Яма рухнул назад в кресло. - Группа, вдохновляемая этой великой идеей, разумеется, разбита на ячейки, которые придется разыскивать по отдельности. Однако тот, кому развязали язык в Белой Палате, знал одно имя, с его ячейкой прямо не связанное, имя женщины, инопланетницы. Ее зовут Дьева. Одна из основательниц их движения, и она должна связаться с ним.

Стеф вздохнул.

- Какая-то информация о ней есть в ИЦ?

- Нет, - вынужден был признаться Яма. - Никаких сообщений из информцентра еще не поступало.

- Вот и вызовите меня, когда поступит, - сказал Стеф, вставая. - Я бесконечно благодарен за то, что вы оторвали меня от моего приятного отдыха, дабы снабдить сведениями, которые пока практического применения не имеют.

Яма проводил его до двери и кивнул темнооборотнику, который приблизился, источая смрад, точно вольер львов, сов и бакланов. Стеф зажал нос и прокрякал уткой.

- Обожаю посещать ваш кабинет, Яма. Несравненный воздух!

Полчаса спустя Стеф снова полулежал в салоне средних цен Дома Воссиявшей Любви и ждал. В его отсутствие Джун затребовал новый клиент. Стеф коротал время, покуривая киф и прикидывая, как пристрелить Дьеву из взрывного пистолета, кем бы она там ни была.

- Пфут! - сказал он, воспроизводя невпечатляющий звук этого оружия. Сложил длинные кисти в шар и быстро развел их, изображая взрыв внутри мишени. Стеф изучал баллистику и знал, что подобные пули взрываются в теле, образуя стремительно расширяющуюся сферу раскаленного газа и деструктивных частиц. "Дьева в атоми ся дисолва, - подумал он. - Свинн разлетается на кусочки, превращается в молекулы, атомы, протоны и кварки".

- Как счастлив я, господин, - прожурчал компьютер, - сообщить, что ваша избранница готова принять вас.

Стеф мгновенно оказался на ногах и устремился вперед, забыв кровожадные мысли. В сердце своем он был любовником, а не киллером.

Продолжение - в "Если"#2, 2002